– Не думаю, что ты можешь применить ко мне двеомер, чтобы заставить меня постареть.
–А ты все еще находчив и любишь пошутить. Нет, не могу, а и могла бы, не стала. Но вообще-то выход очень простой. Ты должен передать ран старшему сыну и покинуть Элдис.
– Что? Непросто сделать это человеку моего положения!
– Если ты откажешься от рана, твой сын сумеет его удержать. Если ты сам будешь удерживать его – твой сын его потеряет.
– Речь не только о треклятом ране! Ты хочешь, чтобы я бросил семью. Джилл, ради всех богов – у меня есть внуки!
– Ты хочешь увидеть, как их убьют, чтобы стереть всякие напоминания о потомках бастарда?
Он со стоном спрятал лицо в ладонях. Джилл безжалостно продолжала.
– Как только поползут первые шепотки, что ты, возможно, не чистокровный Майлвад, тебе придется улаживать это с помощью меча, а поединки чести и прежде приводили к войнам, особенно, когда на карту поставлен такой богатый приз, как Аберуин. Если ты проиграешь гражданскую войну, твои враги начнут охоту за любым ребенком, который может оказаться твоим совсем дальним наследником, даже за парнем Росы.
– О, придержи язык! Я знаю это так же хорошо, как и ты.
– Так в чем же дело?
Родри поднял голову и увидел, что она изучает его с холодным удивлением. В эту минуту он ненавидел ее.
– Легко и просто предлагать мне покинуть Элдис, но ведь я не изгнанник и больше не беспомощный младший сын. Если я пошлю королю прошение с отказом от должности, слухи начнут расти, как куча конского навоза в зимней конюшне. Кроме того, вдруг наши вассалы потребуют без утайки объяснить им мои мотивы? Я могу попробовать солгать, но очень сомневаюсь, что сумею сделать это убедительно. Король знает меня чертовски хорошо.
Обдумывая это, она нахмурилась.
– Пожалуй, ты прав. Придется над этим хорошенько подумать. – Она резко встала. – Если кто-нибудь спросит, зачем я приходила, скажешь, хотела сообщить тебе о смерти Невина, потому что в какой-то степени это правда. Увидимся, и очень скоро.
Она вышла и захлопнула дверь раньше, чем Родри успел встать со стула. Он попробовал убедить себя, что это был просто странный, пьяный сон, но эльфийское кольцо сверкало на пальце, напоминая о том, что это правда, и ему придется покинуть клан именно потому, что он так любит его. Кроме того, двеомер несколько раз спасал ему в прошлом жизнь, и теперь он с неожиданной холодной уверенностью понял, что пришло время оплатить свои долги.

Рожденный и воспитанный для того, чтобы править, наученный навязывать другим свою волю, соблюдая при этом все тонкости этикета, Каллин Майлвад не привык чувствовать себя виноватым и поэтому ненавидел непрестанные угрызения совести. Каждый раз, взглянув на отца, он ощущал, как совесть терзает его. Иногда ему хотелось, чтобы Родри… не умер, нет, ни в коем случае, но, может быть, чтобы стало заметно – когда-нибудь он все же умрет. Его затруднительное положение было в своем роде уникальным. Когда-то Родри отказался отправить Каллина на воспитание в другую семью, как того требовал обычай, и предпринял неслыханный доселе шаг – стал воспитывать своего сына сам, поэтому Каллин стал одним из тех редких знатных лордов в Дэверри, которые искренне любили своих отцов. Каждый раз, поймав себя на мысли о том, сумеет ли он когда-нибудь унаследовать Аберуин и чувствуя при этом угрызения совести, он понимал, каким мудрым был обычай отправлять сыновей на воспитание, сложившийся в этом мире, где могущество сына зависело от смерти отца.
Каллин также был абсолютно уверен, что отец подозревал в нем эти желания. Прошло всего несколько дней его пребывания у отца, а Родри становился все более замкнутым, проводил долгие часы, катаясь верхом, или сидел, запершись, в своей комнате. Каллин уже подумывал о возвращении домой, но он обещал провести у отца десять дней и боялся, что, уехав раньше, навлечет на себя подозрения.
Утром пятого дня он спустился к завтраку и обнаружил, что Родри уже покинул дан. Каллин пошел в конюшни, чтобы справиться об отце у грума, но гвербрет никому не сказал ни слова о том, куда едет. Возвращаясь домой мимо беспорядочно разбросанных сараев позади броха, он заметил двух служанок, увлеченно о чем-то сплетничающих.
Он не обратил бы на них никакого внимания, но завидев его, девушки внезапно замолчали. Он прошел мимо, изводя себя мыслями о том, что даже презренные слуги знают его тайну.
Чуть позже, поднимаясь в свою комнату в брохе, он застал такую же картину: на этот раз два пажа прекратили разговор, как только заметили его. Каллин схватил одного из них за ворот.
– И о чем же таком вы говорили, что не должен был услышать я?
Мальчишки мертвенно побледнели и попытались сбежать, но, станет он гвербретом или нет, а все же Каллин был могущественным лордом и никто не смел противоречить ему.
– Я прошу прощения, мой господин, мы говорили о пустяках.
– Неужели? Почему же вы оба так побелели?
Второй паж был старше и гораздо умнее. Он шагнул вперед и почтительно поклонился.
– Мой господин, мы никого не хотели оскорбить. Мы говорили о странных слухах. Возможно, вам следует об этом знать, господин мой, тогда вы сможете прекратить эти толки.
– Неужели? И о чем же болтают горожане?
– Ну, вы же знаете, господин, как молодо выглядит гвербрет. Мы слышали на рынке, как одна старуха говорила, что все это магия. Она сказала, старый колдун наложил это заклятие много, много лет назад, и гвербрет никогда не постареет, но умрет он совершенно неожиданно, как бы расплатится за это колдовство. Старуха сказала, что об этом рассказывает гертсин-менестрель. Он услышал об этом где-то на севере. – Мальчик помолчал, явно в затруднении. – Мой господин, но ведь это неправда? Его светлость такой хороший, я не хотел бы видеть, как он умрет.
– Ну, ну, конечно, это не может быть правдой. Не печалься об этом.
Однако сам он заколебался, вспомнив, о чем шептались в его клане: что в жизнь Родри много раз вмешивался двеомер.
А вдруг эта странная история – правда? Хотя к этому времени все в Дэверри знали, что магия существует, мало кому было известно, каковы ее возможности, поэтому Каллин готов был поверить, что именно магия помогала отцу оставаться таким неестественно юным.
Он взял для сопровождения четырех воинов и отправился в город. Поспрашивав людей на рыночной площади, он выяснил, что гертсин остановился в «Зеленом Гусе», лучшем постоялом дворе Аберуина, но там хозяин сказал, что как раз этим утром гертсин уехал.
– Бьюсь об заклад, мой господин, он знал, что ему нельзя здесь долго оставаться. Распускать такие грязные слухи о вашем отце! В теле гвербрета нет ни одной гнилой косточки, господин. Зачем бы он стал заключать договор с колдуном – только чтобы привлекательно выглядеть?
– Хорошо сказано. А что это был за парень?
– Зовут его Саламандр, мой господин, такой тощий, желтоволосый. О, язык-то у него подвешен хорошо, господин, поэтому не удивительно, что слух пополз по всему городу. Погодите-ка, мой господин. – Он помолчал, раздумывая и облизывая коричневые обломки зубов. – Саламандр ведь не сказал напрямую, что так оно и есть. Он сказал, что слышал об этом в Белглеафе, и спрашивал, как мы думаем – есть ли в этих слухах хоть слово правды?
– Понятно. Что ж, он уехал, и нас это больше не волнует.
Когда Каллин вернулся домой, Родри сидел за почетным столом и пил в одиночестве. Он помахал сыну с улыбкой, делавшей его похожим на самого себя, впервые за эти дни.
– Вот ты где, парень. А я сижу и думаю, не отправиться ли нам завтра на охоту? Я сегодня съездил в лесной заповедник, и егерь сказал, у нас там есть парочка молодых оленей. Мы можем убить одного и помочь старому вожаку сохранить свое положение до следующей весны.
– С удовольствием, отец.
Каллин сделал знак пажу, и тот налил ему эля. Они заговорили про охоту, и он забыл о странных слухах – очень уж хорошо было сидеть вот так с отцом. На рассвете Каллин присоединился во дворе к отцу и псарю. Хорошо обученные собаки лежали смирно, хотя от волнения лупили хвостами по булыжникам. Когда люди сели верхом на коней, собаки вскочили, столпились вокруг псаря, и он поспешил вместе с ними вслед за всадниками. В свете разгорающегося дня охотники выехали из Аберуина и направились на север вдоль берега реки Гвин, которая вышла из берегов и покрылась белой пеной из-за весеннего паводка. Примерно через восемь миль они добрались до заповедника – небольшого леска, казавшегося особенно маленьким по сравнению с огромными охотничьими угодьями гвертбрета дальше на север, недалеко от Белглеафа. Они остановились, чтобы позавтракать и дать собакам отдых. В это время из леса вышел егерь Элбан, грубо сбитый человек с обветренной кожей, прочный, как корень дуба, и сел рядом с ними. Он был робким, как молодой олень, и потребовалось довольно много времени, чтобы вытянуть из него те немногие новости, которые у него имелись для гвербрета; он говорил что-то одно и надолго замолкал, прежде, чем сказать еще что-нибудь. Родри слушал его с удивительным терпением.
К тому времени, как они собрались двинуться дальше, Каллин, страстно любящий охоту, горел от нетерпения почти так же, как собаки. В это время года деревья едва зазеленели, и папоротники еще не выросли. Увертываясь от веток, они ехали верхом среди дубравы следом за псарем и его сворой. Борзые бежали то в одну сторону, то в другую, больше принюхиваясь к ветру, а не к земле, то вдруг резко останавливались и начинали лаять. Смеясь, Родри пришпоривал вслед коня, за ним ехал Каллин, стараясь держаться вровень с собаками, которые вдруг резко повернули и помчались в сторону реки.
Неожиданно лошадь Каллина споткнулась, и он приостановился, чтобы дать ей возможность обрести равновесие и успокоиться. Когда он вновь направился вслед за охотниками, они уже были далеко впереди. Он едва видел их между деревьями. Потом он услышал собачий лай, перешедший в испуганное повизгивание, и вопль егеря. Держа копье наготове, он резко пришпорил лошадь, отправив ее в опасный галоп, и вырвался на поляну, где увидел вепря. Его подняли случайно, и, взбешенный, он напал на свору. Собаки кинулись врассыпную, а егерь едва успел взобраться на дерево. Каллин понял, что ругается всеми известными ему проклятиями.
У них не было собак для охоты на вепря. Более того, у них не было копий на вепря с особо прочными древками.
Лошадь в ужасе вскидывала голову; огромный вонючий вепрь атаковал одну из собак. Каллин пришпорил лошадь, но в это время появился Родри. Он промчался между вепрем и собакой, ударив кабана копьем. Разъяренный зверь, оставив собаку, кинулся на Родри. Издав боевой клич, Каллин помчался к ним, а Родри уводил зверя все дальше.
Каллин уже понял, чего добивается отец – заставить медленного, неповоротливого вепря бежать вперед, истекая кровью, пока он окончательно не устанет, и тогда его можно будет спокойно добить. Однако по его рыку было ясно, что у вепря сейчас период гона и, значит, битва будет нешуточная.
Но они забыли про реку.
Когда Каллин почти догнал их, лес кончился, и они оказались на берегу реки. Родри, пытаясь повернуть своего коня, кричал Каллину, чтобы тот держался подальше.
Лошадь увидела приближающегося вепря, встала на дыбы, потом поскользнулась и упала. Родри легко выкатился из-под нее, в это время вепрь повернул – и кинулся в атаку.
– Отец! – Голос Каллина напоминал крик испуганного ребенка. – Отец!
Не сумев подняться на ноги, Родри дернулся в сторону и покатился прямо в реку. В слепой ярости вепрь кинулся следом за ним. Потом Каллин так и не мог вспомнить, когда же он успел спешиться и сорвать с себя кожаное охотничье снаряжение. Все, что он помнил – он уже в реке и плывет, в отчаянии мечется от берега к берегу, давая течению снести себя вниз по реке, и, наконец, в полном изнёможении, слышит крик Элбана.
– К берегу, мой господин! Я умоляю вас, плывите к берегу!
Из последних сил Каллин, борясь с течением, добрался до берега и ухватился за древко копья, протянутого Элбаном. Остатки сил ушли на то, чтобы выбраться на берег.
– Я его так и не увидел, – выдохнул Каллин.
– Я тоже, ваша светлость.
Каллин услышал этот почетный титул и почувствовал, что задыхается. Когда он поднял голову, то увидел, что по лицу егеря струятся слезы, и разрыдался сам. Слезы душили его. Подозрения, зависть, страхи – все позади, но он был готов провести год в аду, лишь бы вернулся отец.

– Клянусь всеми богами и их женами, – прошептал Саламандр, и лицо его было белым от ужаса. – Я и подумать не мог, что твой парень кинется спасать тебя.
– Не думал и я, иначе ни за что бы не согласился на этот безрассудный план. – Родри готов был ударить его. – Аберуин мог в один злосчастный день остаться без обоих гвертбретов! О, боги, неужели надо было делать этого проклятого вепря таким жутким? Я не представлял себе, что иллюзия может так вонять!
– Ты не понимаешь, брат мой. – Саламандр провел ладонью по своему потному лбу. – Этот вепрь – не моих рук дело. Он был настоящим – телесное, материальное, реальное и совершенно незапланированное совпадение!
Кровь отхлынула от лица Родри.
Он собирался как-нибудь особенно грязно выругаться, но в это время в их убежище, заросшую папоротниками канаву на другом берегу реки, вползла Джилл.
– С ним все в порядке, – прошептала она. – С ним егерь и псарь, и все собаки там. Лошади успокоились, и они, без сомнения, скоро отправятся домой. Нам лучше выбираться отсюда, пока все твои воины не заявились сюда в поисках твоего трупа.
– Они больше не мои.
– Да, это верно, и нам остается благодарить богов за то, что они теперь принадлежат твоему старшему, а не второму сыну. – Она повернулась к Саламандру. – Ты и твои идиотские, отвратительные, мерзкие и грязные «продуманные» планы!..
– Но ведь именно ты настаивала на том, чтобы было побольше свидетелей, и ты же согласилась с этим планом! Не брани меня, о властительница опасных сил, ведь не я привел на их путь этого вонючего вепря!
Джилл продолжала ворчать что-то себе под нос, но больше к этой теме не возвращалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55