* * *

– Так вот, миледи, – доложил Мэйхью, – в течение последних полутора часов мы перехватили еще шесть разговоров. А поскольку доступ у нас имелся лишь к спутникам, находившимся в зоне прямой видимости, можно предположить, что имели место и другие.
– Логично, – пробасил МакКеон.
Усаживаясь рядом с Хонор, он потер челюсть и прозондировал кончиком языка дырки, оставшиеся после встречи его зубов с прикладом ружья конвоира. Эта привычка, оставшаяся у него на память о путешествии на борту «Цепеша», похоже, помогала ему думать.
– Если вокруг планеты вертится столько шаттлов, эфир наверняка будет забит болтовней. Особенно если у пилотов вместо голов языкастые задницы.
– Алистер, как можно! – с улыбкой пробормотала Хонор, а Нимиц, лежавший у нее на коленях, издал негромкий смешок.
На прошлой неделе он закончил линьку и теперь переносил здешний климат гораздо легче, что, впрочем, не мешало ему радоваться царившей внутри шаттла кондиционированной прохладе. Ласково погладив кота по голове, Хонор склонилась над картой, которую Мэйхью развернул на откидном столе. Приличный голографический проектор имелся на борту лишь в рубке, однако для работы вполне годились и сделанные с компьютера распечатки. Правда, чтобы разобрать сделанные на пластике рукой Мэйхью пометки, Хонор пришлось склониться еще ниже, и она невольно пожалела о том, что кибернетического глаза лишилась, а у естественного отсутствует режим увеличения.
Разобравшись с записями, Хонор откинулась на стуле и погрузилась в размышления. Как и МакКеон, она вынесла с «Цепеша» своего рода нервный тик: правая ладонь непроизвольно поглаживала левую культю, в тщетной попытке унять «фантомную» боль в ампутированной конечности. То есть по правде сказать, это был скорее «фантомный зуд», но невозможность почесать там, где так отчаянно чесалось, просто сводила с ума.
– Именно задницы, – щербато ухмыльнувшись, настаивал на своем МакКеон. – Более того, судя по этой муре, – он ткнул пальцем в распечатку переговоров, – никто из них даже эту самую задницу не сумеет найти без детального полетного плана, дюжины навигационных маяков и посадочного радара.
– Может, и так, но как раз по поводу этой их особенности я сокрушаться не собираюсь, – сказала Хонор, и Нимиц поддержал ее одобрительным урчанием.
– Да уж, – согласился МакКеон. – Нам их дурость только на руку.
Хонор кивнула и, бросив попытки почесать отсутствующую руку, провела указательным пальцем по карте, прикидывая, что же они все-таки выяснили. Собственно, большая часть полученной информации служила лишь подтверждением сведений, добытых ранее Харкнессом, однако и подтверждение было отнюдь не лишним.
В отличие от описанного в поэме Данте, классика докосмической эпохи, здешний Ад состоял из четырех континентов и одного острова, большого, но все же не дотягивавшего до звания материка. Похоже, ни служащие Госбезопасности, ни участники экспедиций, первыми обследовавшие эту планету, поэтами не являлись: не напрягая фантазии, они присвоили этом участкам суши незатейливые имена «Альфа», «Бета», «Гамма» и «Дельта». Только остров, проявив-таки творческий подход, назвали Стиксом, но Хонор сочла их идею не слишком удачной. Банальным показался ей и назойливый повтор мотива названия трех лун: Тартар, Шеол и Нифльхайм. Увы, в те времена, когда естественные спутники планеты получали свои имена, никому не пришло в голову поинтересоваться мнением леди Харрингтон.
Руководствуясь информацией, добытой Харкнессом до побега, МакКеон посадил шаттлы на восточном побережье Альфы, самого обширного из материков. В результате лагерь беглецов и находившуюся на Стиксе базу «Харон» разделяло примерно две тысячи километров, что составляло почти ровно половину окружности планеты. Хонор в то время была без сознания, но случись ей принимать решение, оно оказалось бы таким же, и по тем же самым причинам. Иными словами, решение было лучшим из всех возможных, из чего, однако, не следовало, что оно являлось безупречным. С одной стороны, местоположение беглецов сводило вероятность их случайного обнаружения почти к нулю, однако большое расстояние не позволяло осуществлять слежение за неприятельской базой им самим.
Хорошо еще, что, когда пришло время развозить продовольствие по лагерям, переговоры, как и предполагала Хонор, резко оживились, а поскольку велись они через стационарные спутники, то оказались доступными для перехвата.
– Расс, по скольким их пташкам у нас есть коды опознавания «свой-чужой»? – осведомилась она.
– Э… пока по девяти, мэм.
– А какой шифр используется?
– Вообще никакого, мэм, если не считать системы автошифровки. Вообще-то при установке она была вполне приличной, но с тех пор сколько воды утекло. Наше программное обеспечение новее на несколько поколений, и все перехваченные сигналы дешифровались автоматически, причем все их системные шифры, также автоматически, загружались в нашу память. Если бы вам захотелось, мэм, – задумчиво добавил он, – мы в два счета могли бы продублировать форматы их сообщений.
– Понятно, – пробормотала Хонор и откинулась назад задумчиво почесывая Нимица за ушами.
«Санко несомненно прав», – размышляла она. Хотя нынешние хозяева Ада были уверены в полной своей неуязвимости, их предшественники, восемьдесят лет назад превратившие планету в тюрьму министерства внутренней безопасности, отличались меньшей самонадеянностью и не поленились оснастить базу самыми совершенными для того времени программными средствами защиты… Разумеется, этой системой предусматривалось соблюдение строгого протокола связи согласно которому на каждой стадии процесса получатель любого запроса непременно идентифицировал отправителя, а отправитель получателя. Но то было раньше, а нынешних хозяев планеты такие вещи, похоже, особо не заботили. Правда, изымать соответствующие программы из памяти компьютеров они не стали, однако проверять результаты автоматической идентификации ленились, поскольку не видели в этом смысла. Центральная система управления движением ограничивалась тем, что присваивала каждому летательному аппарату взятый из банка памяти маяка код «свой-чужой» и автоматически запрашивала маяк всякий раз, когда летательный аппарат передавал позывные. Таким образом, все передачи, прошедшие через один спутник, маркировались одинаковыми кодами, и компьютеры могли отслеживать их без участия персонала.
В довершение ко всему этот самый персонал не утруждал себя хоть сколько-нибудь частой сменой упомянутых идентификационных кодов, полагаясь на сохранившийся с основания базы пакет автошифровки, что, по большому счету, было даже хуже, чем отсутствие какой-либо защиты. Если кто-то (в чем Хонор сильно сомневалась) и отягощал себя нечастыми размышлениями на сей счет, он тут же успокаивал себя тем, что защитная оболочка существует. Гадать, хороша она или нет, при столь благодушном подходе к делу едва ли пришло бы кому-нибудь в голову. Идентификация источника передачи как таковая заботила только центральный системный коммутатор «Харона». Дежурные операторы явно придерживались мнения, что сам факт присутствия сигнала в сети является доказательством того, что данный сигнал имел право туда попасть.
«Впрочем, – сказала себе Хонор, – возможно, они далеко не столь безответственны и глупы, как мне хочется думать». В конце концов, ситуация, сложившаяся сейчас, уникальна, и вероятность ее возникновения ничтожна. Сотрудники базы имели веские основания считать, что на всей планете, – да что там, во всей звездной системе, – никто, кроме них, компьютерным оборудованием не располагает. Чрезмерная забота о защите сетей при таких обстоятельствах могла показаться доказательством не разумной осмотрительности, но маниакальной подозрительности.
Подняв руку, Хонор мягко помассировала парализованную щеку, в то время как здоровая половина ее лица скривилась в гримасе. Да, безалаберность хевов была объяснима, но все равно оставалась безалаберностью. А коммодор Харрингтон давно усвоила, что безалаберность никогда не ограничивается единственной сферой: люди, проявляющие беспечность или небрежность в одной сфере, непременно проявят ее и в соседних. Что ни говори, а хевы на этой планете проявляли непростительные самоуверенность и благодушие.
«И жаловаться на это я уж точно не собираюсь!»
– Ладно, – сказала она и, знаком поманив МакКеона, снова постучала по карте. – Похоже, Алистер, они используют только примитивные коды «свой-чужой», а поскольку аппаратное обеспечение наших шаттлов это вполне допускает, мы могли бы одолжить один из опознавательных кодов…
– И ввести его в свой маячок, – закончил за нее МакКеон, и она кивнула.
Он почесал нос и шумно вздохнул.
– Позволять-то, да, позволяет, но ведь это штурмовые шаттлы, а не те летающие мусорные баки, на которых они развозят тюремные пайки. Эмиссионный след у нас совершенно иной, и стоит нам попасть в поле зрения хорошего сенсора, как нас мигом раскусят.
– Как пить дать, – согласилась Хонор, – раскусят, но только если удосужатся этот сенсор на нас направить. А все увиденное нами до сих пор говорит о том, что народ здесь обосновался ленивый. Самоуверенный и ленивый. Помнишь, что говорил адмирал Курвуазье на Высших Тактических Курсах? «Неожиданностью называют то, что случается, когда люди долгое время упорно не желают замечать очевидного».
– Думаешь, они опознают идентификатор и успокоятся?
– Еще как успокоятся, Алистер. Сам посуди: на планете любой кусок железа, способный взлететь и выйти на связь, принадлежит им. Чужих здесь нет и быть не может, так чего ради им напрягаться? Даже если кто-то засечет неидентифицируемый сигнал, это, во всяком случае поначалу, спишут на ошибку приборов. Откуда здесь взяться чужой пташке?
Она хмыкнула и добавила:
– На Старой Земле подобный подход очень дорого обошелся персоналу базы именовавшейся «Пёрл-Харбор» Честное слово, я не предполагаю, что кто-то из читателей не знает что случилось в Пёрл-Харборе 7 декабря 1941 года, однако возможно не все в курсе, что радарная станция, установленная на базе, своевременно заметила приближающиеся самолеты японцев, но они были приняты операторами за свои бомбардировщики, возвращающиеся из тренировочного полета. – Д.Г.

, однако операторы станций слежения из поколения в поколение повторяют ту же ошибку…
– Логично, – пробормотал он и мысленно почесал голову, гадая, как бы незаметно для Хонор выяснить, что это за история с Пёрл-Харбором. У нее в памяти хранилась уйма исторических фактов, и выяснение подоплеки тех или иных ассоциаций стало для него своего рода хобби.
– Вопрос в том, – размышляла вслух Хонор, – как регулярно и насколько часто осуществляется доставка продовольствия.
– Мне удалось получить кое-какие цифры, миледи, – доложил Мэйхью. Он сидел слева от нее, и, чтобы взглянуть на него зрячим глазом, ей пришлось повернуться в кресле. – Полной уверенности в их точности у меня нет, но я сопоставил их с информацией, добытой Харкнессом, и произвел на этой основе несколько экстраполяций.
– Так-так, слушаю.
– Короче говоря, коммандер Летридж, Скотти и я поработали с теми материалами, которые Харкнессу удалось вытащить из базы данных «Цепеша». Вообще-то ему было не до планеты: он полностью сосредоточился на взломе корабельной сети и фильтровать информацию не успевал. Мы покопались в том, что он скачивал между делом, и выудили интересные цифры. По нашим со Скотти прикидкам, здесь находится как минимум полмиллиона заключенных.
– Пол миллиона ? – переспросила Хонор, и Мэйхью кивнул.
– По меньшей мере, миледи, по самым скромным подсчетам. Вспомните, эта планета уже восемьдесят лет служит местом содержания тех, кого власти считают особо опасными. Данные, касающиеся такой категории заключенных, как военнопленные – прежде всего, захваченные хевами при оккупации Тамбурина и звезды Тревора, – можно считать сравнительно надежными. Разумеется, в Ад отправляли не всех пленных: главным образом сюда попадали люди, не смирившиеся с новой властью и склонные создавать группы сопротивления. Впрочем, нынешняя Госбезопасность решила бы проблему проще, расстреляв смутьянов на месте. Так или иначе, в течение последних десяти лет перед атакой на Альянс население планеты почти не росло, а после обострения военных действий ГБ начала присылать сюда совсем не тех заключенных, которых ожидал бы увидеть я.
Хонор подняла бровь, и он пожал плечами.
– Будь я шефом Госбезопасности и имей я в своем распоряжении сверхсекретную и сверхнадежную тюрьму, у меня не было бы сомнений в том, что именно здесь следует содержать военнопленных владеющих важной информацией. Сами посудите: бежать отсюда нельзя, вызволить заключенных, поскольку место их заточения противнику неизвестно, никто не может, и я, таким образом, получаю возможность обрабатывать их и выколачивать из них информацию, не торопясь и ничем не рискуя. Но главари хевов почему-то предпочитают проводить допросы ближе к центру Республики, может быть, даже на самом Хевене. А здесь, в Аду, они держат не особо ценных заключенных, а особо опасных, тех, кто при содержании в других лагерях создает проблемы.
– Какого рода проблемы? – осведомился МакКеон.
– Да какие угодно, сэр, – ответил Мэйхью. – широчайший, от попыток побега до организации акций неповиновения. Или, скажем, стремления сохранить в лагерях для военнопленных дисциплину и структуру своих флотов. Короче говоря, Ад представляет собой штрафной лагерь для смутьянов.
– Вот как! – глаза Хонор блеснули. – Стало быть, сюда свозят самый отчаянный народ со всех тюрем Республики?
– Выходит, так. По нашим со Скотти подсчетам получается, что военнопленных на планете насчитывается тысяч сто восемьдесят-двести. Ну а остальные триста-четыреста тысяч – это гражданские лица. Примерно треть из них оказалась здесь после разгрома различных групп сопротивления на завоеванных планетах, но большинство – обычные жертвы политических репрессий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101