В общем, за плотников мы сошли. Благо, пока никто не пытался нас нанять, но я был уверен, что выкрутимся и в этом случае.
Но все же, ощущал я себя не в своей тарелке. Неуютность моего самочувствия объяснялась прежде всего собственным внешним видом и тем, что Дан ни слова не знал по-арабски.
Понятное дело, что я пошел самым простым путем и выдавая его всюду за глухонемого. Но с таким напарником я должен был бы в совершенстве владеть языком жестов. Но, увы, не владел. Поэтому при посторонних донести что-то до Дана не было почти никакой возможности. Иногда приходилось имитировать оживленную беседу на немом языке друг с другом, однако проблему общения это никак не снимало – ни я, ни Дан языка жестов не знали. На этом можно было проколоться всерьез. Но пока везло.
Обремененный немотой и глухотой, напарник несколько раз убеждал меня уйти в подполье и пробираться к Баксану окольными тропами, минуя городки и аулы. Я не поддавался, мотивируя это необходимостью хоть что-то выспросить о недавних событиях, о названии аулов и о прочих мелочах, необходимых в случае обнаружения. Дан же не соглашался, мол, можно прикинуться совсем дикими горцами, живущими охотой и ничего ни о чем не знающими. В этом был кое-какой резон, но эту легенду я придерживал на крайний случай. В ней имелся серьезный недостаток, поскольку пока мы на легальном положении, можно было останавливаться на постоялых дворах, прикупить пару верблюдов и питаться в предназначенных для этого местных заведениях.
Кстати, никакого особого любопытства по поводу вживания в местную культуру я за Даном не заметил, вопреки уверениям Дворжека. Нет, пока не отправили яхту назад, напарник несколько раз высказывался по поводу своего желания узнать арабов поближе, но как дошло до дела, он как-то просел в этом вопросе. Ну, понятно, что для глухонемого не так просто влиться в чужую культуру, однако причина таилась не только в этом. Я-то и до нашего рейда арабов знал прекрасно, в отличие от Дана. И для меня не было секретом, что в их современной культуре ничего интересного нет. Дремучие религиозные нормы составляли в ней восемьдесят процентов, минимум. Так что любопытство Дана было в полной мере удовлетворено уже в первые часы автономного пребывания на территории Халифата. Дальше ему стало не до этнографических изысканий. О собственной шкуре надо было заботиться, а это куда более занимательно.
С верблюдами, кстати, тоже оказалось не все просто. Я-то думал, что если Дан бывший офицер, то его должны были учить верховой езде. На случай работы в тылу врага. Но это оказалось моим глубоким заблуждением. Сухопутный военный никак не мог оказаться в тылу врага, в отличие от флотского. Ему не на чем так далеко забраться. В общем, подобного курса в их подготовке не было, и Дана ни на верблюдах, ни на лошадях, ни на ослах ездить не учили. Хотя я мог догадаться, что раз Дан не знает самого слова «лошадь», то и в седле сидеть не большой молодец. Не скажу, что я сам превосходный наездник – не было никогда к этому тяги при наличии более удобного транспорта, но стремя с уздечкой не путал.
По здравому размышлению, неумение Дана держаться в седле и нежелание в него сесть, особого удивления у меня не вызвало. Поразило другое – напарник нисколько не удивился, когда в Беш-Тау мы увидели лошадь. Сразу стало понятно, что он уже встречал это животное, да и странно было бы, ведь он выполнял задание Института на Кавказе. Тогда у меня мелькнула мысль, что Дан придуривался насчет непонимания шутки о свадебной лошади, но, подумав, я сообразил, в чем забавность ситуации. Он просто не знал, как называется лошадь по-русски. Видеть-то видел, а толку? В Сан-Петербурге они по улицам не разгуливают. Как и верблюды. Тут же, на Кавказе, гравиотранспортом обладали только главари бандитских кланов. Оно и понятно – своего производства подобной техники арабы наладить не могли по причине отсутствия четырехмерных технологий. Все антигравы были тут трофейными, похищенными в набегах на имперскую территорию. Поэтому лошади, верблюды и ишаки оставались тут преобладающей тягловой силой, как в дремучем Средневековье, из которого арабы сознательно не хотели выкарабкиваться.
Уже на второй день путешествия мне удалось по дешевке приобрести двух верблюдов. Лошади стоили не в пример дороже. Покупка животных оказалась очень простой задачей в сравнении с другой – усадить Дана в седло. Потратить пришлось целый день и массу самых крепких выражений, которым я научился за время службы в винд-флоте. Но прогресс налицо – напарник, пусть косо и криво, научился сидеть на верблюде и управлять им. Это сэкономило нам массу сил, но, с другой стороны, было еще одним фактором, по которому нас могли вычислить. Техника выездки у Дана сложилась весьма далекой от совершенства и не походила на ту, которой владели местные. Когда мы проезжали селения, над Даном смеялись не только игравшие у дороги мальчишки, но и мужи куда более взрослые. Пришлось слегка изменить нашу легенду и поднагрузить напарника в плане актерских способностей. Продолжая выдавать себя за бродячего плотника, его я представлял своим полоумным братом. В сочетании с глухотой и немотой, это проходило. Арабы издавна недолюбливали ущербных, а потому не особенно вдавались в подробности. Тут уж скорее я попадал под подозрение, возясь с придурком, пусть и родственным мне по крови. Но ничего – помогла наскоро выдуманная история о завещании отца, велевшего мне научить брата плотницкому мастерству. А воля старших в Халифате закон, так что прокатывало.
Вообще, еще до высадки, мне пришлось натаскивать Дана по многим вопросам, особо касавшимся отправления исламского религиозного культа. Я его часами заставлял усердно показывать небу задницу, распластавшись ниц башкой в сторону Мекки. А когда он сопротивлялся, я напоминал ему о его этнографическом любопытстве и о прекрасной возможности на собственной шкуре почувствовать мусульманские обычаи. Скорее всего это была одна из причин, почему это любопытство так быстро иссякло.
К полудню пятого дня мы въехали в большой аул в самом начале Баксанской долины. Дальше путь предстоял достаточно дикий, чтобы можно было позволить себе, как следует, отдохнуть. К тому же я не забывал о возможных происках Аль Руха. Фактически на всем протяжении марша, что до высадки, что после, мы двигались достаточно бодрым темпом, за исключением исторического дня с обучением езде на верблюде. Поэтому лазутчики, если они были посланы, скорее всего, плелись в хвосте. Тут же я сознательно решил дать им возможность нас догнать. Известное зло лучше неизвестного.
Расположившись с Даном на придорожном постоялом дворе, я снова, как и много раз за свою бурную жизнь, попробовал размышлять, уподобившись противнику. В одном я был убежден совершенно точно – Аль Рух ничего не знает о потерянном русскими «Святом Николае». Почему? Причин было несколько. Первая и главная – он не попытался им завладеть. Хотя если кто из арабов мог это сделать, так это он. Хотя тоже не факт. Другая причина состояла в том, что если на территории какого из местных князьков случилось чудо, вроде появления бесхозного винд-эсминца, обрадованный феодал вряд ли поспешит сообщить об этом соседям. Скорее сам попытается как-то обустроить находку. Слишком хорошо я знал арабов, чтобы допустить нечто иное. Если следовать этой логике, Аль Руху про корабль узнать было попросту неоткуда. Тогда, с его точки зрения, совершенно непонятно, за каким шайтаном один из потомков Соломона поперся из весеннего Сан-Петербурга в долину реки Баксан. Смотрит он на свой Компас и диву дается, наверное. Это в том случае, если он отследил весь мой путь от Питера.
Я стоял у окна занятой нами комнаты и смотрел, как во дворе пятеро арабов меланхолично курят кальян. Дан, вымотанный верховой ездой, улегся на тахту и сразу отключился. Свежий ветер дул вдоль долины, неподалеку журчал бурный Баксан. Сладковатый дым гашиша распространялся по двору от кальяна. И тут меня осенило. Уж чего точно не мог сделать Аль Рух, так это отследить мое перемещение из Сан-Петербурга, поскольку мы телепортировались сразу в таганрогские степи, почти к самому Ейску. И если Компас просто показывал местонахождение потомков Соломона, не идентифицируя каждого из них, то мы могли оказаться в презабавнейшей ситуации. Аль Рух мог попросту не знать, с кем на данный момент имеет дело. А это давало немалые преимущества. Вплоть до того, что при благоприятных раскладах можно будет вовсе избежать штурма Шам-Шаха. Надеяться на это не имело смысла, а вот придержать в уме стоило. Для того хотя бы, чтоб не попасть впросак, в случае неординарного развития ситуации.
В принципе, для меня очень важным становился вопрос, способен ли Компас Соломона отличить одного потомка от другого. Интуиция мне подсказывала, что не может, но вербализовать это ощущение я пока не мог. Ладно, может, сложится позже. Но я и невербализованным ощущениям давно научился доверять. Надо только прикинуть, как в эту картину вписывается попытка захвата яхты замаскированными под полицию боевиками.
И тут у меня словно лампочка в голове зажглась, высветив все с поразительной ясностью. Ну конечно! Не знал Аль-Рух, с кем имеет дело! И попытка захвата отнюдь не была случайной. Где бы ни находился Аль Рух, он по Компасу мог видеть всех потомков Соломона. А мог ли он видеть того, кто прятался на базе Института? Ответ был до крайности важен, поэтому я, ничуть не мучаясь угрызениями совести, растолкал Дана и спросил у него, защищена ли База какими-нибудь магическими щитами.
– Ты сдурел? Дай отдохнуть! – взмолился напарник.
– Дам. Ты только скажи, чего стоит База в плане магической защиты?
– Что тебе взбрело в голову? – скривился он.
– Потом объясню. Просто ответь.
– Фиг пробьешься, – пожал плечами Дан. – Там Дворжек лично все прорабатывал. Причем учитывал любую теоретически возможную опасность. И не забывай, что, с точки зрения любой тонкой сущности, Базы вовсе не существует, там сплошной грунт.
– Выходит, что Компас Соломона не мог меня там засечь?
– Мог? Плохо ты знаешь Дворжека. Уверен, что когда наши тебя забрали и телепортировали под землю, Аль Рух потерял тебя наглухо. Скорее всего, Компас сработал так, словно один из потомков древнего мага просто отбросил коньки. Исчез из наблюдаемого пространства.
– Все, можешь спать.
Дан ничего не ответил, перевернулся набок и почти сразу захрапел. А у меня настроение поднялось многократно. Следовательно, при выходе яхты из транспортного коридора Компас засек наше местоположение. Но чье это именно местоположение, Аль Рух понятия не имел. Это значит, что у него была связь с партизанами под Ейском. И они получили задание перехватить нас. Очень даже логично. У них полицейские гравилеты, сопротивления не предполагалось. А предполагалось захватить пассажиров и экипаж яхты, доставить в партизанский лагерь, а дальше прибыл бы или сам Аль Рух, или, еще скорее, его помощник. Сама яхта стала бы превосходной платой партизанам за проведенную операцию.
Допустим, во время боя лже-полицейские успели выйти на связь с лагерем и сообщить о возникших проблемах. Как эту информацию мог воспринять Аль Рух? Да как угодно! Забавность ситуации заключалась в том, что, находись на яхте арабы, они бы тоже стали отстреливаться. Причем как раз арабы точно стали бы отстреливаться от полицейских, а вот русские наверняка нет. С чего русским отстреливаться от полицейских?
Получается, что сам факт боя мог натолкнуть Аль Руха на мысль, будто один из потомков Соломона арабского происхождения умудрился захватить туристический круизер и гонит его к границе. Тут к нему подкатывают лже-полицейские, и отпрыск древнего царя дает им достойный отпор. А через несколько часов мы прорываемся через границу! Зачем это понадобилось бы русским? Да на месте Аль Руха я был бы на девяносто процентов уверен, что к нему в руки идет бесценная находка – араб, в жилах которого течет кровь Соломона.
Скорее всего, его лазутчики встретили нас в Беш-Тау или по пути оттуда к баксанской долине. Не важно. Важно, что они сразу донесли до Аль Руха информацию, что потомок мага действительно араб – безупречно владеет языком и к внешнему виду не придраться. Ай да Дворжек! Ай да голова! Гений, леер-трос бы ему в задницу по самое некуда. Неужели трудно было поделиться своим планом в полной мере? Интересно, а Дан знает? Тоже, наверное, нет. Хотя в скрытности Щегла мог быть определенный резон – это обеспечивало естественный ход событий. Знай я столь хитрый план наперед, я бы начал его форсировать и мог завалить все на корню.
Но каков же хитрец! Я вызвался поднять в воздух брошенный эсминец, а Дворжек на этом играет свою игру. Варит башка у мужика, нечего сказать.
Итак, со слов лазутчиков Аль Рух наверняка убедился в том, что имеет дело с потомком Соломона арабского происхождения. А ведь это его мечта! Этим, пожалуй, проще всего объяснить то, что на нас до сих пор не напали. Ведь Аль Рух, скорее всего, банально ищет подход к незнакомцу. Думает, как его лучше завербовать. Замечательно. Все сложилось в такую стройную картину, что я изрядно повеселел. К тому же подобная ситуация давала мне волю сыграть и собственную игру. Но это мы пока до поры отложим. Это мы применим как козырь, которых до сей поры у меня не было. А пока надо расслабиться и подождать, когда агенты Аль Руха проявят себя более явно. Тогда и пораскинем мозгами насчет дальнейших планов. А пока необходимо придумать очень хорошую легенду на случай гипотетического контакта.
Усевшись на тахту рядом со спящим Даном, я погрузился в тактические размышления. В первую очередь, это ясно, необходимо увеличить круг контактов. Если будем сиднем сидеть в комнате, агенту Аль Руха выйти на меня будет сложно. Хорошо было бы прогуляться без Дана, но я остерегался оставлять его в комнатке одного. Среди арабов найдется немало любителей поддеть дурачка, и неизвестно, чем такая подначка кончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45