– Кто же тогда может, если не вы?
– Арабские террористы, – коротко ответил Альберт. – Точнее, один из них. Сильнейший маг по прозвищу Аль Рух.
И в голове у меня все встало на свои места. Сразу. Резко. И я сразу записал неведомого мне до этой минуты Аль Руха в личные враги. Навсегда. Независимо от того, встретимся мы или нет. Потому что именно по его милости я угодил под трибунал и навсегда распрощался со службой в винд-флоте. Теперь это было для меня яснее ясного.
– Он и есть главарь моих похитителей? – уточнил я. – Это он приказал врезать мне по башке и упрятать в подвал?
– Да.
– Тогда он тупой.
– Почему? – удивился Дворжек.
– Потому что он рассчитывал пытками склонить меня на свою сторону.
– Ты ошибаешься! – Щегол усмехнулся и тоже отпил из стакана.
– В чем?
– Не предполагалось никаких пыток.
– Как не предполагалось? – удивился я. – Что за чушь? Я был в пыточной. И эта чертова медсестра… И оборудование для инъекций, и медицинские инструменты…
– Скорее всего, она сама не знала, для чего ее притащили. Наверняка ей ляпнули первое, что пришло на язык, и самое понятное. Пытка… Пытать тебя мог любой, закончивший медресе лекарь. Но им нужна была именно медсестра. Знаешь, почему?
Несмотря на выпитое, у меня похолодели пальцы.
– Ну?
– Им нужна была твоя кровь. Точнее Аль Руху. Именно в ней весь секрет. Как в прямом, так и в переносном смысле слова.
– Они собирались сделать переливание? – Я сглотнул и снова промочил горло.
– Скорее вливание. От тебя к нему. Не всю и не сразу, я думаю.
– Выходит, я им нужен был только в качестве холодильника? Чтобы кровь не портилась?
– Примерно так.
– Что же в ней такого, в моей крови? За каким чертом она арабам?
Дворжек с хитрым видом указал на экран.
– В ней содержится передающаяся по наследству генетическая метка, имеющая в своей структуре лептонную составляющую. Нечто вроде печати. И эта печать устроена так, что заставляет любых лептонных тварей подчиняться тебе. Не со всеми так легко, как с демоном, для управления многими нужны специальные заклинания…
– А без печати заклинания не действуют?
– Все зависит от того, что за лептонная сущность. На некоторых действуют, на некоторых нет.
– Эта печать искусственного происхождения или какое-то природное свойство? – спросил я.
– Искусственного. Ее создал очень сильный маг. Один из сильнейших в мире. Может быть, даже сильнейший. И намеренно создал ее так, чтобы ею мог пользоваться не только он сам, но и его потомки. У него было много потомков. От разных жен. И ты – один из них.
Хорошо, что я сидел. А то бы шлепнулся на задницу, честное слово.
– Я потомок самого сильного мага? – прошептал я.
– Да. Причем имя этого мага известно не только тебе, но и всем людям, умеющим читать. За тысячу лет до Рождества Христова он создал печать, позволяющую повелевать любым чудовищем лептонного мира. Поначалу считалось, что печать эта была выгравирована на перстне. Потом предполагали, что это лишь некий символ. Потом, когда экзофизика шагнула вперед, уже понимали, что это скорее пространственный образ. Теперь же мы знаем точно – это участок генома, имеющий стереометрию, читающуюся на лептонном уровне.
– Это то, о чем я думаю? – Я ощутил, что у меня губы дрожат.
– Я не умею читать мысли, – пробурчал Дворжек.
– Это и есть пресловутая Печать Соломона? Я – потомок древнего царя?
– Да. Не только царя, но и мага. Великого ученого-экзофизика.
– Ладно… – Я с грехом пополам справился с нахлынувшими эмоциями. – Зачем вам носитель Печати – понятно. У вас работа такая, гонять демонов по лесам. А останавливать их словом куда эффективнее, чем молотить из доисторических пулеметов. Но зачем я понадобился арабам?
– Нам ты тоже нужен не для того, чтобы гонять демонов по лесам. Надо мыслить глобальнее.
У меня екнуло сердце.
– Точнее можно?
– Можно. Заодно это будет ответ на вопрос, зачем ты понадобился арабам. Царь Соломон написал много книг. Лишь малая их часть известна более или менее широкой публике, другая более или менее узким специалистам. Но есть и третья. Которая известна только очень узким специалистам, вроде нас. Хотя мы не единственные, кто на протяжении столетий всерьез занимался экзофизическими исследованиями. На заре Новой истории в Европе существовала правительственная организация «Ананербе». Во время Десятилетней эпидемии активно работала международная группа «Униум». В арабском мире существовали свои исследователи. Так вот. В одном из трактатов Соломон повествует об архимощном демоне, способном черпать энергию из самого пространства. Якобы этот демон был порожден очень давно, еще в Шумере, сильным заклинателем по имени Амшамхиур. Причем создано чудовище было в военных целях – для отпора агрессии со стороны южных варваров. Управлять демоном было практически невозможно, он был настолько высокоэнергетичен, что приказов не выполнял, а понимал только указание на цель, которую следовало уничтожить. Но Амшамхиур был весьма неплохим заклинателем и умудрился загнать чудище в глиняный сосуд, а затем опечатать его сложным заклинанием в виде клинописной печати. Так демон был надолго исключен из истории человечества.
– А что дальше? – заинтересованно спросил я.
– Почти за тысячу лет до Рождества Христова, во время царствования Соломона, рыбак по имени Масиш выловил сетью из реки закупоренный глиняный сосуд. Ну и распечатал его сдуру.
– Понятно, – поморщился я.
– Демон вырвался на свободу, причем не в лучшем расположении духа, – продолжил Дворжек. – Отсидка в пару тысяч лет не сделала его ни более сытым, ни более добрым. Так что он походя сожрал сначала бедолагу-рыбака, а затем как следует прошелся по трем прибрежным деревням, оставив на их месте пятна раскаленной почвы. Не насытившись таким образом, он двинулся в сторону столицы. На попытки заклинателей остановить чудище, оно никак не отреагировало. И только великий гонитель демонов – царь Соломон, благодаря изобретенной им Печати, загнал тварь в другой сосуд, на этот раз бронзовый. Это был предмет культовой ритуалистики – бронзовая масляная лампа. Обладая силой Соломона, закупоривать ее не было необходимости. Хватило одного заклятия. Причем прозорливый царь не ограничился одним лишь заточением твари. Понимая, что сосуд прочертит головокружительную траекторию в истории человечества, он наложил заклинание таким образом, что если какой-нибудь из заклинателей и умудрится высвободить демона, то зла причинить тот не сможет. Соломон ограничил использование энергии твари выполнением всего трех желаний. Причем, если желание будет связано с разрушением, демону было велено сожрать заклинателя и тут же самозакупориться обратно в лампу. Если же заклинатель был благоразумен, то демон самозакупоривался после выполнения третьего желания.
– Владел человек вопросом, – усмехнулся я. – Достойный предок.
– Более чем, – кивнул Щегол.
– Но почему, обладая такой силой, Соломон не уничтожил тварь?
– Потому что на это и у великого Соломона не хватило энергии. Не хватило ее и на то, чтобы просто замуровать демона навсегда, поэтому пришлось ограничиться лишь усечением его оперативных возможностей.
Я вспомнил сказку об Аладдине и высказался на этот счет.
– Да, ты прав, – кивнул Дворжек. – Уже в арабском мире лампу активировал один бедняк. На его счастье, агрессивных устремлений у него не было, поэтому он остался жив, получил желаемое и забыл про лампу после ее дезактивации. Один человек по воле Соломона лишь единожды мог воспользоваться энергией чудища. Но до этого бедняка были и другие попытки. Обе они закончились тем, что горе-заклинатели пошли на корм демону.
– Их помыслы были нечисты, – усмехнулся я.
– Именно так, – кивнул Альберт. – Но после счастливчика-бедняка, ставшего героем сказки, никто больше не тревожил кошмарного демона. Он голоден. Очень. И только заклинание, Соломона по сию пору удерживает его заточенным в лампе.
– Вы не знаете, как долго это продлится? – догадался я. – Хотите, использовать мою Печать, чтобы усилить действие заклинания?
– Заклинание Соломона бессрочно, – покачал головой Щегол. – Все куда хуже, чем тебе кажется. Насколько нам стало известно, демона хотят снова активировать. И точно не ради исполнения трех безобидных желаний.
– Да и черт с ними, – усмехнулся я. – Насколько я понял, мой великий предок позаботился о будущем таких умников. Или…
Мне стало неловко, за собственную тупость, за то, что очевидное так долго до меня доходило. Ведь у меня были все данные! Но я попросту развесил уши, слушая увлекательную историю о древнем чудовище и заклинателях. Потому и не смог сразу соединить все концы.
– Или, – кивнул Дворжек. – Лампа в руках арабов. И им нужна Печать Соломона, чтобы отменить защиту, поставленную древним царем. Зная, что ты скорее умрешь, чем согласишься пособничать врагу, Аль Рух решил взять твою кровь.
– Хочешь сказать, что моего присутствия достаточно, чтобы изменить древнее заклинание?
– Нет. Для этого мало одной Печати, – вздохнул Альберт. – Необходимо знать нужное заклинание. Но если его произнесет любой человек, кроме потомка царя Соломона, результат будет для безумца плачевным. А вот носитель Печати может вернуть демона в первоначальное состояние и снова превратить его в страшное оружие разрушения, в сравнении с которым водородная бомба покажется праздничной петардой.
– Но если лампа в руках арабов… – с непониманием я взглянул я на Дворжека.
– То они рано или поздно получат твою кровь, если мы не будем за тобою присматривать.
– Что?! – Чего угодно я ожидал, но только не этого. – Вам не нужны мои качества? Вы просто взяли на себя роль моей няньки? Уму непостижимо! Но к чему тогда весь этот маскарад с тренировками?
– Чтобы создать у тебя иллюзию нужности, – ответил Щегол. – Чтобы ты выполнял посильную работу, получал деньги и не отсвечивал. Тут тебя арабы точно не достанут. В общем, ты самостоятельно пришел к верным выводам, что определенно делает тебе честь.
– Обалдеть! – Я залпом осушил стакан.
– Поскольку ты путем анализа докопался до истины, я рассказал тебе правду. Скорее всего, так лучше. Понимая все, ты сможешь без всяких заданий сидеть на Базе и получать удовольствие от жизни. В любом случае, тут лучше, чем на болотах. На свободе же ты представляешь большую опасность. Если к арабам попадет твоя кровь, они могут активировать демона, и тогда…
– А нельзя меня было просто убить? Во время освобождения?
– Николай предлагал такой вариант, – спокойно ответил Дворжек. – Но это неприемлемо. Я слишком хорошо знаю устройство мира, чтобы опускаться до этого.
– Не убий?
– Дело не в заповедях Господних. У Вселенной нет разума. Это скорее механизм. Как и-схема. Но устройство его таково, что тот, кто творит несправедливость, теряет энергию. И с ним происходит то, что субъективно интерпретируется как наказание. Просто в силу устройства мира. Собственно, идея о наказании Господнем возникла на основе этого закона. А твое убийство было бы явной несправедливостью.
– Замечательно… – Во мне начала закипать злость. – Ты заменил мне заключение на болотах более комфортным? И все?
– Да.
– А если я пошлю вас к черту?
– Тогда мы тебя убьем, – вздохнул Альберт. – Тогда это не будет несправедливостью. Потому что таким образом мы хотя бы частично ликвидируем страшную опасность для всей европейской цивилизации. Всё. Можешь отдыхать. Если что-то будет нужно, дай знать.
– Но ты же сам после освобождения сказал, что я могу уйти в любой момент, пока не дам присягу! Несколько раз повторял!
– А что я должен был сказать вооруженному лазерганом винд-труперу? Что шлепну его, если откажется? Всё, инцидент считаю исчерпанным.
– А ты, оказывается, сволочь, – негромко произнес я.
– Должность обязывает, – усмехнулся на прощание Щегол.
Остаток дня я провел на диване в жилом блоке. Спать я не мог, наслаждаться и-операми тоже. Поэтому я просто лежал на спине и пялился в потолок. Мне было хреново. Очень.
Я прекрасно понимал, что в данной ситуации от меня ничего не зависит, что в любом случае всё будет так, как решит Дворжек, но мозги помимо воли искали выход из создавшейся ситуации. Может, кому-то и понравилось бы провести остаток жизни под опекой, в тепле и сытости, да только не мне. Винд-труперы не бывают бывшими. Это уже в крови – действовать. И бездействие меня тяготило всегда больше всего. Мне пришло в голову, что на каторге у меня хотя бы оставалась цель – отсидеть срок и выйти. А потом как-то устраиваться дальше. Действовать, действовать, действовать… А тут… Как овощ на грядке.
Наверное, в эти минуты и произошел главный перелом в моей жизни. Ни в момент, когда судья вынес приговор, а именно сейчас, когда мне вынесли другой приговор, куда более строгий. Но этот жизненный перелом произвел перелом и во мне. И в этом не было ничего удивительного. Потому что я был против. Против, и всё.
Удивительным было другое – во мне вскипала не только злость уволенного винд-трупера, но и нечто другое, новое, незнакомое. И когда я покопался в себе, то понял, что это – гнев потомка древнего царя. Какой-то ничтожно малый участок гена, соединившись с информацией Дворжека, вызвал в крови такую бурю, что я с трудом заставил себя остаться лежать на диване. Но понимание невозможности применения силы в создавшейся ситуации не столько остудило меня, сколько перенаправило мысли в другое русло. Я вдруг понял, что Институт – не лучшая мишень для моего гнева. Они сделали что могли и как умели. Причем их действия впрямую были направлены в противодействие арабским террористам. Какой же тогда Дворжек враг? Не тянет он на врага. Скорее на странного союзника тянет. На вынужденного партнера, какими становятся сбежавшие каторжники, скованные рука к руке. Забавность ситуации заключалась в том, что Щегол, как раз, мог запросто отстегнуться в любой момент. А я вот – нет. Мне придется учитывать этого партнера. Придется.
И то, что Дворжек приговорил меня к заточению на Базе в полном бездействии, еще не означало, что так и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45