За пределами яхты свет прожекторов тоже полностью поглощался, не оставляя ни единого отсвета.
Я невольно вперился взглядом в монитор локатора, но и на нем не было ни единой отметки – радиоволны также не достигали цели под действием поля невидимости. При этом, совершенно ослепленные собственной маскировкой, мы двигались прежним курсом на скорости более чем в двадцать узлов. Поневоле волосы на голове дыбом встанут.
– У нас остались какие-нибудь средства навигации? – чуть севшим голосом спросил я и невольно закашлялся.
– Мы постарались защититься на всех электромагнитных частотах, – ответил Игорь, продолжая водить руками над пультом. – Поэтому остается только ультразвуковой сонар. Всем хорош, но дальность действия у него всего около трех километров. К тому же, из-за относительной медлительности звука, в сравнении с радиоволнами, мы будем получать картинку с запаздыванием секунд на шесть. Пока туда фронт волны долетит, пока отразится…
Я начинал успокаиваться, но это стоило мне некоторых усилий.
– Почему не включаете? – таким же приглушенным, как мой, голосом, спросил Дан.
Ага, тоже нервы не железные.
– Опасно, – ответил Антон. – Если на экранопланах задействованы хоть какие-то ультразвуковые детекторы, они сразу нас засекут.
– Весело, – хмуро произнес я. – Неужели нельзя было предусмотреть какое-нибудь пассивное средство? Так и будем шпарить вслепую?
– Какое может быть пассивное средство, когда нас огибает все, кроме звука? – пожал плечами Антон.
Конечно, на высоте километра нам в данный момент ничего не грозило. Столкнуться с экранопланами мы не могли, им так не подняться, до гор еще далеко, до винд-шипов, стерегущих кордон, тоже. Но все же лететь вслепую мне претило. И не только по психологическим, но и по тактическим соображениям – мне нужно было как-то узнать, когда экранопланы уйдут обратно в Ейск, не обнаружив над степью ровным счетом ничего. Иначе выключать поле невидимости было в высшей степени рискованно.
И тут меня осенило.
– У нас есть стандартные институтские очки? – спросил я у Дана.
– Конечно, – ответил он с явным непониманием, зачем они мне могут понадобиться в сложившейся ситуации.
– Насколько я понимаю, – с улыбкой продолжил я, существует протокол, с помощью которого изображение со встроенной в очки камеры можно передать на любой монитор. Иначе как бы вы записали то, что я видел ночью в лесу?
– Ну да… – Дан начал постепенно улавливать мою мысль. – Ты хочешь передать изображение с видеокамеры на ходовой монитор?
– Есть сложности?
– Никаких.
– Тогда живо тащи очки. А ты, Антон, снабди меня, будь любезен, металлическим шестом примерно сорокасантиметровой длины и куском веревки.
Антона сдуло с мостика, а через минуту он вернулся с леерным прутом и карбоэластовым шнуром. Всем было любопытно, что выйдет из моей идеи.
Дан принес очки и настроил камеру в них таким образом, чтобы изображение с нее транслировалось на монитор ходового планшета. Я привязал очки к концу прута и сказал:
– Дан, проделай конвертером дыру в днище. Мне нужен доступ к швертовому соленоиду.
Это не заняло много времени. Спустившись через прорезанную Даном пробоину, я закрепил шест с очками на соленоиде так, что получился антипод перископа – конец прута уходил за пределы кокона, образованного вакуум-полем, и очки оказались снаружи. Меня это полностью удовлетворило. Когда я поднялся на мостик, все уже пялились на планшет. Получилось действительно эффектно – изображение с камеры было четким, видно далеко по ходу движения. При этом, если глянуть со стороны, в воздухе, на высоте километра над землей, сами собой, ни на что не опираясь, висели стильные солнцезащитные очки. Эта цель была слишком мелкой и малозаметной, чтобы привлечь чье-то визуальное внимание. А уж локатором ее и вовсе не взять.
Моя идея, особенно ее исполнение, показались мне гениальными, но аплодисментов, как и в прошлый раз, я так и не дождался. Зато видно было отлично.
Звено экранопланов, значительно снизив скорость, приближалось к нам прежним курсом. Но спешить им было уже некуда – они потеряли нас и визуально, и на экранах радаров. Фактически, с их точки зрения, цель просто исчезла. А раз исчезнуть она не могла, то единственным здравым решением, от которого рассудок не тронется, было бы посчитать, что ее никогда не было. Нас то есть.
– Дай звук с радиосканера на мониторы планшета, – попросил я Игоря.
Какое-то время виброкристаллы шипели, выискивая самый близкий источник радиосигнала, потом несколько раз проскользнули неясные голоса, затем музыка с ейской радиостанции, но наконец раздался молодой, но по-капитански жесткий голос:
– Правый ведущий первому! Визуального контакта с целью нет. Радарный контакт восстановить не удается.
Затем другой голос, постарше.
– База командиру шестого звена.
– Здесь база.
– Это уже Ейск.
– Контакт с целью утерян шесть минут назад.
– Что значит, утерян? – удивленно спросили с базы. – Вы достигли квадрата двадцать четыре-девяносто семь?
– Так точно, прочесываем пространство.
– Ну и что видите?
– Ничего, – ответил командир звена. – Ровным счетом.
– Понятно. У нас диспетчеры тоже доложили о потере контакта. Объявляю вариант «Гусиная стая», возвращайтесь на базу.
Я прекрасно знал, что такое «Гусиная стая». Это протокол действий всех частей и соединений воздушных сил и винд-флота в случае столкновения с неопознанными летающими объектами. Протокол был длинным и достаточно бестолковым, но одно в нем радовало – при утере контакта с НЛО, он предписывал вернуться на базу и составить подробный рапорт о случившемся.
На экране ходового планшета мы увидели, как звено экранопланов разделилось, совершило синхронный поворот, вновь слилось и, набрав скорость, двинулось курсом на Ейск.
– Выключай маскировку через две минуты после того, как машины выйдут из зоны видимости, – с улыбкой сказал я.
Я зафиксировал радиосканер на рабочей частоте шестого звена и стал ждать, когда мир вокруг нас снова займет привычное место в зрительном поле моего мозга.
– Расчехляй главное носовое орудие, – попросил я Дана.
– Для чего? – напрягся он. – Я же говорил…
– В боевой обстановке я клал с дальномером на все твои ограничения. – Пришлось напустить в голос пару килограммов отточенной стали. – Живо! Мне скоро понадобится носовое орудие!
– Зачем?
– Моя тирада ничуть не сбила с него спесь.
– Чтобы выжить! – прошипел я сквозь зубы.
Подействовало. Пусть и с неохотой, но Дан подхватил лептонный конвертер и направился на бак, материализовывать носовое орудие. Причем он обиделся, и это меня особо порадовало. Ничего, на обиженных воду возят. Нечего было меня задирать, как пацана-новобранца.
Игорь отключил вакумм-поле, и по глазам ударил такой тугой поток солнечного света, что я не только зажмурился, но и невольно присел.
– База командиру шестого! – почти сразу отозвался эфир. – Примите радарную метку. Контакт с целью восстановлен. Возвращайтесь в квадрат двадцать четыре-девяносто семь возьмите судно под конвой и этапируйте в Ейск.
– Даже если все документы в норме?
– Да. Странная что-то цель.
– Есть, принял, – ответил командир звена.
Экранопланы на мониторе ходового планшета снова совершили боевой разворот и двинулись в нашу сторону. Грех так издеваться над своими, но другого выхода не было – я приказал включить вакуум-поле.
– База командиру шестого звена, – тут же отозвался эфир.
– Здесь база. Вижу, контакт утерян. Визуального контакта нет?
– Небо чистое, в степи никаких объектов.
– Принял. Доберетесь до места, сядьте на грунт и прочешите небо с использованием всей имеющейся оптики. Цель была потеряна на высоте около тысячи метров.
– Есть, принял, – отрапортовал командир звена.
Не теряя времени, я кубарем скатился в каюту и отвязал свой перевернутый перископ от килевого соленоида. Я за них волновался, за командиров, ведь у некоторых, наверное, уже и дети есть. А начнут всерьез изучать небо, увидят парящие на высоте километра солнечные очки… Недолго умом тронуться. И начнется – кто в психлечебницу, кто в монастырь, а кто в президенты общественных организаций, в зависимости от формы протекания болезни. Результат же один – дети-сироты.
– Может, турбины включить? – спросил Антон, когда я снова поднялся на мостик. – Они у нас мощные. Быстрее оторвемся.
– И на парусах оторвемся, – покачал я головой. – От турбин инверсионные следы могут остаться. И начнут ребята с перепугу палить по невидимой цели.
– Да, не надо, – поддержал меня Дан. – Препятствий впереди никаких не ожидается, оторвемся потихоньку.
Примерно через полчаса в эфире прозвучал доклад командира звена об отсутствии каких бы то ни было визуальных проявлений вероятного противника. База позволила им вернуться.
Еще через десять минут я осторожно приладил свой перископ, и мы убедились, что доблестное шестое погранзвено экранопланов благополучно возвращается в Ейск. Мы к тому времени порядком отклонились от их курса в сторону моря.
– Отключай поле, – приказал я.
Когда, как в акте великого творения, проявилось небо и твердь земная, сразу стало полегче. Угнетала меня черная бездна, да и не меня одного, судя по заметному облегчению на лицах соратников.
Вскоре ожили виброкристаллы радиосканера.
– База командиру шестого звена, – раздался напряженный голос в эфире.
– На связи шестое звено.
– У нас та же цель на радаре.
Молчание в ответ. Долгая пауза. Потом снова:
– База вызывает командира шестого звена.
– На связи.
– Снова проявилась цель по «Гусиной стае».
– Информацию принял, – спокойным голосом отозвался командир.
Снова пауза.
Я понимал, что главный диспетчер базы находится в крайне неловком состоянии, совершенно не представляя, как поступить. Снова отдать приказ на возвращение в злополучный квадрат? Глупо. Да и командир звена может сослаться на нехватку топлива и послать всех к чертям. Я бы на его месте именно так и поступил. И замучаются инкриминировать невыполнение приказа.
Думал диспетчер почти минуту.
– Следуйте прежним курсом, – произнес он. – Постарайтесь как можно быстрее освободить сектор «дельта».
– Вот и начинается, – вздохнул я.
– Что начинается? – настороженно спросил Игорь.
Дан вопросов не задавал. Как бывший ракетчик он прекрасно знал, для чего диспетчер приказал шестому звену убираться из нашего сектора.
– Орудие готово?
– Да, – ответил Дан.
– Тогда всем слушать боевое расписание! Дан остается на мостике. Будешь неусыпно следить за радаром. Как только появятся характерные метки, корректируй мой огонь, используя полярные направления по часам и удаление в километрах. Игорь остается за пультом и ведет яхту, выполняя все курсовые эволюции с докладом по каждой. Антон спускается в трюм и контролирует работу основного силового агрегата и конденсаторов. Радиосвязью для внутренних переговоров не пользоваться, а то засекут частоты и будет совсем худо. Всё понятно?
– Да, – ответили все бойцы моей бравой команды.
– Антону особо, – добавил я. – По возможности обесточь всё, что только можно, что не влияет на парусный ход и простейшую навигацию. Режим конденсатора задай на полное наполнение, потому что энергии мне надо будет много для каждого выстрела, но стрелять я буду редко. Пусть генератор спокойно работает между выстрелами в режиме наполнения. Если есть возможность запитываться от ходовых турбин, врубай их сразу после моего выстрела. Ты будешь внизу, команды я тебе подавать не смогу, поэтому сразу мотай на ус и задавай вопросы, если что не понятно.
– Ракеты? – спросил он.
– Да, ожидаются, – кивнул я. – Дан, свистни мне, как только звено выйдет из сектора между нами и Ейском. И обязательно зафиксируй все места пусков, мне это может понадобиться.
– Понял, – ответил напарник.
Сказать по чести, при всей мощности главного носового орудия, оно не было специально предназначено для противоракетной обороны. Поэтому вся надежда была именно на мощность. Сам я тоже не был канониром по специальности. Дело знал, но на уровне специалиста третьего класса. Тоже не ахти. Однако другого способа отразить ракетный натиск у нас не было. А он будет, я его давно ожидал, почему и велел Дану материализовать носовую пушку.
– Всем занять места согласно боевому расписанию! – распорядился я.
А сам спустился с мостика и перешел на бак. Орудие было новеньким. Одному богу известно, наверное, каким образом Дворжеку удалось заполучить это чудо инженерной мысли. Ну и самому Дворжеку, разумеется. Понятно было одно – свинтили его не со списанного винд-крейсера.
Усевшись в кресло, я запустил систему контроля и прицел дальнего огня. Вблизи с ракетами точно не справиться, так что придется использовать всю дальнобойность орудия. Опробовав педали горизонтального и вертикального наведения, я убедился, что орудие весьма резво и точно реагирует на мои команды.
Ждать пришлось недолго – с мостика раздался голос Дана:
– Есть ракетный пуск. Удаление тридцать, направление одиннадцать.
Я тут же развернул стволы орудия на одиннадцать часов по воображаемому циферблату, где двенадцать часов приходились строго по нашему курсу. Эта система корректировки огня сохранилась с древнейших времен, когда часы еще были механическими, но оказалась настолько удобной, что с успехом сохранилась до наших времен. Прицел ловил цели, начиная с двадцатичетырехкилометрового удаления. Если пуск произошел в тридцати километрах от нас, значит, ракеты должны вот-вот появиться в голографической сетке. Они и появились – десять янтарных точек. Неплохой залп, но и не массированный обстрел. Пока. Если начнут бить малым калибром, а по логике вещей так и будет, можно ожидать до пятидесяти целей в воздухе одновременно. Но с моими навыками и десятка хватит, чтобы вспотеть.
Прикинув скорость подлета, я поспешил прицелиться, выбрать упреждение и шарахнуть из всех стволов. Потекли секунды. Раскаленная плазма – не лазерный луч, она со скоростью света перемещаться не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45