Да, думала она. Я должна встать, я должна выбраться отсюда.
Но она совершенно не могла двинуться. Тело ее кричало от боли.
Надзирательница схватила девушку за плечи и рывком посадила на пол.
Трейси почти пребывала в полуобморочном состоянии.
- Что случилось?
Одним глазом Трейси видела смутные очертания камеры и силуэты своих
сокамерниц, ждущих, что же она ответит.
- Я... я... - Трейси пыталась говорить, но слова не шли из горла. Она
снова попыталась, и какой-то глубоко сидящий древний инстинкт
самосохранения заставил ее сказать:
- Я свалилась с койки.
Надзирательница отрезала:
- Ненавижу хитрые задницы, надо тебя в мусорку. Посидишь, пока не
научишься вести себя.

Это было что-то вроде забвения, возвращения в чрево матери. Она была
одна в темноте. В этой тесной подвальной камере совсем не было мебели,
только тоненький грязный матрас, брошенный на цементный пол. Вонючая яма в
полу служила туалетом.
Трейси лежала в темноте, напевая народную песенку, которой ее
когда-то научил отец. Она даже не представляла, как близка была к
помешательству.
Она не была уверена, где она была, но это и не имело значения. Только
тупая неутихающая боль.
Я, должно быть, упала и разбилась, но мама позаботится обо мне.
Она позвала надломленным голосом:
- Мама!
Ответа не последовало, и она вновь уснула.
Она проспала около 48 часов и мучения окончательно отступили, боль
заменили душевные страдания. Трейси открыла глаза. Ее окружало ничто. Было
настолько темно, что она даже не видела очертаний камеры. Она, наконец,
вспомнила. Они потащили ее к доктору. Она слышала его голос.
- Сломанное ребро и сломанное запястье. Мы забинтуем их... Порезы и
синяки плохи, однако они залечатся. Но она потеряла ребенка...
- О, мой малыш, - заплакала Трейси. - Они убили моего ребенка.
И она зарыдала. Она оплакивала потерю ребенка, оплакивала себя,
оплакивала потерю целого мира.
Трейси лежала на тонком матрасе в холодной темноте и ее переполняла
такая ненависть, которая, казалось, буквально клокотала в ней. Лишь одна
мысль, одно чувство жило в ее сознании - месть. Эта месть не была
направлена против трех ее напарниц по камере. Они были такие же жертвы,
как и она. Нет, месть для тех людей, которые сделали с ней это, тех, кто
разбил ее жизнь.
Джо Романо:
- Старая леди держалась за меня. Но она утаила, что у нее есть такая
красотка-дочь...
Энтони Орсатти:
- Джо Романо работает на человека по имени Энтони Орсатти. Орсатти
держит в руках Новый Орлеан...
Перри Поуп:
- Признавая себя виновной, вы избежите судебного разбирательства...
Судья Генри Лоуренс:
- Следующие 15 лет вы проведете в Южной Луизианской Исправительной
Колонии для женщин.
Вот они и были ее врагами. А потом был еще Чарльз, который даже не
выслушал ее:
- Если тебе нужны были деньги, это скверно, ты могла обсудить это со
мной. Вероятно, я никогда по-настоящему не знал тебя... Поступай с твоим
ребенком, как ты считаешь нужным...
Она собиралась заставить их заплатить. Каждого. Как - она еще не
знала. Но она знала, что собиралась взять реванш.
Завтра, думала она. Если наступит завтра.

7
Время потеряло свою ценность. В камере никогда не было света, поэтому
не существовало разницы между днем и ночью. Она не имела представления,
сколько же времени провела в этом одиночном заключении. Время от времени
через маленькое отверстие в нижней части двери проталкивали холодную пищу.
Но хотя у Трейси не было аппетита, она силой заставляла себя съесть каждую
порцию.
Тебе надо есть, а то ты долго здесь не протянешь.
Теперь Трейси это поняла. Она знала, что ей нужен каждый кусочек,
чтобы иметь силы для того, что она задумала. Она была в таком положении,
которое любой мог рассматривать как безвыходное: была посажена на 15 лет,
без денег, без друзей, без любой другой поддержки. Но в глубине души у нее
был мощный источник силы.
Я выживу, думала Трейси. Я посмотрю в глаза моих врагов и моя
смелость послужит мне щитом.
Она выживет, как выжили ее предки. В ее жилах текла английская,
ирландская и шотландская кровь. Она вобрала лучшее от своих предков -
интеллигентность, смелость, волю.
Предки мои пережили голод, чуму, потоп, и я собираюсь все это
пережить.
Они были теперь с ней, в этой камере: пастухи и охотники, фермеры и
лавочники, врачи и учителя. Призраки прошлого, каждый был частичкой ее
прошлого.
- Я не дам тебе пропасть, Трейси, - шептала девушка в темноте.
Она уже приступила.

Трейси знала: первое, что она должна сделать, - это восстановить
физические силы. Камера была слишком мала для интенсивных физических
упражнений, но вполне достаточна для легкой разминки. Она выбрала один из
хорошо знакомых ей старейших видов восточного боевого искусства. Эти
упражнения требовали небольшого пространства, но так разминали тело, что
работал каждый мускул. Трейси вставала и начинала разминаться. Каждое
движение имело свое название. Она начала с воинственного Удара Демонов,
затем более мягкого Собирания Света. Плавные и грациозные движения
делались очень медленно. Каждый жест исходил от физического центра, и все
движения шли по кругу. Трейси будто слышала голос своего учителя: Разбуди
свою жизненную энергию. Она выше и сильнее самой высокой горы и легче
птичьего перышка.
Трейси чувствовала энергию, перетекающую через пальцы. Она
сосредотачивалась до тех пор, пока ее все существо не сфокусировалось на
теле, движущемся по вневременным маршрутам.
Поймай птичий хвост, стань белым аистом, отрази обезьяну, столкнись с
тигром, позволь рукам стать облаками и управлять круговоротом жизни. Дай
белой змее подкрасться и вскочить на тигра. Стреляй в тигра, собери свою
энергию и возвращайся к центру.
Полный цикл занимал час, и, когда он заканчивался, Трейси падала на
матрац от изнеможения. Она повторяла весь ритуал каждое утро и во второй
половине дня. Постепенно тело ее пришло в норму и стало сильнее.
В свободное от упражнений время она тренировала мозг. Лежа в темноте,
она выполняла сложные математические расчеты, мысленно работала на
банковском компьютере, декламировала стихи, вспоминала роли, которые она
играла в студенческих спектаклях. Она была отличницей и, когда получала
роль в школьной пьесе, где должна была использовать различные акценты, то
изучала эти акценты и после того, как пьеса была сыграна. Как-то к ней
подкатился ассистент режиссера и предложил попробовать свои силы в
Голливуде.
- Нет, благодарю, я не хочу быть в центре внимания. Это не для меня,
- ответила ему Трейси.
Голос Чарльза: Твое имя на первой полосе Дейли Ньюс.
Трейси выбросила из головы Чарльза. Для него нет места в ее памяти.
Она продолжала логические игры.
Назови три абсолютно невозможные вещи.
- Объяснить муравью разницу между католиком и протестантом;
- Убедить пчелу, что Земля движется вокруг Солнца;
- Растолковать кошке разницу между коммунизмом и демократией.
Но в основном она концентрировалась на том, как бы ей уничтожить
врагов, каждого, по очереди. Она вспомнила игру, в которую играла в
детстве. Держа руку вытянутой в небо, можно было зачеркнуть Солнце. Вот
так же они хотят поступить с ней. Они подняли руку и зачеркнули ее жизнь.

Трейси понятия не имела о том, сколько же заключенных было брошено в
карцер, ни о том, имело ли это значение для нее.
На седьмой день дверь камеры отворилась, и Трейси ослепил заливший
камеру свет. На пороге стоял охранник.
- Подняться. Поднимайся по лестнице.
Он спустился, чтобы подать Трейси руку, и, к его удивлению, она легко
встала на ноги и без помощи выбралась из камеры. Другие заключенные,
которых он выводил из карцера были либо разбиты, либо вели себя вызывающе,
но эта была не такой. Вокруг нее светилась аура благородства, этакая
самоуверенность, что было несвойственно этому месту. Трейси стояла на
свету, прикрыв веки и постепенно давая глазам привыкнуть к освещению.
"Шикарная задница, - думал охранник. - Ее бы отмыть и со смаком
поиметь. Держу пари, она все сделает за хорошее отношение."
А вслух он сказал:
- Такая красивая девочка не должна терпеть такие мучения. Если бы мы
с тобой подружились, я бы позаботился, чтобы такое не повторилось.
Трейси повернулась, и, когда он почувствовал на себе ее взгляд, ему
расхотелось продолжать.
Охранник повел Трейси вверх по лестнице к надзирательнице.
Надзирательница засопела:
- Господи, как же ты воняешь. Иди и прими душ. Мы сожжем эту одежду.
Холодный душ был просто прекрасен. Трейси вылила шампунь на волосы и
намылилась с головы до пяток резко пахнувшим мылом.
Когда она вымылась и переоделась в чистую одежду, надзирательница
сказала:
- Начальник хочет встретиться с тобой.
Когда последний раз Трейси слышала эти слова, она думала, что они
означают свободу. Никогда в жизни она не будет столь наивной.
Начальник Брэнинген стоял около окна, когда Трейси вошла в кабинет.
Он повернулся и сказал:
- Пожалуйста, садитесь.
Трейси села.
- Я был в отъезде на конференции в Вашингтоне. Утром вернулся и
увидел рапорт о происшедшем. Вас не должны были помещать в карцер.
Трейси сидела и наблюдала за ним, ее бесстрастное лицо ничего не
выражало.
Начальник взглянул на какую-то бумагу, лежавшую на столе.
- Согласно этому рапорту, вы подверглись сексуальному нападению со
стороны ваших сокамерниц.
- Нет, сэр.
Начальник Брэнинген кивнул, понимающе:
- Я понимаю ваш страх, но не могу позволить заключенным верховодить в
тюрьме. Я хочу наказать тех, кто сделал это, но мне нужны ваши
свидетельские показания. Я позабочусь, чтобы вас охраняли. А сейчас, я
хочу чтобы вы рассказали мне точно, что же произошло и кто должен ответить
за это.
Трейси взглянула ему в глаза.
- Я сама... Я упала с койки.
Начальник долго изучающе смотрел на нее, и она увидела, что он явно
разочарован.
- Вы в этом уверены?
- Да, сэр.
- Вы не измените ваше решение?
- Нет, сэр.
Начальник сказал:
- Хорошо. Если это ваше решение. Я хочу перевести вас в другую
камеру, где...
- Я не хочу, чтобы меня переводили.
Он с удивлением уставился на нее.
- То есть хотите вернуться назад в ту же камеру?
- Да, сэр.
Он был в явном недоумении. Возможно, он неправильно думал, возможно,
она не понимает, что с ней случилось. Только Бог знает, о чем думают эти
ненормальные женщины-заключенные.
Он мечтал, чтобы его перевели в какую-нибудь хорошую, нормальную
мужскую тюрьму, но его жене и Эми, маленькой дочери, очень здесь
нравилось. Они жили в очаровательном коттедже, а вокруг тюремной фермы
были очень красивые места. По ним, это было замечательно - жить в деревне,
но он-то должен управляться со всеми этими сумасшедшими бабами 24 часа в
сутки.
Он взглянул на юную женщину, стоявшую перед ним, и сказал неловко:
- Хорошо. Старайтесь в будущем избегать неприятностей.
- Да, сэр.
Возвращение в камеру стало для Трейси настоящим испытанием. Когда она
вошла туда, ее сразу же охватил ужас воспоминаний. Сокамерницы были на
работах. Трейси прилегла на койку, уставясь в потолок и обдумывая план
дальнейшего поведения. Потом, она наклонилась под койку и выломала широкий
металлический прут. Она положила его под матрац. В 11.00 прозвенел звонок,
и Трейси первой вышла в коридор.
Паулита и Лола сидели в столовой за крайним к выходу столом.
Эрнестина Литтл отсутствовала.
Трейси выбрала стол, за которым сидели незнакомые ей женщины, уселась
и съела безвкусную еду, всю, до последней крошки. Послеобеденное время она
провела в одиночестве.
В 14.45 вернулись ее сокамерницы.
Паулита с удивлением усмехнулась.
- Ты вернулась к нам, кошечка. Тебе так понравилась то, что мы
выделывали с тобой, да?
- Хорошо, мы еще постараемся, - сказала Лола.
Трейси не обращала внимания на их насмешки. Она сосредоточилась на
чернокожей. Из-за нее пришлось вернуться в эту камеру. Трейси не доверяла
ей ни на минуту, но чернокожая была нужна ей.
Я дам тебе совет, дорогуша. Эрнестина Литтл держит в руках это место.
Этой ночью, когда прозвучал предупреждающий сигнал о выключении
света, через 15 минут, Трейси поднялась с койки и начала раздеваться, но
уже без всякой ложной стыдливости. Она разделась, и мексиканка даже
присвистнула, взглянув на полные, крепкие груди, длинные, стройные ноги и
кремовые бедра. Лола тяжело дышала. Трейси надела ночную рубашку и легла
на койку. Погас свет. Камера погрузилась в темноту.
Прошло минут тридцать. Трейси лежала, прислушиваясь к дыханию женщин.
Через всю камеру Паулита прошептала:
- Мама хочет немножко заняться любовью по-настоящему. Сними рубашку,
детка.
- Мы хотим учить тебя, как надо есть, киска, а ты подумай про это,
пока не научишься хорошо, - хихикнула Лола.
Чернокожая молчала. Трейси почувствовала легкое движение, это Паулита
и Лола подошли к ней, но она была наготове. Она достала металлический
прут, припрятанный ранее, и со всей силой ударила одну из женщин по лицу.
Последовал крик боли, и в это время Трейси лягнула ногой вторую, да так,
что та упала на пол.
- Еще один шаг - и я убью вас, - сказала Трейси.
- Сука!
Трейси услышала, как они снова собираются напасть, и подняла
металлический прут.
Внезапно из темноты раздался голос Эрнестины:
- Кончай. Оставьте ее.
- Эрни, я вся в кровище. Щас я врежу.
- Делай, что тебе сказано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52