Они лежали так, словно стрелявшие стояли ровным рядком, и, подняв глаза, Казак заметил на некогда белой бетонной стене несколько выбоин, прямо на уровне глаз, и какие-то темные пятна, которые легко можно было принять за ржавчину.
Когда он понял, что означают эти выщербленные кусочки стены и гильзы, то первым его побуждением было поскорее уйти, покинуть это место, но потом он взял себя в руки и еще раз внимательно осмотрел все вокруг, уже по-новому понимая увиденное и молясь в душе за тех, кто жил здесь и работал и погиб от рук захватчиков.
Дальше, за вторым разрушенным домом, в лес уходила линия электропередачи, три толстых провода на деревянных столбах, и под ними туда же вела узкая тропинка. «Если тропинка, – рассуждал Казак, – значит, куда-то, куда можно дойти пешком. Если провода – значит, к населенному месту, к простым людям, славянам. А уж с ними я всегда найду общий язык», – и он направился туда, где рядом с небольшой трансформаторной будкой стоял первый столб линии и начиналась тропинка.
Она оказалась хорошо натоптанной, и даже струи дождя, с удручающим однообразием льющиеся с неба, размочили лишь самый верхний ее слой. Земля же вокруг будки, лишенная защитного травяного покрова, превратилась в липкое, вязкое месиво, которое каждый раз издавало сочное чмоканье, неохотно отпуская поднимавшуюся для очередного шага ногу Казака. Выйдя на дорожку, он потратил несколько минут на то, чтобы с помощью щепочек счистить с ботинок двухсантиметровый слой грязи, и лишь затем двинулся вперед.
Узкая просека под столбы с проводами шла сначала вдоль склона, затем круто спускалась вниз, дальше она пересекала ручей – поперек него кто-то заботливо положил пару бревен и еще прибил рядом одну жердь, – а дальше начинался уже подъем вверх. Когда летчик забрался на самый гребень, то впереди увидел большой живописный поселок, к которому и вели столбы с проводами, а дорожка, петляя по открытому пространству между большими серыми валунами, терялась среди домов.
Опасным поселок не казался – несмотря на то что Казак минут двадцать терпеливо вглядывался в открывшуюся панораму, никаких признаков присутствия каких-нибудь войск, ни вражеских, ни дружественных, он там не обнаружил. Да и вообще, за все это время по единственной доступной обозрению заасфальтированной улице прошло три человека, да и те не столько прошли, сколько перебежали из одного дома в другой. Дома в поселке были разной постройки и разноцветные, все как на подбор красивые – с увитыми плющом стенами, с цветными стеклами в стрельчатых окнах. Высокие крыши, стилизованные под старину фонари на столбах перед воротами – все создавало впечатление, что поселок этот ненастоящий, построенный специально для съемок какого-нибудь телесериала из жизни плачущих богатых.
Пока он так наблюдал, тепло, накопленное за время ходьбы, окончательно улетучилось и продрогшее тело охватила мелкая, противная дрожь. Есть ли смысл еще ждать? Казак решил, что нет, и зашагал по тропинке к ближайшему коттеджу, окруженному аккуратно подстриженным газоном и цветочными клумбами.
* * *
Первой его приближение заметила собака – здоровенная лохматая псина, выскочившая из будки и с хриплым лаем бросившаяся в сторону незваного гостя. Скользящая на блоке по проволоке цепь дошла до упора и натянулась, но псина продолжала рваться, демонстрируя решимость разорвать чужака на мелкие кусочки. Казак не обратил на нее особого внимания – чем-чем, а собачьим брехом его смутить было трудно – и, перемахнув декоративный заборчик, продолжил свой путь, направляясь по цементной дорожке к двери дома. За занавесками угадывалось какое-то движение, и, когда летчик был уже в паре метров от крыльца, дверь распахнулась и на пороге возник хозяин дома.
В том, что это был именно хозяин, а не случайный человек и не прислуга, Казак не сомневался, оценив то, как он был одет. Лицо у хозяина было сытое и гладкое, под стать фигуре, а недовольный голос, каким он к нему обратился, – низким и хрипловатым.
Выигрывая время, Казак нарочно пробубнил себе под нос что-то невнятное и подошел к двери почти вплотную. Хозяин повторил свой вопрос, и теперь Казак сумел разобрать несколько знакомых слов – ну, разумеется, хозяин хотел узнать, что от пего нужно.
– Вы серб? – вместо ответа спросил летчик, стараясь говорить с тем же акцентом, с каким до сих пор с ним самим здесь разговаривали по-русски.
Хозяин помедлил, затем с непонятным выражением лица кивнул. На какой-то миг Казак заколебался, но все же решил сказать правду, не надеясь на свои актерские способности.
– Я русский. Доброволец. Помогите мне добраться до сербской армии, – произнес он медленно и раздельно, полагая, что, даже если хозяин дома не знает русского, смысл слов он поймет.
На лице человека в дверях поначалу отразилось недоверие, которое вдруг сменилось самой радушной улыбкой. Он произнес длинную фразу, а потом отступил на шаг и картинно повел рукой. Двух толкований этого жеста быть не могло, и Казак вошел в дом, остановившись на линолеуме в прихожей. Вокруг его ботинок сразу же начала образовываться лужа, и хозяин, увидев это, вновь заговорил, но уже гораздо громче, обращаясь куда-то в глубь дома. Послышались шаги, забранная матовым стеклом дверь раскрылась, и в прихожую вошла молодая девушка, темноволосая и темноглазая. Увидев Казака, она в нерешительности остановилась, но хозяин быстро что-то ей сказал, и она исчезла, появившись снова меньше чем через минуту с большим махровым халатом в руках. Улыбнувшись Казаку, она произнесла, выговаривая русские слова немного странно, но вполне понятно:
– Оденьтесь в это, а мокрую одежду оставьте прямо тут. Я уберу.
– Спасибо. И спасибо вашему… – Казак запнулся, не зная, как назвать хозяина дома. Отец, что ли?
– Господин Коче Папович, я у него работаю, – поняла девушка его затруднение. – Он бизнесмен, это его дом. Михрових – поселок для простого деревенского отдыха.
Казак вспомнил ухоженные газоны, асфальтовые дорожки и усмехнулся про себя – действительно, отдых здесь простой и деревенский.
Господин Коче задал вопрос, и девушка перевела:
– А вас как зовут?
«Ну да, так я тебе и сказал!» – подумал Казак и, боясь показаться невежливым, поспешил ответить, искренне надеясь, что его поймут правильно:
– Иванов Василь Иваныч – подойдет?
Однако бизнесмен, видимо, не вполне уловил интонацию ответа и кивнул, сияя все той же радушной улыбкой.
На протяжении следующего часа Казаку казалось, что все это ему снится и он будто усталый путник из русской народной сказки, который попал в лесную избушку, где его всячески привечают – и в баньке моют, и кормят досыта, и поят допьяна. Девушка, которую звали Еленой, провела его на второй этаж в ванную комнату, где под струями горячего душа он ощутил, как порядком продрогшее тело постепенно оттаивает и вместе с холодом из него уходит усталость этих двух дней. Спортивный костюм, в который его приодели, оказался не слишком подходящим для могучей фигуры Казака, но это все же было несравненно лучше, чем промокший комбинезон. После душа господин Папович самолично встретил его в столовой, где гость был накормлен таким сытным обедом, что чуть было не заснул прямо за столом, но хозяин попытался его расспросить о том, что произошло с русским героем до того, как он оказался в поселке, и Казаку пришлось выкручиваться, потому что врать гостеприимному господину ему не хотелось, а запрет на разглашение сведений о себе у летчиков был записан даже в контракте. Немного подумав, он просто сказал:
– На самом деле важно не то, как я сюда попал, а как мне отсюда выбираться – похоже, с этой территории войска Сербской Босны ушли уже давно?
– Да, ушли, – подтвердила Елена, которая тоже сидела рядом за столом больше в качестве переводчика – Казак обратил внимание, что, кроме одной чашки чая с маленьким кусочком бисквита, она так ничего себе и не взяла. Опережая хозяина, девушка поведала: – У господина Паповича есть хороший джип, его только сегодня пригнали из ремонта….
Но в этот момент хозяин дома резко ее прервал, что-то быстро проговорив недовольным голосом. Елена, пару раз попытавшись оправдаться, вскоре замолкла и дослушивала выговор, опустив голову. В речи бизнесмена несколько раз промелькнули слова «джип», «русский» и «почему». «Неужто ему жалко дать мне машину? Человек-то вроде и небедный! За него, толстопузого, между прочим, воюю…» Казак откашлялся и рискнул вмешаться:
– Прошу прощения, но если дело в деньгах, то я заплачу!
В подтверждение своих слов летчик вытащил кредитную карточку и передал ее хозяину. Тот взял ее, привычным движением повертел перед глазами, разглядывая голограмму, и снова заговорил, но уже заметно дружелюбнее:
– Да-да, не спорю, мне действительно будет жалко машины, но дело совсем не в этом. Просто прямо сейчас вам отправляться в путь опасно. Здесь, слава Богу, зона ответственности британских войск ООН, и потому у нас нет ни босняков, ни американцев… А патрули миротворческих сил на дорогах сейчас очень бдительны. Вам, Василий Иванович, надо подождать часов хотя бы до четырех дня. У них будет смена караула – тогда они обычно не так внимательны, – и вы сможете отправиться на Злату Лебань, оттуда доберетесь в Сербию через нейтральную Албанию. А ехать на Зворник через босняков даже и думать нечего. Иностранца вам, может, и удастся обмануть, а вот югослава – никак, какой бы национальности он ни был.
Казак вздохнул. Наверное, этот человек знает, что говорит, ведь здесь, между Сербской Босной и Трансбалканией, жизнь как на вулкане, в окружении целого легиона различных воинств.
– А пока я бы предложил вам отдохнуть пару часов. Елена проведет вас в гостевую спальню, если, конечно, вы не хотите еще поесть. Может, вы слишком возбуждены и желаете снотворного?
* * *
От снотворного Казак отказался, и вскоре уже стоял посреди небольшой уютной комнатки с широкой кроватью. Скинув одежду, он с наслаждением повалился прямо поверх одеяла и закрыл глаза, казалось, всего лишь на секунду, но когда открыл их вновь, серенькое небо за окном стало заметно темнее, а на электрических часах, стоящих на столике, светилось время – 16.22.
«Надо же, – изумился он, – проспать почти три часа!» Торопливо накинув спортивный костюм, Казак покинул спальню, прошел коридором, покрытым мягким ковром, и в следующей комнате нашел Коче Паповича, что-то говорившего в телефонную трубку приглушенным голосом. Увидев гостя, тот осекся, оборвал разговор и, повернувшись к нему лицом, произнес по-сербски фразу, из которой Казак понял, что все нормально и план их удастся провернуть в лучшем виде.
Кивнув в знак того, что понял, летчик вернулся обратно в спальню и, прикрыв за собой дверь, уселся на кровать – больше сидеть в гостевой спальне было не на чем. Видимо, хозяин действительно сделал какие-то распоряжения, потому что спустя некоторое время раздался легкий стук в дверь и вошла Елена с подносом в руках. На подносе стояли кофейник, две маленькие чашки и три такие же маленькие бутылочки. Одета девушка была уже не в джинсы и свитер, как раньше, а в светлую юбку до колен, оттеняющую смуглые стройные ноги, и блузку с глубоким вырезом на груди. Когда она нагнулась, чтобы поставить поднос на столик, случайный (до какой-то степени) взгляд Казака скользнул сквозь этот вырез по чуть вытянутым округлым грудям, двигающимся под блузкой совершенно свободно. Девушка явно не жаловала кое-какие предметы женского туалета. Он вдруг вспомнил, как одна из знакомых девушек, еще там, в Морозовской, называла лифчик не иначе как орудием пытки, и подумал, что отсутствие оного тоже может быть орудием пытки, но уже для мужчины. И лицо Елены немного изменилось… Ну да, догадался Казак, она же подкрасилась! Ровно настолько, чтобы и без того привлекательное лицо стало казаться чуть ли не эталоном красоты.
– Добрый вечер! Господин Папович предлагает вам, если вы, конечно, не против, попробовать к кофе ликеры из его коллекции. Отказываться не советую – вряд ли где вам еще предоставится такая возможность, тем более в России.
Казак прочитал названия. «Врата мосту» – понятно, «Ройтарс жуту» – это что? Всадники страха? «Три-пол драгон»… Да какая, собственно, разница!
– Спасибо, и господину Паповичу, и вам, Елена. А почему две чашки?
– Потому что… – девушка очаровательно улыбнулась. – Потому что, насколько я знаю, у русских пить в одиночку считается признаком некультурного человека. Вы же не такой?
Ловким движением она откупорила одну из бутылочек и сначала разлила в чашки тягучую темно-желтую жидкость, а потом уже добавила кофе и присела рядом. Напиток получился потрясающий – хотя Казак никогда не был гурманом и в общем-то за всю свою жизнь мало что пробовал, кроме водки и пива, но и он оценил изысканный вкус.
– Вам нравится? – с легким придыханием спросила девушка, и молодой летчик погрузился в удивительно сладкую смесь ароматов кофе, ликера и ее духов. Сердце застучало быстрее, но заговорил он почти спокойно:
– Да что мы все на «вы». Может, на брудершафт выпьем?
– Хорошо! – с еле заметным вызовом произнесла она и сделала еще по одной порции кофе, уже с другим ликером.
Они перевили руки, и Казак с нарастающим волнением ощутил ласковую мягкость ее груди, касающегося его локтя, а когда кофе был выпит одним глотком, юноша и девушка соединили губы, и это не был «брудершафт». Казак почувствовал, как Елена отвечает его нарастающей страсти, и вот уже обе чашки и пустая бутылка скатились с кровати на пол, а руки летчика сжимали в объятиях молодое женское тело, скользя сначала по одежде, а потом и под ней. Елена послушно изгибалась, ее пальцы мягко касались сначала его рук, потом плеч и груди, попутно расстегивая молнию, опускаясь все ниже и ниже, и Казак, вовсе не новичок в любовных делах, понял, что девушка в любви тоже достаточно опытна, смела и изобретательна.
Обнаженная грудь Елены скользнула соском по его лицу, юбка упала на пол, накрыв собой свалившуюся посуду, и Казак, жадно припав к телу девушки, перестал думать о чем бы то ни было – ему вполне хватало ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60