– «X» – значит хорошая, – пояснил Хомяк. – А вовсе не то, что ты подумал. Ого, к ней набор сменных головок! Значит, можно будет приспосабливать их к конкретным задачам.
– Ну что там, разобрались? – крикнул сверху Корсар. – Тогда давайте займемся разгрузкой. Алло, парни! – обратился он к техникам. – Кто по-русски понимает, переведите остальным: таскать изделия бережно, одной поврежденной ракетой больше – один ударом по врагу меньше. А кроме того, они все денег стоят, каких никто из вас в жизни не видел.
Случайно оказавшийся рядом с Казаком Славко спокойно заметил:
– Ну, положим, я видел.
– И где же это? – на правах знакомого поинтересовался Казак.
– Когда мой дядя свою яхту продавал, ему на вертолет не хватало.
– Так ты, оказывается, богатый наследник! Мог бы дядю уговорить, нам еще один такой контейнер прикупить.
– А зачем его уговаривать? Он и сам все понимает. Из этого груза по меньшей мере две ракеты на его деньги куплены. И сегодня еще одна машина придет с этими… как их… ну, в общем, маленькими такими снарядами, которых сразу много выпускают.
Казак не нашелся, что ответить, и пошел помогать с разгрузкой контейнера.
Разгрузка и распределение вооружения по самолетам заняли полдня – прибыло четыре комплекта ракет, и Корсар с Хомяком часа два потратили только на то, чтобы рассчитать оптимальную подвеску для каждой машины. А когда варианты вооружения каждого из трех самолетов были окончательно утрясены, появился офицер тактики и, явно гордясь собой, сообщил, что ночью пригонят один самолет из резерва, специально для товарища Корсара. Таким образом, все прикидки пошли коту под хвост и пришлось вернуться к стандартной схеме.
Часов в десять вечера, получив кодированную радиограмму, наземная команда собралась у полосы и вскоре уже встречала прилетевшего «сухого». Летчик-серб, которого русские мельком видели еще в Болгарии – он улетал из Любимца одним из первых, – торопился в обратный путь и едва ли не сразу направился в поселок с докладом коменданту. Корсару же, который встречал свою новую боевую машину в ангаре, летчик этот, хлопнув рукой по еще теплой передней кромке крыла, сказал всего одно слово: «Нормално!» Не только Корсар в этот день получал новый самолет. На небольшом аэродроме близ Сараево тихонько пели турбины шести истребителей-бомбардировщиков «Мираж-2000» хорватских ВВС, самолетов, созданных еще в конце семидесятых, но отнюдь не устаревших по своим летным данным, а оборудование всегда можно модернизировать – были бы деньги. На эти шесть «миражей» нашлись и деньги, и шестеро летчиков, из которых трое были боснийцами, один хорватом, а еще двое предпочитали не распространяться о своих национальности и гражданстве. Теперь все шестеро стояли короткой шеренгой перед самолетами и слушали напутственную речь, в которой за высокопарыми фразами скрывался вполне понятный и конкретный смысл: необходимо как можно скорее закончить войну полной победой. Любой ценой.
Летчики вполне осознавали: их посылают в бой, потому что участие «миротворческих» сил НАТО становится слишком откровенно односторонним, и ради спокойствия мировой общественности требовалось создать хоть видимость сугубо внутрибалканского конфликта, в который «миротворцам» пришлось вмешаться лишь для того, чтобы восстановить в регионе жестоко попранные сербами права человека.
Церемония закончилась, и летчики направились к самолетам. Из них лишь двое иностранцев и один босниец знали о том, что им предстоит не только воздушная поддержка наземных частей, но и борьба с новыми русскими самолетами, неизвестно откуда появившимися в небе Трансбалкании и Босны. Впрочем, это их не особенно пугало: тактика воздушного боя была им знакома, причем двое из них обучались у советских инструкторов.
Небо над Зворником. «Совместное маневрирование» – Бригада называется «Утро священной войны», и командует ею подполковник Абаджиевич. Вот он… – Ян Шелангер вынул из папки большое фото худощавого офицера с острыми чертами лица. Человек на снимке явно знал, что его фотографируют, и широко улыбался, но эта улыбка почему-то не делала его лицо приветливым.
– Очень интересно, – заметил Хомяк, сидевший вместе со своими товарищами в «командирне» и внимательно слушавший офицера тактики. – Только зачем нам его портрет? Если я с высоты две тысячи метров и разгляжу эту зубастую улыбку, то вряд ли спущусь поздороваться. Да и попасть непосредственно в него не получится. Цель хоть и контрастная, но площадь маловата, головка не захватит.
– Жаль, – серьезно заметил Тамашаивич, а комендант добавил:
– Действительно, к этому человеку у Сербской Босны особый счет. Но ликвидировать его – задача скорее для десятка решительных парней с автоматами, чем для авиационной эскадрильи.
Видимо, эта фраза, произнесенная по-русски, предназначалась для того, чтобы задеть начальника охраны, и цели своей достигла. Тамашаивич помрачнел и собрался было ответить резкостью, но молчавший до сих пор Малошан вдруг произнес по-сербски фразу, смысл которой был понятен и без перевода: офицерам предлагалось прекратить взаимные трения, хотя бы при русских. Несмотря на то что по званию Малошан был самым младшим из офицеров базы, как сербских, так и русских, почти с первого дня было заметно, что с его мнением здесь считаются. Вот и теперь – после слов подпоручика Тамашаивич сдержался, хотя у него явно было что сказать, и Кадарник тоже не стал развивать тему.
Офицер тактики вернулся к главному – Итак, после взятия Зворника эта бригада на некоторое время прекратила наступление и занялась… как это называлось у вас во время чеченской войны… да! Они заняты сейчас зачисткой местности.
Дед, услышав это, стиснул зубы. Один из людей «Слава-Банка», охранявших ангар в Домодедово, рассказывал ему, что из себя представляла эта «зачистка местности», которую он выполнял на Кавказе. Услышанное им тогда, мягко говоря, симпатии не вызвало, а представив то же самое в исполнении фанатичных мусульман, Дед совсем помрачнел.
Шелангер продолжал:
– По нашим сведениям, у них еще осталось два или три десятка единиц бронетехники, и штаб предлагает нанести по ней бомбоштурмовой удар. Мы считаем эту операцию весьма важной. Если русские возьмутся за это задание, мы предоставим данные по расположению целей.
– А есть какие-то причины, чтобы за это задание не браться? – спросил Корсар.
Не ожидавший такого прямого вопроса Шелангер смутился.
– Вообще-то нет. Только вот до нас дошел непроверенный слух… Даже не слух, а его подобие о том, что бригада Абаджиевича будет хорошо защищена от налетов с воздуха. Неизвестно, что имеется в виду – то ли поддержка все с того же авианосца, то ли какие-то дополнительные зенитные средства, о которых мы не знаем.
– Кот в мешке, а не работа, – подытожил Дед, но тут же добавил:
– А чего, собственно, думать? Фактор неожиданности пока работает на нас. Обеспечение у нас сейчас ого-го какое. Ну что, командир, беремся? А то они там назачищают…
– Да, конечно. Сейчас девять тридцать утра… Я думаю, что к одиннадцати будем готовы. Самолеты заправлены, вооружение подвесить недолго, взаимодействие с «Чебурашкой» отработано. Вопросы, предложения?
Вопросов не последовало, а предложение было одно, от Хомяка:
– Надо бы после посадки АН-71 не забыть тросы убрать. Одной кучи металлолома нам хватит.
– Войнику. Бойцу, который в прошлый раз забыл их убрать, сделано напоминание, – ответил Тамашаивич и вышел.
– Напоминание? Нечего сказать, суровая кара за создание аварийной ситуации! – вполголоса возмутился Хомяк, но оказавшийся рядом Малошан негромко заметил:
– Зря вы так говорите. На фронте Тамашаивич в своем батальоне возродил систему взысканий, которая была в партизанских отрядах времен войны с Гитлером.
– И что это за система?
– О, очень простая. Всего три вида взысканий: замечание, напоминание и расстрел. Не думаю, чтобы после перехода батальона к охранной службе что-то изменилось.
Подготовка к вылету прошла даже быстрее, чем рассчитывал Корсар, и уже к половине одиннадцатого все летчики сидели в кабинах своих самолетов. Сквозь открытые ворота их ангаров было видно, как десяток техников оттаскивает от «Чебурашки» маскировочную сеть. У украинского самолета двигатели уже были запущены, и командир мастерски развернул его в направлении взлета практически на месте.
«Как же он грохочет! – подумал про себя Казак, наблюдая, как АН-71 страгивается с места и начинает разбег. Несмотря на хорошую звукоизоляцию кабины, летчик почувствовал, как у него заложило уши. – Странно, ведь собственные двигатели СУ-37 ничуть не тише. Наверное, все дело в направлении струи – выхлоп-то „чебурашки-ниндзя“ ориентирован практически на меня. Интересно, долго ли сербы надеются сохранить в тайне наше месторасположение? Ведь то, что где-то в этих краях периодически взлетают и садятся реактивные самолеты, уже знает вся округа, кроме разве что совсем глухих. При хорошо работающей агентурной сети нас вполне можно вычислить, и тогда вся маскировка и прочие фокусы окажутся бесполезными…» Он вспомнил, как изо дня в день, сверяясь с расписанием пролета разведывательных спутников, бойцы охраны жгли старые покрышки, чтобы дым создавал дополнительные помехи космической фотосъемке. Вспомнил – и сразу же заставил себя забыть:
«Эти проблемы отложим на потом, а сейчас – в бой!»
* * *
Взлет прошел нормально. Благодаря самолету поддержки теперь не было необходимости сразу же нырять в лабиринт хребтов и долин, опасаясь обнаружения. Установленная на АН-71 аппаратура работала на полную мощь, и в помехах, создаваемых ею, тонули сигналы, отраженные от четырех самолетов группы.
Взлетевший предпоследним, Казак увидел вдали «Чебурашку». Блин антенны на хвосте АН-71 плавно вращался, и Казак представил себе, как радиоволны уносятся вдаль и возвращаются, принося сведения о еще невидимых врагах.
Действительно, информация уже начала поступать в вычислительные комплексы истребителей, а вернее сказать, в единый боевой комплекс группы, потому что бортовые компьютеры всех четырех самолетов были связаны между собой. Что там говорил этот красавец Шелангер насчет неизвестных опасностей? Судя по всему, ничего страшного. Два полевых средне-высотных комплекса в режиме готовности номер два, они не успеют среагировать, когда брюзга и зануда, но, несомненно, опытный боец Хомяк направит на каждый по управляемой ракете. Есть еще несколько ствольных зениток с радиолокационным наведением, расположенных не так уж и удачно – видимо, пресловутый Абаджиевич слишком быстро вырос до подполковника. С зенитками будет разбираться самолично Корсар, и наверняка сделает это с большим удовольствием.
«А мы с Дедом? А нам предстоит пропахать скопления бронированных целей, которые расставлены двумя аккуратными группами, словно для парада. Может, среди них и вправду окажется машина этого самого зубастого подполковника? Интересно, за что к нему у сербов „особый счет“»?
Но мысли летчика были прерваны раздавшимся в наушниках коротким звуком, так называемым «одним ударом колокола», и синтезированный женский голос ласково произнес:
– Воздушная цель захвачена.
Одновременно с этим на экране радара появилась схема боя. Воздушная цель, о которой было сказано, находилась в ста сорока километрах и насчитывала четыре единицы, зафиксированных достоверно, и еще три, по которым данные уточнялись. Уточнение заняло несколько секунд, и наконец компьютер высветил окончательные результаты: шесть чужих самолетов на скорости шестьсот пятьдесят километров в час движутся курсом, перекрещивающимся с курсом группы «сухих».
Туже самую картину, естественно, увидели на своих дисплеях и остальные летчики, и все ждали, как отреагирует на нее Корсар. Он долго себя ждать не заставил.
– Волга, Волга!
– Слышу.
– Отключайся, уходи. Мои – идем прежним курсом, ждем команды.
– Волга понял, ухожу. Удачи!
Корсар в этот момент думал о том, что система распознавания «свой-чужой» должна была сработать и на таком расстоянии. Но до сих пор не сработала. Значит, это чужие. Однако, с другой стороны, никаких данных о наличии у боснийцев боевых самолетов тоже не было. Выходит, это либо американцы, либо… Тот самый неясный фактор?
«Что они, встречают нас или просто летят по своим делам? А хоть бы и по своим! Их больше, и этому мы можем противопоставить только внезапность. Сколько там до них… Сто десять, мы сближаемся со скоростью двадцать километров в минуту. Медленно!» – Внимание, группа, разгоняемся, атакуем с разворота, с превышением по высоте. От меня не отставать!
С этими словами Корсар решительно прибавил обороты двигателям, одновременно давая команду бортовому комплексу автоматически выбрать момент для запуска обеих ракет, как только вероятность поражения цели будет достаточно высока. Теперь его СУ-37 летел со скоростью, чуть большей скорости звука, и когда расстояние до шестерки сократилось до шестидесяти километров, произошло сразу два события. Первое – вражеские самолеты заметили группу «сухих» и стали перестраиваться, и второе – истребитель Корсара вздрогнул, и летчик увидел уносящиеся вдаль тела ракет, оставляющие за собой в небе белый след.
* * *
Эскадрилья «миражей» в полном составе была поднята в воздух без расчета на встречу с воздушным противником. Несмотря на то что каждый самолет был оснащен полагающимся боекомплектом, основной целью полета являлась проверка слетанности, отработка совместного маневрирования и некоторых тактических приемов. Кроме того, специальным распоряжением пилотам предписывалось не подниматься слишком высоко, держаться поближе к земле, чтобы вид «ходящих по головам» боевых самолетов угнетающе действовал на неприятеля и поднимал дух боснийцам.
Встречи с недавно поставленными сербам русскими самолетами никто всерьез не опасался. На инструктаже командиру эскадрильи доходчиво разъяснили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60