Вылазка была удачной, мы поймали десять черных быков и одного серого и еще четыре лошади. Назревала война, но она должна была начаться еще не скоро. У врагов для этого мало сил, они лишь бедная семья, живущая на скудной земле, поэтому мы позволяли себе охотиться. Моему брату показалось, что он увидел молодого оленя, – прекрасная добыча. Он поскакал через кусты, потом я слышал его смех: я тебя вижу! Словно он играл в прятки. И больше он не появлялся. Я нашел его коня поблизости, он пасся на лугу, но седока нигде не было. Я искал его в долине два дня. Его внезапное исчезновение было просто невероятно. Если его убили, река не могла отнести тело слишком далеко. Я не могу забыть тот случай, забыть свою утрату. Там не было ни пещер, ни проходов, долина была абсолютно ровной: ни тенистых садов, ни раскидистых дубов, ни святилищ, ни гротов, где он мог бы заблудиться. Мне так не хватало его и сейчас не хватает. Мы жили в изгнании вместе, поэтому потерять его так неожиданно, так загадочно…Он пристально смотрел на меня и о чем-то сосредоточенно думал, – очевидно, вернулась прежняя боль. Потом он добавил почти шепотом:– Мне кажется, что из-за этого что-то умерло в моей душе. Это не моя жизнь. Я потерял свою, жизнь. Ущелье в стране битуригов украло у меня последний ее кусочек. Пока ты…Я попытался привести свои мысли в порядок.Но меня отвлекла мелодия, которую наигрывал на своей волынке Илькавар. Мы обернулись и увидели, что один из наемников-ибернийцев остановился рядом с нами, его копье было нацелено на нас. Его подозрительный взгляд перебегал с Оргеторикса на меня и обратно. Позади него столпились остальные, они были верхом и держали в поводу запасных лошадей.– В чем дело, Мадрод? – спокойно спросил Оргеторикс.– Что-то ты не спишь, – ответил Мадрод. – Ты же настаивал, чтобы мы остановились на ночлег. Мы хотели скакать дальше, а ты захотел сделать остановку, чтобы поспать. Мы хотели сражаться у говорящей пещеры. Но ты решил смотреть издали. Что-то ты больше похож на дичь, чем на охотника, так нам кажется. Поэтому мы прощаемся с тобой.– Ну что ж, прощайте, – спокойно ответил Оргеторикс, – только лошадей оставьте.– Лошади пойдут с нами, – пробормотал Мадрод, недвусмысленно поднимая копье.Вот тогда я узнал, почему молодой Тезокор получил прозвище Царь Убийц.Оргеторикс был быстр, как молния. Я и не заметил, как он оказался впереди. Он неожиданно набросился на ибернийца, используя технику, которой владели только греки, – внезапная атака, когда либо побеждаешь, либо погибаешь. Мадрод захрипел, когда Оргеторикс схватил его за шею, оттолкнул копье и, со скрежетом выдернув из ножен смертоносный клинок в форме листа, всадил его в тело врага.В тот же момент один из наемников спешился и бросился ко мне, готовый метнуть свое копье, в его глазах пылало бешенство. Но тут же получил удар волынкой по голове. Илькавар швырнул в него свой инструмент. Тот замер на секунду и отшатнулся – Оргеторикс пронзил его сердце молниеносным ударом.Остальные всадники развернулись и пустились наутек. Оргеторикс бросился за ними, ловко вскочил на последнего коня, пробежал по его спине, перескочил на спину коня авернийца, оттолкнул копье, направленное на него, проломил череп всаднику, нагнулся через голову животного и ухватил поводья, к которым были привязаны еще три запасные лошади. Остальные всадники понеслись вниз с холма. Он скинул на землю корчащееся тело авернийца, которое продолжало дергаться еще какое-то время. Оргеторикс вернулся к нам, ведя коней, он хмурился.– Вот уж не ожидал, – мрачно заявил он, глядя на распростертое тело Мадрода.– А я и не знал, – сказал я в ответ, – что ты дерешься как кошка, только при этом не визжишь.– Крик сбивает дыхание. Мерлин, хочу тебя попросить, чтобы ты раздел эти тела, когда они перестанут дергаться. Кожаная куртка Мадрода больше подходит для битв, чем твоя грязная меховая…Снова критикуют мою одежду!– У них неплохие ботинки и пояса.Он спешился и осмотрел свою одежду, нет ли на ней пятен крови.Илькавар осматривал свою волынку. В мешке было две дыры от меча, поэтому она не держала воздух.– Как заколотая свинья, – печально вздохнул он. – Остаемся без музыки. Но починить нетрудно, когда будет время. Думаю, вас это обрадует.
Мы отдыхали, пока не наступил тот самый темный час, предвещающий близость нового рассвета, когда горизонт вот-вот взорвется солнечными лучами. Где-то среди ночи Оргеторикс оттащил три голых тела своих бывших товарищей к деревьям у скалы и повесил их на ветках. Это была не месть, а проявление ненависти, как мне кажется, ненависти не к этим людям… Эти печальные мертвецы лишь помогли Оргеториксу заявить о своей скрытой ярости. А все началось с моего прихода.Я наблюдал, как он бродит по лагерю, бледный как призрак, молчаливый и решительный. Если он и заметил, что я на него смотрю, ничем этого не показал.Теперь мне была ясна если не природа, то источник его ненависти и ложность этого источника. Но по непонятным мне причинам, которые я не хочу пока называть даже себе, сейчас лучше не разговаривать с этим дерзким, храбрым, любознательным и очень одиноким молодым человеком.Одна из причин была вполне понятна: где-то поблизости должна прятаться его мать. Она наверняка сейчас наблюдает за нами из птичьего гнезда или расщелины в скале, а может быть, с неба или из звериной норы в земле. Я был уверен, что она постарается не обнаруживать себя. Интересно, когда она, наконец, снова появится? И почему она позволяет мне так близко подходить к своему сыну, столь ревниво опекаемому?В глубине сердца я чувствовал, что она потрясена не меньше моего, – у нас с ней, оказывается, есть общее прошлое. Мы оба не знали, что нам теперь делать, у каждого были свои проблемы, накопившиеся за долгую жизнь в результате сложных отношений с людьми, превосходящими нас в силе.
Опасаясь засады, которую могли устроить товарищи убитых, Оргеторикс повел нас вниз по холму, затем вдоль ручья. На свободном пространстве мы скакали галопом, стараясь побыстрее добраться до головной части приближающейся колонны. Вскоре мы встретили забойщиков скота Бренна. Они двигались бесшумно, отстреливая дичь, которую спугнула приближающаяся армия, в основном это были мелких животных и птиц. Эти воины были мастерами пращи и стрелы. Как только топот идущей армии становился слышен, они складывали подстреленную дичь в кучи и бесшумно и быстро перемещались южнее. Потом они останавливались и поджидали, когда новые жертвы побегут мимо, спасаясь от несметной орды, все сметающей на своем пути.Вскоре мы увидели армию. Впереди ехали двадцать хорошо вооруженных воинов на черных конях, они двигались не спеша, настороженно вглядываясь в горы и леса впереди. Когда они заметили нас, четверо всадников отделились и поскакали к нам, у них были щиты и опущенные вниз копья. На всадниках не было шлемов, льняные волосы развевались на ветру. Я не смог разглядеть знаки их клана. Они что-то сказали на лающем языке, Оргеторикс понял их без труда. Как мне кажется, один из них узнал Оргеторикса и спрашивал, кто с ним. Получив ответ, он подозрительно оглядел нас с Илькаваром, потом коротко кивнул. Они подождали, пока колонна подойдет к нам, и заняли свои места впереди. Нам было позволено пройти назад через ряды солдат, туда, где шли воины, сопровождавшие повозки, груженные добычей и припасами.Подстреленную забойщиками дичь собирали с энтузиазмом. Мимо проходили воины. Они разглядывали нас скорее от скуки, чем из любопытства. Говорили о том, что армия направляется к побережью. Такая новость радовала их, придавала сил. Они были согласны на все, лишь бы не видеть этих бесконечных гор и болотистых лесов.– Мне нужно будет сразу же идти к Бренну, – сообщил нам Оргеторикс. – Мне понадобится его защита, если эти наглые грабители заметят меня. Они видели, как я убил их вождя, этого уже достаточно. Они могут потребовать поединка для отмщения. Нужно преподнести ему подарок. Он любит подарки. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Пожалуй, ты не потянешь в качестве подарка, а вот пение Илькавара может ему понравиться. Жаль только, что в этом походе запрещено шуметь.Запрещено шуметь? Сами горы сотрясались от тяжелой ритмичной поступи марширующих воинов. Он, конечно, имел в виду, что в головной части колонны запрещено издавать боевые кличи, трубить, бить в барабаны, стучать в щиты, громко ссориться. Костров разжигали тоже как можно меньше. Эта необычная армия пыталась пройти по вражеской территории как можно незаметнее, насколько это вообще возможно для многих тысяч человек.Поэтому впереди и идут забойщики, подстреливающие дичь, поднятую топотом такого количества ног. А самые лучшие воины двигались в отдалении, захватывая дозорные посты врага. Оргеторикс обнаружил большую часть таких дозорных постов, когда он разведывал дорогу для Бренна этой осенью и зимой.Но он сумел отыскать не все.Мы подошли к долине, которая извивалась между несколькими горами. Она приведет нас в самое сердце Македонии. Я пролетал над этим местом, когда искал Пронзительный Взгляд, это было тогда, когда Илькавар нашел меня в заброшенном доме.Тогда я и заметил опасность, хотя только сейчас смог оценить ее масштабы. У меня было что сообщить предводителю этой огромной армии.У меня был талант, нужный ему. Часть пятаяЖАРКИЕ ВРАТА Глава двадцать втораяСТОРОЖЕВОЙ ПОСТ Сторожевой пост находился у самой вершины холма и выходил на широкую долину под названием Волчья Тропа, она вела на юг к плодородным равнинам Македонии. Македонцы все еще были воинственным народом, несмотря на непроходящую скорбь о своем давно ушедшем молодом царе Александре, или Искандере, как его еще называли…Столько имен на стольких языках для одного некрупного мужчины с орлиным взором, данных ему за то, что он дошел до самого края земли. Как решительно и убедительно его дух сумел справиться со временем и остаться жить в легендах!Домик расположился в роще молодых кедров и сосен, стены его были выкрашены темной краской и почти не видны из долины, раскинувшейся внизу. Даже тому, кто знал про этот домик, было нелегко разглядеть его на лесистом склоне холма.Однажды в начале лета мужчина, живший в домике, вышел по своим делам, и в этот момент на холм набежала тень. Обитатель домика очень осторожно пользовался огнем, готовил еду только после заката солнца и лишь тогда, когда ветер относил дым на юг. Туда, где жила память об Александре!Тогда он был очень молод, почти мальчишка, слишком слабый, чтобы участвовать в походе на восток и дойти до самого океана, до конца света. Но он нравился молодому царю и тот нашел ему применение.– Когда ты подрастешь, станешь дозорным на моих северных границах!Теперь-то он был взрослым. Настолько взрослым, что старше его не было в округе. Иногда ему казалось, что смерть просто потеряла его из виду. Приходили и уходили десятилетия, скоро ему исполнится восемь десятков лет. Он умел хорошо, считать. Несмотря на возраст, он был резвым, как олень весной. Борода его сделалась белоснежной, но глаза остались по-прежнему зоркими, как у сокола. Он все еще проворно перебегал открытые места от одной рощи к другой, словно заяц, которого вспугнули.Четыре раза в день он обходил холм незаметно, словно тень, вглядывался в долину и ближайшие холмы, нет ли признаков опасности. Не вспугнули ли птиц военные отряды, не сотрясается ли земля от поступи армии, не поднимаются ли клубы пыли на горизонте от множества шагающих ног.А как ему хотелось заметить армию, следующую маршем! Он до сих пор помнил блеск доспехов и оружия, когда молодой царь отправлялся в военный поход в Персию, Увы! Сейчас никакой армии он не видел. Долины были пустынны.Позади дома стояли клетки с голубями. В них могло поместиться шестьдесят птиц. Он отправлял их на юг особым способом. Каждое полнолуние голубей возвращали четверо всадников из крепости. Всякий раз, когда голубь не возвращался – обычно он становился добычей орла, – дозорный огорчался. Он знал каждого из них. Хотя знакомиться с новыми птицами тоже было интересно.Четыре раза в день он обходил дозором свой пост, раз в день, писал одно и то же письмо на кусочке пергамента: «Все идет своим чередом».Каждый день послание привязывалось к лапке птицы по-разному – так обеспечивалась дополнительная безопасность для дозорных постов. До крепости, расположенной на равнине за горами, было три дня пути.Дозорный был осторожным человеком, он менял маршруты, менял свой распорядок, хотя за более чем пятьдесят лет у него ни разу не возникло необходимости изменить свое послание на юг. Каждый раз во время обхода он останавливался у мраморной урны, спрятанной в его собственной рощице из колючих кустов и сосен. Там покоился прах его давно умершей жены.Они оба любили танцевать. Они танцевали даже в горах под воображаемую музыку. Каждое утро и каждый вечер они танцевали. Она была счастлива здесь, несмотря на изолированность поста от остального мира, несмотря на трудности с добыванием еды, особенно если зима в Македонии выдавалась холодная. Она плакала, когда два их сына ушли на войну. Больше от них не было никаких вестей, сердце отца от скорби окаменело. Он выкинул из памяти дерзких парней, но два отполированных щита лежали по обе стороны урны как символ надежды. У жены все было по-другому.Теперь дозорный жил один, так долго, что потерял счет времени. Он сохранил душевное спокойствие, глаз и ум служили ему не хуже, чем в детстве.«Все идет своим чередом».Иногда он писал другое: «Несколько всадников и вьючных лошадей, усталые, вооружение легкое».Или: «Кочевники, обоз повозок. Семья, два вола и пять коней».Но чаще всего просто: «Все идет своим чередом».И этот седобородый дозорный мог бы счастливо дожить до конца своих дней, люди с юга, для которых он охранял свой пост, поставили бы его урну рядом с урной жены. Но он совершил ошибку: он покинул укрытие, преследуя сокола.Сокол приземлился на вершине холма. Опасаясь за своих голубей, дозорный швырнул в хищника несколько камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45