Приезжай ко мне, всегда стол накрытый
для тебя. С друзьями приезжай. Ты молодого барашка любишь?
- А ведь посадят, Абубакар,- вздохнул доктор и обернулся к нам.- Вообще-то
он специалист по финансовым вопросам и пулей его поцарапали за чрезмерную
активность, когда он выменивал установку залпового огня "БМ-21" на мерседес
"700" с доплатой.
- Мне "Град" для себя был нужен. Поле перед домом пахать. За что меня
сажать?- уверенно отвечал финансовый специалист.- Разве нельзя
договориться? Судья тоже человек, высший примат.
- Симпатичный паренек,- вздохнул доктор.
Я заметил, что Крылов к раненым бандюгам относится с пониманием, как
Эскулап, а ведь для меня они - дерьмо на дерьме за редкими вычетами, и так
оно еще будет мне казаться лет двадцать.
Мадам же суетилась вокруг пленных, подносила подарки, от "Сникерсов" до
презервативов, выпрашивала насчет мучительных пыток и не замечала, что рука
Абубакара елозит по ее коленке.
Впрочем финансист оказался достаточно бесхитростным.
- Что ты там, доктор, говорил насчет золота рейха, а? Слушай, я беру все
расходы на себя, только объясни, как добраться до этого... "хронального
кармана", правильно я сказал?
- Эй, фельдшер Вася,- потихоньку подозвал доктор мордастого солдата,-
больной перевозбудился. Сделай-ка ты ему укольчик димедрола.- Майор Крылов
обернулся ко мне.- Авось покемарит Абубакар и все забудет. А по-большому
счету, чихать и кашлять мне на "хрональный карман". Лично я туда ни ногой.
Чертово место.
Вскоре нам пришлось распрощаться с многоуважаемым и, наверное, чрезмерно
болтливым майором Крыловым.
На большой скорости, не обращая пристального внимания на весенную
сопливость дорог, мы раскидали гуманитарную помощь по точкам: беженцам,
детдомовцам, старперам, досталось даже всем хромым и увечным, которые
попадались по дороге. Казалось, что и мадам торопится поскорее закончить с
этим добрым делом, особенно после того как с "Камаза", проезжающего по
далекому холму, нам прислали пару подарков из приличного миномета.
Просматривались в ее поведении и другие новые интонации. Поубавилось
злобности по отношению ко мне и даже Коле Кукину. На крутых поворотах,
когда ее женское тело инерционные силы бросали на мое мужское, она
отстранялась не слишком поспешно.
Правда, я не торопился обольщаться, хотя Коля Кукин делал мне знаки - мол,
цапай соседку, а следом и он присоединится.
Нина Леви-Чивитта как бы невзначай поинтересовалась, откуда родом этот
замечательный и заботливый доктор Крылов и надолго ли ей разрешат
задержаться на станции. На это я отозвался, что мы все - из народа или
около того, а ей на станции после оказания гуманитарной помощи делать особо
нечего.
А когда мы уже возвращались в транспортную комендатуру от самой дальней
точки, свинофермы, превращенной в пункт санитарной обработки вшивых, наш
"уазик" перестал слушаться коробки передач. Вскрытие показало, что накрылся
ответственный шарикоподшипник.
Что бы такого умного предпринять? Впереди раскисшее поле, за ним сам
поселок со станцией, позади раскисшее поле с блок-постом на краю, но там
только вкопанный танк и два БТР, которые никуда с боевого дежурства не
двинутся.
- Ну, Коля, ты не импортная женщина, так что дуй вперед через поле,-
распорядился я,- сыщи где-нибудь телефон и с коменданта потребуй, чтобы
прислал тачку помощнее - нас забрать и это дерьмо отбуксировать. Если через
час никто не появится, мы тогда пешком отсюда почешем, но тебе это в минус
будет.
Кукин, утратив бодрое расположение духа, зачавкал своими короткими сапогами
по простору, понуро бросив напоследок:
- С коменданта же требовать, как с мраморной статуи.
- Ну, что будем-таки делать?- спросила мадам. Мне показалось, что часть
иностранных интонаций пропала и сейчас по произношению она приблизилась к
коренным жителям Одессы.
- Слушай, Нина, у тебя, наверное, в Мадриде дом есть?- заговорил я о более
интересном.
- Нет. В Мадриде нет, есть в Риме, неподалеку от памятника Витторе
Эммануеле.
- Ладно, без разницы. А чего сюда-то потянуло? Неужто, чтобы с Асланом и
Абубакаром пообщаться?
- Да уж скорее с ними, чем с тобой...
Тут мое внимание целиком переключилось на овражек, который образовывал
вмятину в земле метрах в двадцати от нас, да еще зарос кустарником. Робко
зашевелилась одна из его веточек. Мы с дамой как раз стояли у борта
"уазика" и только его корпус отделял нас от источника возможных
неприятностей. Больше того, мой автомат хоть имел флажок, установленный на
стрельбу очередями, но отдыхал на переднем сидении. Еще одно шевеление
кустарника и я, сбив женщину, вжался вместе с ней в грязь. На лету она
успела заголосить: "Варвар, насильник! Aiutate!", однако поперхнулась,
когда поверх наших падающих голов прошла очередь.
Поверхность земли ни одним изгибом не защищала нас, на два хилых
автомобильных борта надежды большой тоже не было, и автору автоматной
очереди оставалось только пристрелять к нам свое оружие.
Второй удар свинцовой плетью пришелся на "уазик". Внутри него остервенело
зарикошетили, зазвенели кусочки смерти.
Я машинально вытянул "макарова" из кобуры - какая же жалкая пукалка против
вражеского "калашникова". Имейся у меня приличное оружие, то и помереть
было бы не страшно - когда всерьез дерешься, ничего кроме фронтового
психоза не ощущаешь.
- Ну-ка, дай мне пистолет,- неожиданно предложила госпожа Леви-Чивитта.- Я
тебя прикрою, пока ты автомат хватать будешь.
Имелась весомая вероятность, что она меня тут же шпокнет и отдастся
джигиту, но я все-таки поверил. Пока Нина жвахала во вредного мужика из-за
переднего бампера, я запрыгнул как дельфин в кабину, цапнул автомат и
вывалился в противоположную дверцу (если бы пополз назад, результат
получился бы стопроцентно летальным). Но, в итоге, я оказался совсем без
прикрытия, что казалось не слишком полезным для здоровья.
Автоматная "стежка" протянулась в полуметре от моей башки. Следующей
предстояло прошить меня. Тут я заметил в пяти метрах впереди и чуть левее
достаточно глубокую рытвину. И пошел в атаку, вопя что-то грозное и строча
от живота. Видимо, джигит не слишком ожидал такого прыг-скока. По-крайней
мере, он меня не срезал, а только задел правую ногу. Когда я отчаянно
прыгнул с толчковой левой и улегся в рытвинку, то выпал из его поля зрения.
В результате он высунулся больше чем надо и начал вертеть головой,
высматривая мишень.
Тут гавкнул пистолет, и все подозрительно стихло. Выманивает гад? Я
растерялся, не зная как правильно поступить. Но неожиданно сверху пролился
спокойный голос госпожи Леви-Чивитта.
- Alzate, signore Egor. Хватит загорать, Хвостов. Солнце давно уже
спряталось.- Она сунула "ПМ" мне в руку со словами.- Метко стреляешь.
Настоящий ворошиловский стрелок.
Я сел, в сапоге было тяжело, тепло и влажно. Посмотрел на кусты. Голова
джигита незатейливо валялась на земле.
Мадам заметила пулевую дырку на моей обувке.
- Держи хвост пистолетом, Егор. Благодаря этому раньше дембель настанет, ты
ведь не кадровый военный.
Послышался рев приближающегося мотора. Во всю прыть к нам несся БТР,
набитый бойцами.
Нина приблизила ко мне свое южноевропейское лицо. На сей раз его линии не
показались мне такими резкими, наоборот, даже мягкими и успокаивающими.
- Мне кажется, что мы с тобой еще увидимся, Хвостов.
Я почувствовал ее губы, которые, скользнув по моим, чмокнули меня в щеку.
Было очень даже недурно. Я начал вспоминать это прикосновение, еще когда
лежал на броне БТР, доставлявшего меня к лекарям, а Нина была совсем рядом.
И на госпитальной койке,- где из подружек только подушка,- тоже не раз.
Конечно же, это многомесячное безбабье заставило меня так зациклиться на
контакте с госпожой Леви-Чивитта. Короче, запала она в мои нервные центры.
Наверное, ей того и требовалось.
5.
Госпожа Леви-Чивитта редко ошибалась. В этом я убедился спустя несколько
месяцев, когда меня стали подсиживать и потихоньку выпроваживать из армии.
Да-да, горячая точка немножко остыла, а "бабки" в ней отламывались прежние:
немаленькие и верные. Так что нашлось много желающих подменить меня на
боевом посту - из тех, кто раньше посиживал в глубоком тылу, переползая от
горшка к обеденному столу и обратно. Особо настаивать на своей воинской
карьере я не стал, хотя и привык к автомату, даже спал с ним. И после
отрицательного решения медкомиссии на перекладных отправился домой, в
последний раз за армейский счет.
Жилплощадь встретила меня разбитыми окнами, размоченными с помощью
атмосферных осадков книгами, а также осколками стаканов и тарелок,
раздолбанных зимними бореями и летними зефирами. Телевизор и то превратился
в черепки археологического вида.
Естественно, что я не расстроился. Закончив войну, я считал, что мне все
нипочем, и, что для штатского человека является веской причиной скулежа и
нытья, мне - лишь повод для кайфа и смеха.
Когда все испорченные, размоченные и расколоченные предметы, завернув в
простыню, я снес на помойку, то в небольшой комнатке оказалось чересчур
просторно. Поэтому я, вставив стекла, обзавелся чучелом южноамериканского
попугая ара - один бомж сменял его на бутылку "Амаретто" - и стал придавать
порядок своим мыслям; благо, что накопленной зарплаты хватало еще на пару
месяцев.
Для начала я создал "Записки военного железнодорожника", в которых отразил
свои немеркнущие подвиги, потом сочинил "Воспоминания военврача". Эта
повесть мне понравилась больше, потому что я туда вставил бредовую историю
насчет похождений морских пехотинцев в "хрональном кармане". А что, в
общем-то клево вышло. Только довольно бессвязно. Поэтому пришлось еще
всякого тумана и шизофрении поднапустить, чтобы получилось авангардное
произведение, включающее цикл бесед гвардии капитана Калиновского (я его
сделал Малиновским) с ягуаром, кондором и змеей. Короче, со всяким таким
калом моя книжица для Букеровской премии вполне годилась.
Для начала стоило снести свежесваренное произведение в издательство,
которое располагалось через два дома от меня (правда до этого оно выпускало
только половые пособия - "Секс в автомобиле", "Секс в лодке", "Секс в
телефонной будке").
Но тут меня посетило чувство неудовлетворения от проделанной работы. Что
толку, если я пропущу через издательство вещь-однодневку, которая
скончается в памяти народной едва ли не по прочтению? Мне это навряд ли
принесет моральное удовлетворение. Да и с материальным будет настолько
негусто, что оно не покроет психологический ущерб.
Что это за "эскалатор" применялся у берегов Перу? Неужто машина времени,
которую изготовили вначале фашистские ученые, а потом повторили и наши
умельцы? Или не все так просто? Может, стоит пообщаться еще разок с
доктором Крыловым? Он вряд ли полностью выложил правду-матку во время
кратковременнного застолья с возлияними из мокротных баночек.
После тех памятных посиделок я за время службы пересекался с военврачом еще
не раз. Однако, насчет своих похождений в августе 91 года он больше не
заикался, соответствующие вопросы ответом не удостаивал. Впрочем, я не
особо настырничал. Не до того было.
Кстати, доктор Крылов тоже благополучно покинул горячую точку и ныне людей
чинил в клинике военно-медицинской академии в моем родном Питере. Я
подумал, что сейчас, когда напряженка военной поры нырнула в Лету, майор не
будет особо запираться.
Я звякнул ему и деликатно напросился в гости, а вернее на прием. Дескать,
моя подстреленная нога иногда непроизвольно дает пинка какой-нибудь
проплывающей мимо толстой заднице.
На следующий день, в полдень, я уже торчал в приемном покое и уточнял по
телефону у доктора Крылова, как мне добраться до "второй хирургии".
Еще раз повторюсь - не люблю я шастать по госпиталям, страшно неохота
сталкиваться с тем, что, возможно, вскоре ожидает и мой организм. Впрочем,
в этом госпитале порядком вертелось медсестричек, у которых приятные ножки
выглядывали из под куцых халатиков. Но это, к сожалению, не относилось ко
"второй хирургии", где по части обслуживающего персонала было негусто -
похоже, что там проходила пересменка, инструктаж или совещание. Поэтому и
спросить некого. Я заглянул в ординаторскую - пусто, кабинет завотделением
заперт, каморка старшей сестры тоже.
Я дошел до приоткрытой двери с надписью "операционная". Внес голову в щель
- в предбаннике тоже ничего живого. Я подал голос: "Доктор Крылов",
опять-таки напрасно. И что-то меня дернуло сделать еще несколько шагов.
На столе лежало тело, прикрытое простынкой. Тело явно не дышало. Похоже,
что медики, сделав свое черное дело, потеряли всякий интерес к покойнику.
Вон даже инструмент в нем оставили. В самом деле скальпель был воткнут в
плоть, прямо сквозь простыню, и вокруг него расплылось приличное пятно
алого окраса. Тут до меня дошло, что я думаю чушь. В пациентов не втыкают
скальпель прямо через простыню. Покойников не забывают в операционной.
Случилось убийство. Я подошел и решительно откинул ткань.
На столе лежал доктор Крылов. Грудная клетка его была рассечена и в ней,
насколько я понял, отсутствовало сердце. На волосах виднелись капельки
свежей крови. Похоже, майора вначале оглушили кастетом, а потом еще
препарировали. И это прошло за те пятнадцать минут после звонка, в течение
которых я снимал куртку, надевал сменную обувь и искал дорогу. Значит,
"операцию" делал настоящий специалист. И не просто опытный медик - наших
врачей вряд ли учат в два приема выхватывать сердце - а специалист по
кромсанию людей.
Первая моя догадка заключалась в том, что некий расчленитель занимается
добычей органов для трансплантации.
А вторая догадка - в том, что здесь, в больнице, человеческие органы и
члены можно доставать в нужных количествах более естественным, то есть
коммерческим образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36