Однажды, когда дорога проходила через высокий перевал, где меж гребней двух гор долина открывалась в голубую даль, Мордред натянул поводья, останавливая лошадь. Впервые в жизни глядел он вдаль и нигде не видел пред собою моря. Миля за милей колыхалась перед ним листва, и единственной водой, какую можно было разглядеть, были крохотные карновые озера в нависших долинах и сбегавшие к ним по серым валунам белые от пены ручьи. Одна за другой сизые холмы перекатами уходили вдаль, поднимались к огромной гряде гор, завершавшейся единой, коронованной квадратной белой вершиной. Гора это или облако? Все едино. Это — большая земля, королевство всех королевств, земля, из которой рождаются мечты.Подъехал один из солдат — с быстрой улыбкой и любезным словом, — и Мордред вернулся на свое место в кортеже.После у него осталось лишь самое смутное воспоминанье о первом пребывании в Регеде. Замок был громадный, переполненный народом и величественный, и застали они его в смятении и тревоге. Мальчиков сразу же передали на попечение сыновей короля; у них сложилось отчетливое впечатление, что их поспешно убирают с глаз долой, пока в замке улаживают какой-то кризис, суть которого никто не потрудился им разъяснить. Король Урбген повел себя с изысканной учтивостью, но был тем не менее рассеян и краток; королева Моргана не появилась вовсе. Сводилось все к тому, что в последнее время к ней как будто никого не допускали, и это уединение граничило почти что с заточеньем.— Что-то, связанное с мечом, — сказал Гавейн, которому удалось подслушать беседу в помещении для стражи у ворот. — С мечом Верховного короля. Она увезла его из Камелота, пока король был за морем, а на его место положила поддельный.— Не просто меч, — добавил Гахерис. — Она взяла себе любовника и меч отдала ему. Но Верховный король все равно его убил, а теперь король Урбген хочет ее отослать от себя.— Кто тебе такое сказал? Конечно, ваш дядя ни за что не позволит так обойтись с его сестрой, что бы она ни сотворила.— Да нет же, так оно и будет. Это из-за того, что она взяла меч, что равно измене. И поэтому Верховный король позволит Урбгену ее отослать, — горячо настаивал на своем Гахерис. — А любовник…Тут во двор к ним вышел Габран передать приказ явиться к конюшням, и даже Гахерис, вовсе не славившийся своим тактом, счел за лучшее до поры отложить обсужденье.Чуть больше, но самую малость, они узнали от двух сыновей Урбгена. Это были взрослые мужи, сыновья от первой жены короля, бывалые бойцы, которые сперва преисполнились гордости от того, что их отец заключил брачный союз с сестрой Артура, но теперь желали, чтоб и ноги ее не было в Регеде, и готовы были поддержать петицию Урбгена о расторжении этого союза.Правда, по всей видимости, была такова. Моргана, связанная браком с человеком на много лет ее старше, взяла в любовники одного из соратников Артура, рыцаря по имени Акколон, человека храброго, честолюбивого и горячего. Его она уговорила, пока Артур был в отъезде, украсть из Камелота меч Калибурн, который называли еще Мечом Британии, и привезти его в Регед, оставив на месте королевского меча подмену, втайне изготовленную на севере каким-то прихлебателем Морганы.Чего именно добивалась королева, так и не было к полному удовлетворению разъяснено. Едва ли она могла считать, что юный Акколон, даже устрани он Урбгена, обладай он Мечом Британии и женись он на Моргане, был бы в силах занять место Артура на троне Верховного короля. Более вероятным представлялось, что Моргана использовала любовника в угоду собственным честолюбивым замыслам и что байка, которую она в конечном итоге изложила Урбгену, была в основных чертах правдива. Ей были видения, сказала она, которые дали ей повод ожидать, что Артур за морем внезапно умрет. И потому, чтобы предупредить хаос, который последует за смертью Верховного короля, она осмелилась достать символический Меч Британии для короля Урбгена, испытанного и талантливого ветерана дюжин сражений и супруга единственной законной сестры Артура. Верно, что сам Артур провозгласил своим наследником герцога Корнуэльского, но герцог Кадор мертв, а его сын Константин — еще дитя…Такова была повесть королевы. Что до подмены королевского меча никчемной копией, это, как утверждала Моргана, было лишь уловкой, облегчившей кражу. Меч по обыкновению висел над местом короля в Круглом зале в Камелоте, и ныне его снимали лишь во время празднеств или для битвы. Копию повесили там лишь для отвода глаз. Но из этого могла проистечь трагедия. Артур вернулся из своих странствий цел и невредим, и Акколон, боясь за самого себя и Моргану в случае, если вскроется кража, вызвал короля на бой, и со своим собственным добрым мечом напал на Артура, вооруженного лишь хрупкой копией Калибурна. Исход этого поединка уже стал частью все растущей легенды о великом короле. Несмотря на завоеванное изменой преимущество, Акколон был убит, а Моргана, страшась гнева и мщения и брата, и супруга, заявляла всем и каждому, кто соглашался ее выслушать, что поединок был делом не ее рук, а одного только Акколона; поскольку последний был мертв, то возразить ей было некому. Если она оплакивала своего мертвого любовника, то делала это тайно. Перед каждым слушателем она сожалела о его неразумии и громко заявляла о своей преданности — пусть полной ошибок, признавала она, но искренней и глубокой — своему брату Артуру и своему супругу и повелителюОтсюда и смятение в замке. Пока никакого решенья еще не было принято. Дама Нимуэ, унаследовавшая от Мерлина место советника при Артуре и (как говорили) Мерлинову силу, явилась на север, дабы вернуть Меч в Камелот. Ее речи не допускали компромиссов. Артур не готов простить сестре поступок, который считает изменой; и ежели Урбген пожелает отметить за преступленье, совершенное против его ложа, он получает дозволенье Верховного короля поступить со своей неверной супругой, как сочтет должным.До сего времени король Регеда едва находил в себе твердость, чтобы говорить с женой, не говоря уже о том, чтобы судить ее. Дама Нимуэ еще не покинула город, хотя жила и не в самом замке; к немалому облегчению Урбгена, она отклонила его гостеприимство и нашла себе жилье в городе. Урбген (как он доверительно признавался своим сыновьям) по горло сыт был женщинами и их неумелой возней со снами и волшебством. Он охотно отказался бы принять Моргаузу, но не видел оснований для такого отказа, к тому же ему было любопытно поглядеть на “Оркнейскую ведьму” и ее сыновей. И потому могучий король Урбген настороженно лавировал меж Нимуэ и Моргаузой, позволив последней явиться с визитом и беспрепятственно переговорить с сестрой и вознося молитвы, чтобы королевская советчица теперь, когда ее дело на севере завершено, покинула Лугуваллиум без слишком уж неловкого столкновенья со своим старым врагом Моргаузой. 11 На третий вечер их пребывания в замке Мордред, избегая общества остальных мальчиков, после ужина в одиночку вышел из главной залы, чтобы отправиться в отведенные принцам покои. Дорожка привела его на пологий склон, лежащий между основными строеньями замка и берегом реки.Здесь раскинулся сад, разбитый ради увеселения королевы Морганы; ее окна выходили на клумбы роз и цветущих кустарников и лужайки, плавно спускавшиеся к реке. Сейчас обломанные стебли мертвых лилий стояли посреди прибитых к земле зарослей шиповника и безлистой жимолости, и в жухлой траве темнели зеленые пятна мха. По отметинам на стене у королевиных окон было видно, где висели клетки с ее певчими птицами — прежде, чем их внесли в дом на зиму. У берега уныло и праздно плавали лебеди, без сомнения, в ожидании корма, что приносила им королева в не столь тревожные дни; пара белоснежных павлинов, словно два выцветших призрака, устроились на ветке дерева. Нетрудно было догадаться, что летом сад был красив и полон запахов, ярких красок и пения птиц, но сейчас, промозглым осенним вечером он казался заброшенным и безотрадным и пахло здесь промоченной дождем опавшей листвой и речным илом.Однако Мордред медлил, привлеченный этим новым проявлением британской роскоши. Он никогда прежде не видел сада, даже помыслить себе не мог, что участок земли может быть тщательно распланирован и засажен только ради красоты и удовольствия его владельца. Еще раньше он углядел в окно статую, на фоне темного переплетения ветвей казавшуюся призраком. Теперь ему захотелось рассмотреть ее поближе.Статуя тоже показалась ему странной. Девушка в легких одеждах склонилась, словно лила воду из чужеземного вида раковины в пруд у подножия пьедестала, выложенный камнем. Единственные статуи, что он видел до тех пор, были грубые изваяния островных богов, камни со следящим оком. Девушка была красивой и почти настоящей. Сгущавшиеся сумерки превратили пятна лишайника, поползшего по ее рукам и забравшегося в складки платья, в нежные серые тени. Раковина была совсем сухой, но по воде в каменном пруду тихо плыли останки летних кувшинок. Под их почерневшими листьями он разглядел медленное шевеленье хвоста большой рыбины.Оставив мертвый фонтан, Мордред легко сбежал по травянистому склону к берегу реки и ленивым лебедям. Здесь, открываясь на реку, спрятанная от дворцовых окон увитой виноградником кирпичной стеной, стояла беседка, очаровательный укромный уголок с мозаичным полом и полукруглой каменной скамьей, концы которой были богато украшены каменной резьбой с виноградными гроздьями и рожицами купидонов.На скамье что-то лежало. Он подошел поближе. Это были пяльцы с вышиванием: на продетом в них квадратном льняном лоскуте в очаровательном узоре сплелись листья, цветы и ягоды земляники. Из любопытства Мордред поднял пяльцы со скамьи и тут же увидел, что основа насквозь промокла, и на ткани остались темные пятна от камня, на котором она лежала. Должно быть, позабытое вышивание лежало здесь уже немало времени. Откуда ему было знать, что сама королева Моргана уронила его здесь, когда сюда, на место их тайных свиданий, ей принесли известье о смерти ее любовника. С тех пор она не выходила в сад.Мордред опустил испорченное вышиванье назад на скамью и снова прошел через лужайку к дорожке, шедшей под окнами дворца. Как раз в тот момент в одном из них зажегся свет, и в вечерней тишине ясно зазвенели голоса. Один из них, повышенный в расстройстве или во гневе, был ему незнаком, но другой, отвечавший ему, принадлежал Моргаузе. Мордред уловил слова “корабль” и “Камелот”, а потом “принцы”, и тут, не дав себе даже времени подумать, он оставил дорожку и шагнул ближе к стене под окном, прислушиваясь. В окнах не было слюды, и располагались они высоко, в нескольких пядях у него над головой. Разговор доносился до него лишь урывками, когда женщины повышали голоса или подходили к окну. Моргана — как оказалось, первый голос принадлежал ей, — судя по всему, в беспокойстве, почти что в смятении, мерила шагами комнату.— Если он заточит меня… — говорила она. — Если он только посмеет! Меня, сестру самого Верховного короля! Чья единственная вина в том, что ее сбили с пути истинного забота о королевстве брата и любовь к своему супругу. Разве моя вина в том, что от любви ко мне Акколон потерял голову? Разве моя вина в том, что он напал на Артура? Все, что я сделала…— Да, да, эту байку ты мне уже рассказывала. — В голосе Моргаузы не было сочувствия, одно только раздраженье — Молю, избавь меня от этого! Но тебе удалось заставить поверить в это Урбгена?— Он отказывается говорить со мной. Если б я только могла явиться к нему…— Так к чему ждать? — снова прервала ее Моргауза, наигранное удивленье в ее словах едва-едва прикрывало презренье. — Ты — королева Регеда, так что повторяй без устали всем, кто готов будет слушать, что ты не заслуживаешь от своего супруга ничего иного, кроме благодарности и разве что прощенья за неразумие. Так чего ж ты здесь прячешься? На твоем месте, сестра, я нарядилась бы в лучшие одежды, надела б корону Регеда и явилась бы со свитой в большой зал во время мира или совета. Тогда ему пришлось бы выслушать тебя. А если бы он все еще колебался, то все равно не посмел бы при всем дворе выказать неуваженье к сестре Верховного короля.— В присутствии Нимуэ? — горько переспросила Моргана.— Нимуэ? — Моргауза явно немало была удивлена такому повороту событий. — Потаскушка Мерлина? Она все еще здесь?— Да, она все еще здесь. И она теперь тоже королева, сестрица, так что следи за своими словами! С тех пор как помер старый колдун, она вышла замуж за Пеллеаса, разве ты не знала? Меч она отослала на юг, но сама осталась и поселилась где-то в городе. Полагаю, этого Урбген тебе не сказал? Держит язык за зубами и надеется, что вы не встретитесь! — С визгливым нервическим смехом Моргана вновь отвернулась от окна. — Мужчины! Клянусь Гекатой, как я их презираю! В их руках вся власть, а у них самих — ни капли смелости. Он ее боится… и меня… и тебя тоже, в этом я не сомневаюсь! Словно большой пес среди шипящих кошек… Ну да ладно, возможно, ты права. Возможно…Остальное потерялось в сумерках. Мордред ждал, хотя этот их разговор не особо его интересовал. Ему не было дела до того, во что выльются гнев короля на злоупотребления королевы и попытки их примиренья. Но подслушивать дальше его заставила репутация королевы Морганы, а также то, с какой легкостью упоминались в этом разговоре великие имена, которые до того были для него лишь частью легенд и сказок, рассказываемых при свете лампы.Спустя пару минут он снова начал различать слова, и тут услышал что-то, что заставило его навострить уши.— Когда Артур вернется домой, — это вновь говорила Моргауза, — ты поедешь повидать его?— Да. У меня нет другого выбора. Он послал за мной, и мне сказали, что Урбген намерен предоставить мне эскорт.— Ты имеешь в виду стражу?— А если и так, то ты-то чему улыбаешься, Моргауза? А как ты сама называешь свой эскорт из солдат короля, который по приказу Артура везет тебя в столицу? — В голосе Морганы звучало злобное торжество, на которое Моргауза немедля откликнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58