Все быстрее и быстрее его ноги плели замысловатые узоры, все шире и шире становились прыжки. Утомленный фучан принялся ему подражать, исполняя танец, как мог на одной ноге. Кьюлаэра к движениям из стороны в сторону добавил шаги вперед и назад, и всякий раз он оказывался чуть-чуть ближе к фучану.
Йокот стал бить по бедрам и груди в такт танцу Кьюлаэры; Луа присоединилась к нему, засвистела, запела без слов. Все быстрее и быстрее становилась музыка, все быстрее и быстрее плясал Кьюлаэра, все быстрее и быстрее скакал фучан, становясь все более и более неуклюжим в неистовых попытках поспевать за Кьюлаэрой. Кьюлаэра высоко подпрыгнул, фучан тоже высоко подпрыгнул, и Кьюлаэра заехал ему ногой в «бедро».
Это была смелая попытка, но, несмотря на быстроту Кьюлаэры, фучан был еще быстрее. Он отскочил в сторону, высоко выбросил ногу, повторяя движение Кьюлаэры, а Кьюлаэра, приземлившись, поймал его ногу и толкнул вверх. Взметнулась единственная рука, фучан испуганно взвыл, силясь опустить ногу, но Кьюлаэра держал ее высоко и крепко, и чудище шлепнулось на землю. Его голова ударилась о камень, и он перестал двигаться.
— Подлая зверюга! — прорычал Кьюлаэра, подошел ближе, чтобы пнуть в то место, где полагалось находиться паху, но его ногу обхватила Луа, крича:
— Нет, Кьюлаэра! Не надо мстить! Ты победил его, этого достаточно!
Он потряс ногой, порычал, но не сумел отбросить Луа. Подошла Китишейн и обняла его:
— Да, более чем достаточно, о храбрец. Бедняга без чувств; пощади его бессмысленную жизнь! Давай побыстрее пройдем мимо, и все.
Кьюлаэра изумленно смотрел на девушку и видел сначала лишь ее глаза, большие, карие, глядящие на него. Потом, через мгновение, появилось все ее лицо — маленькое, хрупкое, с небольшим подбородком, высоким лбом, трогательным носом, который ему вдруг до боли захотелось поцеловать, даже сильнее, чем влажные, пухлые губы.
Она заметила, как Кьюлаэра смотрит на нее, улыбнулась и отошла в сторону.
— Ну пойдем!
Она протянула Кьюлаэре руку, шагая мимо фучана.
Китишейн не видела выражения лица Луа — странной смеси печали и нежности, радости при виде начинающейся любви и тоски оттого, что некогда любимый нашел другую.
А вот Йокот это заметил, и его взгляд потяжелел, исполнился безразличием, когда он почувствовал, словно удар, что Луа любит другого, но его любовь к ней была сильнее обиды. Он подошел к ней и тихо сказал:
— Не говори им ничего, Луа, иначе они скажут, что ты не права, и примутся драться, чтобы это доказать!
Луа удивленно обернулась, но, несмотря на то, что глаза ее наполнились слезами, ей удалось засмеяться.
— О Йокот! Ты, должно быть, уже все в жизни изведал?
На мгновение желание отразилось в его глазах, он коснулся ее руки:
— Все, что смог, лишь самая желанная меня отвергла.
Луа изумилась, покраснела и отвернулась. Йокот некоторое время грустно глядел на нее, потом опустил на глаза очки и зашагал вперед.
Они прошли мимо поверженного фучана, теперь бездыханного и потому безвредного. Луа чуть было не задержалась, чтобы помочь чудищу, но Миротворец протянул к ней руку и поторопил. Когда они прошли футов сто по проходу, он позволил Луа остановиться и посмотреть назад.
Китишейн тоже обернулась и поежилась:
— С виду такой беспомощный, а ведь смертельно опасен! Как это славно, что ты его победил, Кьюлаэра.
— Только благодаря поданному тобой примеру. — Не отобрать всю славу себе было непросто, но именно так повел бы себя тот охотник, его двойник, поэтому Кьюлаэра сдержался — У тебя было озарение, самое настоящее.
Китишейн удивленно уставилась на него в изумлении, но он этого не заметил, поскольку уже повернулся к Йокоту.
— Ты оказался прав, гном, — сказал он неохотно. — Одной лишь силой победить его мы не могли.
Йокот одарил Кьюлаэру изумленным взором, а Миротворец кивнул, улыбаясь в бороду.
— Хорошо сказано, и очень точно, Кьюлаэра! В одиночку ни один из вас не справился бы со зверюгой, а вместе вы легко его одолели.
Кьюлаэра почувствовал себя как-то неуютно от его похвалы Он раздраженно обернулся к старику:
— Почему ты не помог нам, Миротворец?
— Потому что, — ответил мудрец, — в том не было нужды.
Кьюлаэра удивленно глянул на него, потом развернулся, посмотрел на остальных и увидел, что все смотрят на него.
Миротворец избавил всех от смущения.
— Он зашевелился, он просыпается! Скорее, он не должен нас заметить, иначе бросится в погоню!
Этого, конечно, не хотел никто. Они поспешили. Кьюлаэра еще минуту постоял, борясь с непонятными ощущениями, а потом понял, что Китишейн свой меч подобрала, а его нож Миротворец оставил лежать на дороге. Кьюлаэра поднял нож, испытывая чувство победы и огромного облегчения, заткнул за пояс и поспешил за остальными. На то, чтобы сделать новые ножны, времени хватит.
Когда он поравнялся с ними, Китишейн спросила у старика:
— Ты назвал его «несчастным зверем», Миротворец?
— А ты разве не была бы несчастна, будучи бесполой, одинокой, если бы вся твоя жизнь проходила в ожидании пытающихся пройти мимо, а может, и ждать некого?
— Откуда же он взялся, этот фучан? — спросил Йокот.
— Я расскажу, когда мы с вами усядемся у костра, но сначала давайте найдем место, где мы могли бы безопасно его разжечь! Быстрее, чудовище цепляется за камни, пытаясь встать!
Кьюлаэра оглянулся, но дорога уже пошла на спуск, и фучан скрылся из глаз. Откуда старик мог знать, чем занимается чудище?
Миротворец разрешил остановиться после того, как они прошли еще с милю. К тому времени стало уже достаточно темно, и вперед всех вели гномы, снявшие очки. Они выбрали широкую плоскую площадку, прикрытую сзади скалой и маленькими деревцами-недоростками, давшими все же достаточное для костра количество сухих шишек. Кьюлаэра, собирая их, поймал себя на размышлениях о том, так уж ли в действительности необходимо Миротворцу дерево для огня.
На такой высоте водилось совсем мало или вообще не водилось дичи; ужинать предстояло вяленым мясом, сваренным для мягкости, и сухарями. Пока они ждали, когда закипит вода, Миротворец объяснял:
— Боленкар, будучи ульгарлом, — получеловек-полуулин и поэтому с рождения наделен магической силой, хотя вовсе не такой могучей, как у его отца Улагана. Человеконенавистник научил всех своих отпрысков, как пользоваться этой силой, и у них предостаточно власти, чтобы нанести огромный вред.
— Но как ему удалось создать столь извращенное создание, как этот фучан? — спросил Йокот.
— Именно так, как ты сказал, — извратив создание Творца. В данном случае он взял еще не родившееся дитя, разделил его пополам, удалил все железы, которые могли бы наделять его желаниями, выветрил все желания, кроме одного — стремления угодить хозяину. Когда чудище выросло, Боленкар научил его драться и поставил стеречь проход, будучи уверенным, что в голове у чудовища единственная мысль — угодить ему, останавливая пытающихся пройти.
— И что он вызовет его неудовольствие, если кому-нибудь удастся пройти? — тихо спросила Луа.
— К сожалению, да, но Боленкар не улин, может и не узнать, что кто-то прошел мимо фучана.
— Если он способен про это узнать, то с нашей стороны было бы милосерднее прикончить фучана, — хмыкнул Кьюлаэра. Луа громко запротестовала, но Китишейн ее не поддержала. Йокот продолжал расспрашивать старика:
— Почему Боленкар не хочет, чтобы кто-либо проходил здесь? Ведь не только затем, чтобы быть уверенным, что они не убегут от ваньяров и прочих разбойников!
— Точно сказать не могу, — неохотно отозвался Миротворец.
— Не можешь? — Кьюлаэра возмущенно вскочил на ноги. — Тогда поделись с нами своими догадками! Мы определенно этого заслужили, а твои догадки столь близки к уверенности, что особой разницы нет! Зачем Боленкар поставил стража у этого перехода?
Но Миротворец молчал, сжав губы, и глядел на пламя костра.
Следующий вопрос задал Йокот.
— Он знал, что мы сюда придем, да?
— Думаю, да, — ответил мудрец. — Думаю, что он догадался.
Вокруг костра, такого крохотного в необъятной горной ночи, воцарилось оцепенение.
В конце концов Луа спросила тонким голоском:
— Какое ему дело до нас?
— Такое, — ответил ей Йокот, — что нас ведет Миротворец.
И ветер обдал их холодом.
Глава 12
В эту ночь им почему-то спалось сладко, так сладко, что когда тревожный крик Миротворца вырвал их из глубочайшего забытья, они все сонно повскакивали, начали в страхе озираться, пытаться стряхнуть пелену с глаз.
— Что стряслось, Миротворец?
— Что за опасность?
— Что?
— На деревья, быстро! Приближается людоед!
Чего-чего, а преследователей им вовсе не было нужно. Луа и Йокот взобрались на ближайший дуб, а Кьюлаэра схватил Китишейн за талию и подсадил ее на нижнюю ветвь вяза. Сам он побежал к большой пихте, крича:
— Останови его своей магией, мудрец!
— Он уже трудится, — крикнул Йокот, — но защита бывает такой же опасной, как и нападение!
Миротворец действительно стоял у костра, водил в воздухе руками и что-то неторопливо говорил. Но тут из мрака появился кулак размером с мешок, и Кьюлаэра отлетел к дереву. Он чуть не завопил от злобы, но сумел сдержаться даже тогда, когда чудовище выступило на свет костра, ухмыляясь и пуская слюни. Росту в нем было около десяти футов, ссутуленные плечи являли собою нагромождения мышц, руки — ветви столетнего дуба, ноги — его ствол. Чудовище было могуче и огромно, толстобрюхо и волосато; голова сидела столь низко, что казалось, будто бы она растет прямо из его широкой, волосатой груди. На великане было столько волос, что поначалу Кьюлаэре почудилось, будто он облачен в меховые рубаху и штаны. Но тут отблеск костра озарил изъеденный молью кусок кожи, служивший великану набедренной повязкой, и Кьюлаэра заметил, что он выделяется на фоне собственной шкуры зверя. При виде его Луа издала сдавленный звук, людоед поднял голову вверх. Его голова напоминала огромную дыню с разрезом для рта, гнойного провала с редкими пеньками зубов; нос — пипка с ноздрями, глаза — маленькие, сверкающие злобой, под низким лбом. Даже Кьюлаэре пришлось сдержать дрожь.
Высоко на своем дереве ожесточенно, бешено размахивал руками и бормотал Йокот.
Людоед, похоже, решил, что кричала ночная птица или зверь, не стоящие его внимания, повернулся и вразвалку двинулся к костру. Он выхватил вертел из пламени, лихо снял зубами все, что на нем жарилось. Впихнув себе в утробу эту уйму съестного, он схватил бурдюк и опрокинул его вместе с содержимым себе в рот. Пожевал, проглотил воду, выплюнул кожу. Потом разбросал навесы, расшвырял мешки, разъяренно рыча, поскольку больше ничего съестного ему найти не удавалось. Наконец он собрался уходить, но по пути врезался в вяз, Китишейн тихонько вскрикнула, в ужасе вцепившись в раскачивающуюся ветку. Людоед поднял глаза, увидел девушку и ухмыльнулся от уха до уха. Он потянулся, чтобы сорвать ее с ветки, но Китишейн вцепилась еще сильнее и закричала. Кьюлаэра быстро спустился с пихты, а людоед просто-напросто отломил ветку и сорвал с нее Китишейн, будто листок, и потащил ко рту.
Кьюлаэра прыгнул на землю и взревел:
— Опусти ее, приятель! Это мое лакомство!
Он высоко подпрыгнул и дал чудовищу пинка под зад. Это место у людоеда оказалось чувствительным; людоед взвыл, будто целая стая волков, сразу бросил Китишейн и повернулся к обидчику. Огромные кулаки метнулись к Кьюлаэре, такие огромные, что он бы заметил их приближение и за милю, а потому увернуться было несложно. Он отклонился влево, потом вправо, затем по земле возле него шлепнули руки людоеда, и Кьюлаэра прыгнул на одну из них всем своим весом. Людоед взвыл и попытался прихлопнуть его другой рукой, но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и людоед взревел, шлепнув по собственной руке. Решив, что ему удалось отвлечь чудище, Кьюлаэра высоко подпрыгнул и вцепился в гигантское ухо. Людоед орал, но все-таки поднял руку и отшвырнул человека прочь, будто бы тот был мошкой.
Кьюлаэра взмыл в воздух, попытался сделать переворот, чтобы приземлиться на ноги; но в итоге упал на спину. Боль навалилась жуткая; он, не в силах вздохнуть, глядел на то, как людоед встает, поворачивается к нему, поднимает ножищу...
Но тут прямо в нос людоеду ударила стрела. Она тут же упала, но заставила людоеда закричать от боли. Он повернулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, как раз в тот момент, когда появилась следующая, и угодила ему в лоб. Кьюлаэра похвалил бы такую меткость — последняя мишень не была слишком большой, учитывая размеры лба людоеда, — если бы чудище с залитым кровью из раны глазом не двинулся на лучника. А лучником была Китишейн! Кьюлаэра вскочил на ноги и бросился в сторону гигантского колена.
Подобно камню, он врезался в него. Людоед закричал от неожиданности и испуга, когда ноги подкосились под ним. Он осел, и на мгновение Кьюлаэру так сильно придавило, что ему показалось, что его голова сейчас треснет, но людоед упал на бок, давление ослабло, и Кьюлаэра смог выбраться на свободу.
Ошеломленный людоед бешено орал, поднимаясь на ноги, отбиваясь от летящих в него стрел. Кьюлаэра удивился, когда заметил, что часть из них в два раза короче других, а после понял, что они летят с двух сторон. Одному из гномов удалось где-то раздобыть второй лук!
Но ни одна из стрел не достигла главной цели: у людоеда были такие маленькие глазки, что стрела могла бы попасть в них лишь чудом, к тому же большую часть стрел великан отбивал мозолистыми руками. Однако некоторым удалось существенно его поранить; он заревел как от боли, так и от злобы и кинулся на большего из лучников Кьюлаэра не мог позволить чудовищу добраться до Китишейн! Он бросился к нему и с лета ударил в колено. Удар пришелся сбоку, Кьюлаэра отскочил назад, сустав согнулся, людоед яростно заголосил и в падении развернулся, чтобы поймать человека.
Земля ушла из-под его ног — он провалился в яму.
— Отлично, Йокот! — закричал Кьюлаэра. Огромная лапа появилась из ямы, за ней последовала гигантская голова...
Кьюлаэра с разворота врезал ногой людоеду прямо в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50