Я попытался обойти ее справа, но пес снова встал на
моем пути. То же самое произошло и при левом повороте.
- Отдохни, Карл Паттон, - произнес сзади Голиаф. Он улегся на спину и
заложил руки под голову, закрыв глаза. Что ж, ладно, если я не могу
заставить его продолжать путь, я могу не давать ему заснуть. Я вернулся и
сел рыдом с ним.
- Глухомань здесь, - сказал я. Он ничего не ответил.
- Такое впечатление, что здесь отродясь никто не бывал, - добавил я. - Даже
мятой жестянки из-под пива не видно. - Это тоже не возымело успеха. - Чем,
интересно, ты кормишься здесь? - спросил я. - Из чего делаешь сыр и хлеб?
Он открыл глаза.
- Из сердцевины дерева-друга. Ее размалывают в муку или делают массу и
сквашивают.
- Неплохо, - заметил я. - Но уж вино-то наверняка привозное.
- Вино нам дают плоды того же самого дерева. - Он так произнес это "нам",
словно дома его ждали жена, шестеро ребятишек и недочитанная книга.
- Сначала, наверное, было очень тяжело, - сказал я. - Если вся планета
такова, то трудно даже представить себе, как твои предки ухитрились выжить.
- Они боролись, - ответил великан так, будто это объясняло все.
- Но ведь больше незачем бороться, - возразил я. - Ты можешь преспокойно
покинуть эти скалы и беззаботно зажить под каким-нибудь не очень ярким
солнцем.
Великал задумчиво смотрел в небо.
- У нас есть легенда о месте, где воздух мягок, и прямо из земли растут
сочные фрукты. Я думаю, мне бы там не понравилось.
- Почему же? Тебе кажется, что это особый шик - выжить, преодолевая
трудности?
Он повернул голову и взглянул на меня.
- А ведь на самом деле это ты испытываешь трудности, Карл Паттон. Я-то у
себя дома, а ты страдаешь от холода и усталости в мире, чужом для тебя.
Я что-то проворчал себе под нос. Джонни Гром так выворачивал смысл, что мои
собственные слова рикошетом попадали в меня же.
- Я слышал, здесь существует весьма кровожадная разновидность животных, -
сказал я. - Что-то я до сих пор ни одного не стречал...
- Скоро встретишь.
- Тебе интуиция подсказывает, или...
- Нас уже несколько часов преследует стая снежных скорпионов. Когда мы
выйдем на открытое место, ты их увидишь.
- Откуда ты знаешь?
- Так говорит мне Вула.
Я взглянул на огромную псину, которая развалилась на земле, положив голову
на лапы. Псина выглядела усталой.
- А откуда у вас взялись собаки?
- У нас всегда были собаки.
- Наверное, в первом корабле была пара, - предположил я. - Или, может быть,
замороженные эмбрионы. Скорее всего, так оно и было. Переселенцы наверняка
везли с собой зародышей разных животных.
- Вула из породы военных псов. Ее предком был могучий Стэндфаст, который
одолел псов Короля Руна на Поле Сломанного Клинка.
- Вы что же - воевали?
Он ничего не ответил. Я фыркнул.
- Я-то думал, что тратя такие колоссальные усилия, только лишь, чтобы
выжить, вы не слишком дешево ценили свои жизни.
- Что стоит жизнь без правды? Король Рун сражался за свои убеждения. Принц
Дал сражался за свои.
- И кто же победил?
- Они бились двадцать часов, и когда принц Дал упал, король Рун отступил
назад и убедил его подняться. Но в конце концов Дал сломал королю спину.
- Ну, так значит... разве это послужило доказательством его правоты?
- Какое значение имеет, во что верит человек, Карл Паттон, если он верит в
это всем сердцем и дущой?
- Чушь. Фактам безразлично, кто убежден в них.
Тут великан сел и указал рукой на мерцающие вдали белые вершины.
- Правы горы, - произнес он. Затем взглянул в небо, где в вышине крепостными
стенами громоздились темно-пурпурные облака. - Небо право. И эта правота
значит гораздо больше, чем факты скал и газа.
- Никак не могу вникнуть в твои поэтические доводы. - сказал я. - Я знаю
одно - вкусно есть, спать в мягкой постели и пользоваться всем самым лучшим,
- это хорошо. А тот, кто утверждает обратное, либо несчастный, либо дурак.
- А что такое "самое лучшее", Карл Паттон? Разве может быть лучше ложе, чем
усталость? Лучшая приправа, чем аппетит?
- Ты, видно, вычитал это в книге...
- Если ты преклоняешься перед легкой роскошью, о которой ты говорил, то
почему же ты здесь?
- О, это проще некуда. Чтобы заработать денег на все остальное.
- И потом... если ты не погибнешь на этом пути - неужели ты вернешься туда,
на свой прелестный мирок, и будешь поедать сочные плоды, взращенные кем-то
другим?
- Конечно, - ответил я. - А почему бы и нет? - Тут я почувствовал, что слова
мои - слова безумца, и не понял, почему. Это окончательно вывело меня из
равновесия. Но спорить я не стал и сделал вид, что уснул.
* * *
Через четыре часа мы добрались до вершины длинного холма, и перед нами
предстала целая тысяча миль леса и ледника - пространство, достойно
соответствующее масштабам мира под названием Вэнгард.
Мы уже девять часов были в пути, и, не смотря на все хитроумные
приспособления, я начал уставать. Верзила же выглядел как новенький. Он
поднес к глазам ладонь, защищаясь от солнца, которое было каким-то странно
маленьким и пронзительно ярким, как пред бурей, и указал на пик, отделенный
от нас долиной. До него было примерно с милю или две.
- Там мы будем ночевать, - сказал он.
- Это же в стороне от нашего пути, - заметил я. - Почему бы нам не
заночевать прямо здесь?
- Нам нужна крыша над головой и очаг. Холгримм ничего не будет иметь против.
- Какой еще Холгримм?
- Там находится его дом.
Я почувствовал, как по спине у меня поползли мурашки. Так бывает, когда в
ваш разговор вдруг вмешивается привидение. Не то, чтобы я боялся привидений,
просто так считается среди людей.
Остаток пути мы проделали в молчании. Вула подолгу принюхивалась и фыркала
все чаще по мере того, как мы приближались к хижине, сложенной из бревен,
когда-то обтесанных, а теперь потемневших. Крыша была высокой, черепичной, в
окна были вставлены разноцветные стекла в свинцовых переплетах. Перед домом
великан некоторое время постоял, опираясь на свой посох и прислушиваясь. Дом
как будто хорошо сохранился. Но ведь и сложен он был из тех же скал и
деревьев, что стояли вокруг. Ничто иное не выдержало бы схватки с природой.
- Знаешь, Карл Паттон, - сказал великан, - Мне кажется, будто вот-вот
послышится голос Холгримма, и он гостеприимно распахнет дверь, приглашая нас
войти.
- Да, если бы он был жив, - отозвался я и прошел мимо него ко входу. Такая
дверь из темно-пурпурного дерева вполне могла бы служить воротами в Собор
Парижской Богоматери. Обеими руками я потянул на себя огромную железную
ручку - дверь не шелохнулась. Джонни Гром открыл ее буквально мизинцем.
В большой комнате было холодно. Покрывшая пол изморозь хрустела у нас под
ногами. В полумраке я заметил развешанные по стенам шкуры, отливающие
зеленым, красным и золотым мехом словно хвосты павлинов. Были здесь и
другие трофеи: огромный череп с трехфутовым клювом и похожими на урыль из
слоновой крсти ветвистыми рогами, кончики которых были выгнуты вперед и
остры, как кинжалы. Была обтянутая кожей голова, состоявшая из одних
челюстей и зубов, и потемневший от времени боевой топор с рукояткой длиной
футов десять и затейливым лезвием. Посреди комнаты стоял длинный стол, до
которого, наверное, в свое время доходило тепло от очага, огромного, как
городская квартира. Стол был накрыт, я заметил отблеск дневного света на
кубках, тарелках, приборах. Вокруг стола были расставлены кресла с высокими
спинками, и в кресле во главе стола, лицом ко мне с мечом в руке восседал
седобородый гигант. Пес завыл, и это вполне соответствовало охватившему меня
чувству.
- Холгримм ждет нас, - мягко произнес позади меня Джонни. Он двинулся
вперед, я за ним, переборов, наконец, оцепенение. Вблизи я различил мелкие
кристаллики инея, сплошь покрывшие тело сидящего гиганта. Они отблескивали в
бороде, на тыльных сторонах ладоней, на веках.
Кристаллики льда покрывали и стол, и тарелки, и гладкое дерево кресел. Когти
Вулы, следовавшей за хозяином, громко стучали по широченным доскам пола.
- Разве вы не хороните своих мертвых? - выдавил я, слегка запинаясь.
- Так его посадила женщина. По собственной воле. Он так пожелал, когда
понял, что смерть уже рядом.
- Но почему?
- Это тайна, которую знает один лишь Холгримм.
- Может, нам лучше выйти наружу? - предложил я. - А то это место напоминает
мне морг.
- Огонь исправит дело...
- Но тогда растает и наш приятель. Лично я предпочел бы, чтобы он оставался
так, как есть.
- Мы разведем небольшой огонь, чтобы разогреть пищу, и чтобы были угли,
возле которых можно провести ночь.
В ящике возле входной двери нашлись дрова, темно-красные, твердые, как
камень, и уже наколотые до нужной толщины. Нужной, естественно, моему
компаньону. Он орудовал восьмифутовыми поленьями толщиной не менее
восемнадцати дюймов так, словно это были хлебные палочки. Наверное, дерево
было пропитано эфирными маслами: дрова с ревом заполыхали от первой же
спички, распространяя по дому запахи мяты и камфары. Большой Джонни
сварганил какое-то пойло из горячего вина и тягучего сиропа, который
обнаружил в кувшине на столе - из кувшина пришлось выламывать заледеневшие
куски. Когда напиток поспел, он протянул мне с полгаллона. Штука оказалась
крепкой, но приятной на вкус, сначала слегка отдающей скипидаром, но затем
оказавшейся сущей амброзией. Еще у нас был хлеб, сыр и суп, который он
разогрел в большом котле над очагом. Я наелся до отвала и еще кое-что
отправил в наплечный карман. Мой высокий друг ограничился совершенно
спартанской порцией и перед тем, как выпить, обернулся к нашему хозяину и
поднял кубок в его честь.
- Сколько же времени он так сидит? - спросил я.
- Десять местных лет, - он помолчал и добавил: - Это более ста стандартных
лет Лиги.
- Он был твоим другом?
- Мы сражались, но потом снова вместе пили вино. Да, пожалуй, он был мне
другом.
- Девять лет. Дом Холгримма был, наверное, самым последним, куда проникла
чума.
- А почему же она не убила и тебя?
Он покачал головой.
- Вселенная тоже умеет шутить.
- Каково же это было, когда все кругом начали умирать...
Великан обхватил свою чашу руками и уставился мимо меня в огонь.
- Сначала никто ничего не понимал. Ведь мы здесь вообще не знали болезней.
Нашими единственными врагами были ледяные волки, лавины и смертельный холод.
А это было что-то совершенно новое - враг, которого мы не видели. Некоторые
так и умерли, удивляясь, другие очертя голову бросились в леса, но и там их,
в конце концов, постиг тот же удел. Оксандра убил своих сыновей и дочерей
прежде, чем их прикончила удушливая смерть. Иошал стоял на снегу, вращая над
головой свой боевой топор и выкрикивая небу угрозы, пока не упал, и больше
уже не поднялся.
- А что стало с твоей семьей?
- Сам видишь.
- Что?
- Холгримм был моим отцом.
* * *
Мы спали, закутавшись в шкуры, которые Джонни Гром снял со стен и размягчил
над огнем. Насчет тепла он оказался прав. Огромное пламя растопило иней
только внутри правильного десятифутового полукруга, но даже не коснулось
остальной комнаты.
За порогом все еще стоял ранний полдень, когда мы снова двинулись в путь. Я
шел так быстро, как только мог. После восьми часов ходьбы по сильно
пересеченной местности, непрерывно поднимающейся вверх, великан предложил
передохнуть.
- Я, конечно, поменьше тебя, но это вовсе не значит, что я раньше выбиваюсь
из сил, - ответил я ему. - К тому же я привык к более сильному тяготению. А
в чем дело, ты устал? - этот вопрос я задал как бы между прочим, но ответа
ждал с волнением. До сих пор он выглядел свеженьким, как огурчик.
- Нет, со мной все в порядке. Пока дорога еще не трудна.
- Судя по карте, отсюда путь будет все тяжелее и тяжелее.
- Да, на высоте я начну выдыхаться, - согласился он. - Но все же как-нибудь
выдержу. Только вот Вула измоталась, бедняга.
Собака растянулась на боку. Она была похожа на павшую лошадь, хотя ни у
одной павшей лошади не дрогнул бы хвост при упоминании ее клички, да не
ходили бы ходуном ребра от усилий вобрать побольше горного воздуха.
Разреженного, конечно, по меркам Вэнгарда. По сравнению с земным воздухом
содержание кислорода по-прежнему оставалось высоким.
- Почему бы не послать ее обратно?
- Не уйдет. И потом, мы еще будем рады Вуле, когда появятся снежные
скорпионы.
- Опять ты об этих скорпионах. Ты уверен, что они не плод твоего
воображения? Эти места выглядят пустынными, как заброшенное кладбище.
- Они выжидают, - сказал он. - Они знают меня и Вулу. Много раз они пытались
проверить нашу бдительность - и каждый раз оставляли на снегу своих мертвых.
Поэтому они просто преследуют нас и выжидают.
- Моя пушка справится с ними, - я показал ему официально разрешенное
огнестрельное оружие, которое было у меня на виду. Он вежливо осмотрел его.
- Снежный скорпион умирает нелегко, - заметил он.
- Эта штука в самом деле бьет как пушка, - уверил я и продемострировал
эффективность пистолета, отстрелив верхушку скалы ярдах в двадцати от нас.
Между деревьев заметалось мощное эхо: "Кар-ронг! Кар-ронг!" Он чуть
улыбнулся.
- Всякое бывает, Карл Паттон.
Ночь мы провели в лесу.
* * *
На следующий день нам пришлось труднее с самого начала. На открытых местах
намело снега, который замерз и покрылся коркой, выдерживавшей мой вес, но
ломавшейся под ногами великана и его собаки. Теперь я уже не плелся позади.
Я возглавил процессию, а большому Джонни приходилось тяжеловато, когда он
вынужден был поспевать за мной. Он не жаловался, и даже, казалось, не
задыхался слишком сильно. Он шел вперед, то и дело останавливаясь подождать,
пока его догонит милый песик, и каждый час устраивал привал.
По мере подъема местность становилась все более и более открытой. Пока мы
шли по лесу, среди деревьев, у меня сохранялось ощущение чего-то знакомого:
все же вокруг была жизнь, и притом - почти земного типа. Можно было
обманывать себя, представляя, что где-то вон за тем перевалом увидишь дом
или дорогу.
Но этому пришел конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9