..но мы-то - живы!"
Так что - есть определенная вера и в читателя-земляка, насквозь пропотевшего
от суеты, и в ежедневно без особых усилий меняющего бельишко читателя
"общемирового". Захочет он загадочной русской души, ибо на уровне души
национальность ее постепенно теряет смысл, а загадочность, наоборот,
приобретает его, наращивает цену, неизмеряемую и в самой твердой валюте.
Я уж не говорю о читателе "двоякодышащем", о читателе, иной раз готовом
покинуть стройные ряды потребителей виски "скотч" или колбасы "столовой" и
выломиться из социума на какое-то время, а то и на всю жизнь - в хиппи, в
ашрам, в арендаторы или просто в лес зеленый, в тайгу, но с заветной
книжицей в заплечном мешке. Дискеты компьютерные ведь не заберешь с собой
(компьютер на заимку не затащишь), так что с книгопечатанием, надеюсь, не
прощаемся.
... О чем человек захочет узнавать всегда, так это - о себе и о том, что
может его ждать. Недаром притча, фантастика, астрология - "то поврозь, а то
попеременно" во все времена пользовались спросом.
Отдельно, как рыцарь Грюнвальдус на камне - все в той же позиции сидит (а
вернее, зависает, стрекоча крылышками) поэзия. Ибо пользуется качественно
иным способом передачи, да и аккумулирования, информации; "внешний вид" его
напоминает туго закрученную спираль, а искра проскакивает иногда и по прямой
- кратчайшему расстоянию, прокалывая витки связного течения. Этот способ
напоминает подключение к прямому информационному каналу, имеющему выход на
общий банк данных Мироздания, и поэтому странноватые озарения, привносимые в
читательские умы таким образом, хоть и вызывают иногда боязливое уважение,
но бывают востребованы не во все времена и не всеми. Даже выражаясь в чисто
звуковой и изобразительной гармонии, поэзия настораживает неготового к
душевному труду человека, заставляя его сомневаться в том, имеет ли смысл
вообще кормить за счет общества поэтов - отчего количество последних в
цивилизованных государствах саморегулируется, не требуя довольно все ж таки
хлопотного отстрела.
... Итак, фантастика, психологическая фантастика, притча, перерастающая в
роман, романтическая сказка... Толкин, Булгаков... Дорога, подзаглохшая в
отечественной словесности. Один из путей, упирающихся в горизонт.
Фантастика же - шашлычного сюжета, где куски жареного мяса перемежаются с
луком, перчиком, помидорчиком, проблагоденствует в качестве фаворитки жанра,
как мне кажется, ровно столько, сколько просуществует дефицит на эти самые
мясо, перчик, помидорчик. Далее займет то самое место на задворках
словесности, что и во всех безлимитных странах.
Так о ком писать?
О себе - любимом, единственном, тиражированном. Человеке - уроженце планеты
Земля (?), двуногом прямо (?) ходящем, микромодели Вселенной. И читать не
надоело и писать не надоест.
Не думаю, что, распрощавшись, наконец, с соцреализмом, мы долгое время будеи
перепевать "зады" европейской литературы xix века - "Интердевочка" это не
"Пышка" и даже не "Нана", а тот же литературный шашлык, но не сочный живой,
а нарисованный на холсте, как очаг в каморке незабвенного папы Карло. Чтиво
на час - который уже прошел.
Время сжимается, подобно пружине поэзии; события проскакивают, минуя плавные
витка спирали, принося волнующие, малопонятные сигналы из будущего.
Мир стоит на пороге кардинальных перемен в области науки и культуры,
обнаружения и освоения принципиально новых способов познания, на пороге
длинного пути преображения человека в новое, качественно иное, космическое
существо. Это путь индивидуальностей, число которых будет расти до тех пор,
пока не станет всечеловеческим. Процесс неравномерный и труднопредставимый.
Во что преобразится в этом случае наука - сказать проще; во что превратится
искусство - вот вопрос! Чем оно сможет служить человечеству, какие сны
золотые навевать трансформированному Хомо, способному в одно мгновение
получить нужную информацию из любой точки пространства-времени?
Чего может не хватать гипотетическому совершенству?
Ностальгия по хвосту и когтям? Маловероятно. Культуртрегерство во Вселенной?
Возможно, хотя, скорее всего - на качественно ином уровне, чем тот, на
котором эта идея брезжит в современной фантастической литературе. Впрочем,
были Странники, загадочные рамиры... Однако воображение пробуксовывает.
Ученые, занимающиеся ритмикой истории, прогнозируют на 2001 - 2002 годы
завершение "имперского цикла" в России, чреватое не только социальными, но и
природными катаклизмами, пики которых падают на последнее десятилетие
уходящего века. Правда, Россия здесь не одинока, несмотря на ее всегдашнюю
особую роль - процесс всепланетный: к 2002 году Весенняя точка переходит не
только из одного зодиака в другой, но и пересекает границу квартелей
Телец-Овен-Рыба и Водолей-Козерог-Стрелец, что по астрологической традиции
означает изменения, равнозначные тем, которые произошли с человечеством при
переходе из мезолита в неолит - началу формирования ноосферы, по
Вернадскому. Куда более вредно, чем забегать вперед - не заглядывать туда
вовсе, ограничившись проблемами переходного периода локального бесколбасья и
латентного состояния подкожной деятельности КГБ.
С тайной полицией разберется история.
С литературой бы разобраться - сиречь, с Душой.
Требования времени меняют точку зрения, меняют и его, зрения, фокусировку.
Не "дальше, дальше, дальше", а - глубже, глубже, глубже; туда, откуда,
собственно, и можно ожидать самых невероятных сюрпризов. Какие вопросы могут
волновать душу, готовую, наконец, сделаться живой? Что такое, например,
человек, который не может убить (только не надо о бетризации!)? Который
может - это мы догадываемся, навидались, а который - не может? Какова мера
самопожертвования, если человек знает, что смерть есть не финал, но краткий
переход в новое качество бытия? Какова цена содеянного Христом?
Недаром наука и искусство, как никогда, тяготеют нынче к религии. Ибо что
есть вера, как неаприорное базовое знание, предложенное в виде аксиомы для
ускорения духовного прогресса?
Если только она, вера, не замкнута догматически, не неподвижна, но способна
к взаимопроникновению с любым способом ощущения и познания мира.
В этих условиях проблема возвращения русской литературы в общемировой
литературный процесс, превращение ее в литературу "конвертируемого духа" -
проблема сиюминутная. Хотя на наш век ее безусловно, хватит - ибо медленно
приходим мы в себя от растерянности. Видимо, и недостаток витаминов в пище
себя сказывает.
... Тут, казалось бы, голубушке-фантастике с ее легкой поступью - и карты в
руки оттого, что она на законных основаниях может позволить себе все, не
вызывая недоверия читателя... а поди ж ты! В подавляющем большинстве случаев
пока поверху: все те же бластеры, гравилеты, а из "новенького" - страшилки
безысходных катастроф, из которых авторы, никак не родственные силой
сострадания Комитасу (как известно, сошедшему с ума от зрелища избиения
своих соотечественников), выходят бестрепетно невредимыми, да еще и главного
героя выволакивают, чтобы читатель понял, как сладко и перспективно остаться
в живых одному (или с подругой) на всеобщем пепелище и гноище.
А то немногое, что глубже и человечнее - путается в ошметках отжившего
фантастического антуража, как акселерат в распашонках и чепчиках.
Бутафорский этот антураж захлестнул нашу фантастику, хотя он вот-вот (может
быть, еще при нашей жизни) утратит свою экзотическую притягательность даже
для наивного потребителя, рассыпавшись пылью на фоне разнообразно
прорывающейся в реальность информации о подлинных возможностях человеческого
духа.
Ей-богу, нелепо и смешно представлять себе литературного героя, некоего,
скажем, первопроходца, спускающегося сквозь три ментальных, три витальных и
три физических уровня сознания с бластером наизготовку.
...Зеркало в ожидании...
Пожалуй, что так.
Но ритм литературного существования, заданный блаженной динамикой застоя,
сейчас так же достоин укоризны, как и блошиный скок рыночно-межвременного
хаоса. Потому, что бессмертная душа, как никогда, мается от безъязычья,
беспомощности, от ощущения (по излюбленному выражению господина нашего
Президента) "судьбоносности" происходящего, от желания еще в прижизненном
существовании осознать себя и изнутри начать строительство, которое в своем
завершенном виде с трудом поддается воображению...
Зеркало начинает вести себя.
Поверхность подергивается рябью, затуманивается, мелькают малопонятные
картины, то ли из будущего, то ли из прошлого, определившего это будущее.
Оно и предсказывает, и предостерегает.
Зеркало Галадриэли.
И вот некто пишущий - уже словно бы и не выдумывает, но дает названия
сущему; не фантазирует, но развертывает бесчисленные варианты бытия.
И нет им конца.


КЕЙТ ЛАУМЕР
ЖИЛ-БЫЛ ВЕЛИКАН...
Научно-фантастическая повесть
Перевод с английского
На расстоянии в полмиллиона миль Вэнгард был похож на шар из серого чугуна,
полуосвещенный, желтовато-белый на освещенной половине, угольно-черный на
противоположной. Вдоль терминатора тянулась ржаво-красная полоса. Горные
хребты, какнепричесанные космы черных волос, свисали с белых мглистых
полюсов, веером расходясь все дальше и дальше в стороны, в то время как
между ними вырастали новые мелкие хребты, образуя неровную сетку,
покрывающую почти всю поверхность планеты, напоминающей из-за этого тыльную
сторону кисти пожилого человека. Я следил за тем, как изображение на экране
становится все более и более подробным, до тех пор, пока не появилась
возможность сравнить его с тем, что было у меня на навигационной карте.
Только после этого я сорвал пломбу Y-излучателя и послал в эфир "Мэйдей" -
сигнал бедствия.
- Дядюшка-король 629! Всем, всем, всем! Я в опасности! По аварийной
траектории приближаюсь к Р-7985-23-Д, но шансов очень мало. Координаты: 093
плюс 15, при 19-0-8 стандартного! Жду указаний, и, если можно, побыстрее!
Все станции, прием!
Я включил автоматический маяк, который тут же принялся выплевывать в
пространство мой призыв по тысяче раз в миллисекунду, а сам тем временем
переключился на прием и выждал сорок пять секунд. Это как раз столько,
сколько нужно гиперсигналу, чтобы достигнуть мониторной станции возле
Кольца-8 и привести ее в действие.
Все произошло точно, как по расписанию. Прошло еще с полминуты, и моей спины
как будто коснулся чей-то холодный палец. Затем голос, который, казалось,
был недоволен тем, что его разбудили, произнес:
- Дядюшка-король 629, с вами говорит Мониторная Станция Зет-448, качество
приема три на три. Вам запрещается, повторяю - запрещается! - посадка на
планету. Доложите подробно о том, что произошло...
- Перестаньте городить чепуху! - довольно-таки резко отозвался я. - Я скоро
поцелуюсь с этим булыжником, и от вас зависит только, насколько крепок будет
этот поцелуй! Сначала посадите меня, а уж бумажными делами мы займемся
потом!
- Вы находитесь в территориальной зоне карантинированного мира пятого
класса. Существует официальный навигационный запрет приближаться...
- Довольно умничать, 448! - отрезал я. - Семьсот часов назад я вылетел с
Доби со спецгрузом на борту! Может, вы демаете, я нарочно выбрал эту дыру
для посадки? Мне нужны технические указания по посадке, и нужны немедленно!
Снова небольшая пауза. Мой собеседник, казалось, говорил уже сквозь зубы:
- Дядюшка-король, передайте данные бортовых систем.
- Непременно, непременно. Но только шевелитесь там побыстрее, - я придал
голосу побольше взволнованности и нажал несколько кнопок, в результате чего
он получил в свое распоряжение данные приборов, которые будут неопровержимо
свидетельствовать, что положение мое еще хуже, чем я его себе представляю. И
тут подделки не было ни на грош. Я постарался на совесть, чтобы эта посудина
поднялась в космос последний раз.
- Все в порядке, Дядюшка-король. Вы слишком поздно послали сигнал бедствия.
Теперь вам придется катапультировать груз и действовать в следующей
невигационной последовательности...
- Я же, кажется, ясно сказал: у меня на борту специальный груз! - заорал я в
ответ. - Категория десять! По контракту с медицинской службой Доби! Я везу
десять анабиозных камер!
- Послушайте, Дядюшка-король, - отозвалась станция. Теперь голос стал вроде
бы менее уверенным. - Я так понимаю, что у вас на борту десять живых людей,
видимо, пострадавших, и они находятся в анабиозе. Подождите. - Снова пауза.
- Да, нелегкую задачу вы мне подкинули, 629, - добавил голос, став
окончательно похожим на человеческий.
- Да, - ответил я. - Но нужно поспешать. Булыжник-то все ближе и ближе.
Я устроился поудобнее и принялся слушать, как перешептываются звезды. А в
полутора световых годах от меня привели в действие станционный компьютер,
который тут же принялся пережевывать посланные мною данные. Вот-вот он
выплюнет ответ, а между тем сообразительный парнишка-дежурный заодно
проверит мою версию происшедшего. Это хорошо. Мне того только и надо. Моя
легенда непробиваема. Пассажиры, лежащие в грузовом отсеке, были шахтерами,
получившими тяжелейшие ожоги при взрыве на Доби три месяца назад. Доби был
суровым небольшим мирком, вылечить людей на нем было почти невозможно. Если
я доставлю их в сносном состоянии в медицинский центр на Республике, то
получу сорок тысяч. Предстартовые инспекционные данные, равно как и маршрут
полета, были представлены на рассмотрение станции, а из них следовало, что
самой экономичной траекторией была та, что проходила мимо Вэнгарда, и любой
мало-мальски смыслящий оператор проложил бы курс именно так. Я был абсолютно
чист - просто жертва стечения обстоятельств. Теперь их очередь ходить. И
если мои расчеты хоть чего-то стоили, то пойти они могли только так, как
нужно было мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9