— Немец покачал головой. — Бедняги. Они понятия не имеют, сколько стоит слоновая кость.
— И где же находится деревня с заборами из бивней? — с любопытством спросил англичанин. Гюнтерманн улыбнулся:
— Друг мой, вы же понимаете, что я вам этого не скажу.
Райc улыбнулся в ответ:
— Да, конечно. — Теперь ему пришлось дожидаться, пока замолчит гиппопотам. — Так вы Гюнтерманн.
— Именно так. А вы?
— Блейни Райc, в недавнем прошлом житель Йоханнесбурга.
— Йоханнесбург, — повторил Гюнтерманн. — Вы родились в Африке?
— Родился я в Англии, в Манчестере. Эмигрировал в Южную Африку, купил ферму, дела не заладились, стал торговцем, двинулся на север. Через двенадцать лет добрался до этих мест. Лет десять тому назад.
— Вы торгуете слоновой костью? — с профессиональным интересом спросил Гюнтерманн.
— Уже нет. — Англичанин взял орешек и бросил зеленой мартышке, прыгнувшей на подоконник. Мартышка с визгом подобрала с земли орешек и мгновение спустя вновь возникла на подоконнике, ожидая следующего.
— А чем вы торгуете? Райc улыбнулся:
— Фотографиями.
— Фотографиями? — недоверчиво переспросил немец. Райc кивнул:
— Я использую светокопировальную бумагу. Фотографии меняю на соль, соль — на медь, медь — на коз, коз — снова на соль, соль — на скот. У меня уходит полгода, чтобы пройти весь маршрут. Заканчивается он в Судане, где я продаю скот армии. Начальных вложений — шесть шиллингов, на финише — чуть больше трех тысяч фунтов.
— А чем вы занимались до того, как стали продавать фотографии? — спросил немец, сняв с носового платка какое-то насекомое и бросив на пол.
— Начал я охотником за слоновой костью, но, должен признать, успеха не добился. А когда завязал, выяснилось, что денег у меня ни пенни, а из ценного — только патроны. Вот я и поменял патроны на соль, потом на эту соль купил больше патронов, поменял их на коз и так далее. В итоге я добрался до Эфиопии и продал имеющийся у меня товар почти за две тысячи долларов Марии-Терезы. Оттуда я уехал, больно уж жарко, вернулся сюда, где климат куда приятнее и больше племен, с которыми можно торговать, купил пару фотокамер, и дело пошло.
— И вы называете это приятным климатом? — усмехнулся Слоун.
Райc повернулся к нему:
— А вы бывали в Эфиопии?
— Пару раз.
— Тогда вы знаете, как там жарко.
— Не намного жарче, чем здесь, — возразил Слоун.
— Вы совершенно не правы, — отчеканил англичанин. — Тамошней жары не выдержит ни один человек. Слоун пожал плечами и уткнулся в стакан с пивом.
— Если вы не возражаете, мой добрый сэр, я позволю себе задать вам вопрос, — продолжил Райc.
Слоун поднял голову, пристально посмотрел на англичанина.
— Валяйте.
— Туземец, с которым вы прибыли. Не могу понять по родовым насечкам, из какого он племени.
— Он — кикуйю.
— Никогда с ними не встречался. Я слышал, что земли кикуйю закрыты для белых.
— Это так.
— Так где вы его взяли?
— Он нарушил закон, но сбежал до того, как его убили.
— А что он сделал? Слоун пожал плечами.
— Я не спрашивал.
— Кикуйю — хорошие следопыты?
— Этим я доволен.
— Но похуже, чем вандеборо, — самодовольно усмехнулся немец.
Ветер чуть изменился, на них пахнуло болотом.
— Я заметил, что у вас есть один. — Райc обмахивался шляпой, скорее чтобы отогнать неприятный запах, а не охладить кожу. — Они действительно так хороши?
— Мой вандеборо возьмет след биллиардного шара, прокатившегося по улице Берлина.
Райc хохотнул, допил пиво, поднял пустой стакан.
— Чья очередь?
— Моя. — Гюнтерманн бросил на стойку несколько монет. — Раз уж мы вспомнили о вандеборо. По приезде я заметил за домом женщину-вандеборо.
— Она кизи, — поправил его Ван дер Камп. После паузы добавил:
— Она принадлежит мне.
— Вы — бур, не так ли? — спросил Гюнтерманн.
— Да.
— Я думал, буры ненавидят черных. Ван дер Камп покачал головой.
— Ненависти ко всем черным у нас нет. Мы ненавидим только зулусов. Не потому что они черные, а потому, что они наши кровные враги.
— А в сезон дождей в этих краях становится очень одиноко, не так ли? — понимающе подмигнул буру Гюнтерманн.
— Это так.
— Когда британцы установят здесь протекторат, — продолжал Гюнтерманн, — они заставят вас избавиться от нее.
— Мне уже приходилось иметь дело с англичанами, — мрачно ответил Ван дер Камп. — Они меня не пугают.
— Я бы предложил оставить политику, господа, — вмешался Райc. — Нет причин разжигать в буше национальную рознь.
— Согласен. — Гюнтерманн с улыбкой повернулся к Слоуну. — И не попросить ли нам нашего американского коллегу в интересах интернационального единства снять военную форму.
— Попросить вы можете, — откликнулся Слоун. Райc присмотрелся к форме.
— Вижу, вы были капитаном, сэр.
— Нет.
— Но ваши знаки отличия…
— Я купил форму после войны.
— Так вы не участвовали в боевых действиях? Слоун ответил после долгой паузы:
— Участвовал.
— На чьей стороне? — спросил Райc.
— Вроде бы мы договорились избегать политики, — напомнил Слоун.
Райc расстегнул пару пуговиц на рубашке, вновь начал обмахиваться шляпой.
— Это не политика, сэр, чистое любопытство. Почему вы решили купить форму конфедератов? В конце концов они же потерпели поражение.
— Лучше отражает солнечные лучи и собирает меньше пыли, — ответил Слоун.
— А такие шляпы носят ваши американские ковбои? — Гюнтерманн указал на стетсон Слоуна.
— Вам лучше спросить у американского ковбоя. Гюнтерманн откинул голову, расхохотался. — Отлично сказано, сэр! Между прочим, мы еще не представлены. Я — Эрхард Гюнтерманн, а этот джентльмен — Блейни Райc.
— Ганнибал Слоун.
— Тот самый Ганнибал Слоун? — Раису пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев гиппопотама.
— Если только в Африке нет моего тезки.
— Ваша слава идет впереди вас, сэр. Вас называют одним из самых удачливых охотников за слоновой костью Восточной Африки.
— Пожалуй.
— Вы стоите в одном ряду с Седоусом и Карамаджо Беллом, — восторженно вещал англичанин.
— Никогда с ними не встречался.
— Сколько слонов вы убили? — спросил Райc. Слоун скатал-таки сигарету, закурил.
— Несколько.
— Что-то вы скромничаете.
— Наверное, он из тех, кто мало говорит, но много делает, — улыбаясь, ввернул Гюнтерманн.
— Наверное, — не стал спорить с ним Слоун.
— Между прочим, — продолжил немец, — не ставя под сомнения ваши достижения, должен сказать, что самый лучший охотник на слонов находится сейчас в нескольких десятках футов от этого бара.
— Большой лумбва с топором? — спросил Слоун.
— Именно он, его зовут Тумо. Лучший из лучших, — гордо заявил немец.
— Вы хотите сказать, что он может убить слона одним топором? — скептически спросил Райc.
— Без труда.
Мне не хотелось бы ставить под сомнение ваши слова, но в свое время я охотился на слонов и просто не могу вам поверить.
— Я видел, как он уложил своим топором одиннадцать слонов, — стоял на своем Гюнтерманн.
Райc задумчиво разглядывал содержимое стакана.
— Может, в тропическом лесу, где они не могут развернуться. Но только не в саванне.
— Где угодно, — не отступал Гюнтерманн.
— Вы же говорите не о самках или детенышах? — Райc повернулся к немцу. — Речь идет о взрослых самцах?
— Совершенно верно. Райc покачал головой:
— Это невозможно.
— Я неоднократно это видел.
— Завалить слона весом в шесть тонн жалким топориком?
Немец энергично кивнул.
— Я не хочу называть вас лжецом, но готов спорить, что такое невозможно.
— Назовите вашу ставку, — без запинки ответил немец.
Англичанин вытащил из бумажника стопку банкнот, пересчитал их, положил на стойку.
— Как насчет пятидесяти фунтов?
— Интересная мысль. — Немец широко улыбнулся. — А как насчет ста фунтов?
— Это большие деньги.
— Он или убьет слона, или нет, — заметил немец. — Величина ставки не повлияет на исход его поединка со слоном. — Он помолчал. — Разумеется, если вы не можете…
Райc отсчитал еще пятьдесят фунтов.
— Согласен!
— Тогда по рукам! — радостно воскликнул немец и выложил на стол эквивалентную сумму в марках и долларах Марии-Терезы. Обе стопки денег подвинул к Ван дер Кампу. — Ставки будут у вас.
Бур кивнул, собрал банкноты, засунул в карман.
— Есть только одно условие, — добавил Райc.
— Какое же?
— Он должен убить слона завтра. Через пять дней меня ждут в Кампале, и я не успею к этому сроку, если не выеду завтра к вечеру.
— Об этом мы не договаривались, — покачал головой немец. — А если завтра мы не найдем слона?
Райc на несколько секунд задумался, потом повернулся к Слоуну.
— Мистер Слоун, вы не согласитесь представлять меня на этой охоте, чтобы удостоверить выполнение всех условий?
— Охота может занять не один день. А бесплатно я не работаю.
— Это естественно. Я заплачу вам половину своего выигрыша.
Слоун покачал головой.
— Я возьму бивни.
— Но бивней не будет, если он не убьет слона, — заметил Райc.
— Он убьет.
— С чего такая уверенность?
— Я уже видел, как управляется лумбва с топором.
— Но каким образом человек может убить слона одним топором? — наскакивал на него Райc.
— Он обезноживает слона.
— Что вы хотите этим сказать? Слоун повернулся к Гюнтерманну.
— Это ваш лумбва, вы и рассказывайте. Немец усмехнулся.
— Если я начну рассказывать людям, как он это делает, кто будет со мной спорить?
— Послушайте, деньги на кон я уже поставил, я могу ничего этого не увидеть, так что очень хочу, чтобы мне хотя бы рассказали об этом, — сердито бросил Раис.
— Хорошо, — кивнул Слоун. — Лумбва выслеживает слона, приближается футов на сорок. Дожидается нужного направления ветра, подкрадывается к слону сзади и перерубает сухожилие на одной из задних ног в футе от земли. — Он повернулся к немцу. — Так?
Гюнтерманн лишь улыбнулся в ответ.
— Большинство животных прекрасно обходится тремя ногами, — продолжил Слоун, — но слону необходимы все четыре. Перерубленное сухожилие приковывает его к месту.
— Понятно, — кивнул Райc. — Ему удалось обездвижить слона. Но как он его убивает?
— Все слоны — правши или левши, — ответил Слоун. — Лумбва не нападает, не выяснив, какая сторона у слона любимая.
— А какой ему от этого прок? — удивился Райc.
— Слон с перерезанным сухожилием начинает вертеться на месте, вытянув хобот и стараясь обнаружить своего врага. Вот тогда лумбва или отсекает конец хобота, или просто глубоко вонзает топор в хобот.
— А потом?
— Если рядом другие слоны, бежит в укрытие, если слон один — стоит в двадцати футах и ждет, пока слон не изойдет кровью.
— Как-то это все мерзко! — поморщился Райc.
— Зрелище не из приятных, — согласился Слоун. — Как только я решу, что слону не выжить, я прострелю ему голову, чтобы избавить от ненужных страданий.
— И вы уверены, что лумбва это по силам? — спросил Райc.
— Да, конечно. Впрочем, от ошибок никто не застрахован.
— Если все так легко, как вы говорите, почему еще не перебили всех слонов? — с горечью спросил Райc.
— Я не говорил, что это легко. Я лишь сказал, что такое возможно.
— Полагаю, мне прямо сейчас надо признать свое поражение, — усмехнулся Райc.
— Нет, — покачал головой Гюнтерманн. — Завтра пойдем на охоту.
— Ради чего?
— Вы не первый человек, кто сомневается в способностях Тумо, — ответил немец. — Я всегда даю ему новенький доллар Марии-Терезы, когда он выигрывает пари. Зачем лишать его заработка?
— Почему просто не заплатить ему? — спросил Слоун.
— Деньги я плачу только за выполненную работу, — покачал головой немец.
— А потом всегда есть шанс, что он промахнется, — добавил Слоун. — Если такое произойдет, вы заберете свой выигрыш у Ван дер Кампа, когда заглянете сюда в следующий раз.
— Это правильно! — кивнул Райc. — Кстати, а сколько ему дается попыток? Я хочу сказать, если он окажется столь неуклюж, что спугнет слона, будет ли это считаться за попытку?
— Попытка ему дается только одна, — ответил Гюнтерманн. — Если он начинает подкрадываться к слону, значит, это тот слон, на который мы спорили.
— И вы согласны включить это условие в наш договор?
— Да.
Райc вновь заказал всем пива. Уже начало смеркаться, на реке расквакались лягушки.
— За бивни и половину выигрыша я готов пойти с лумбва вдвоем, — предложил Слоун. — Этим мы сэкономим время.
— Нет, — запротестовал немец. — Я тоже пойду. Мне нравится смотреть, как работает мой лумбва.
— Хорошо, — не стал спорить Слоун. — Но только он и вы, никаких сопровождающих. Если мы начнем отстреливать дичь, чтобы накормить ваших боев, то распугаем всех слонов, а я не могу целый месяц гоняться за одной парой бивней.
— Согласен, — кивнул немец. — Вы возьмете вашего кикуйю?
— Он всегда со мной.
Гюнтерманн вновь кивнул:
— Хорошо! Нам понадобятся два боя, чтобы принести сюда бивни.
Наутро все четверо двинулись от реки в саванну. Тумо, из племени лумбва, и Каренджа, кикуйю, следопыт Слоуна, подчеркнуто не замечали друг друга. Гюнтерманн страдал от похмелья, так что первые два часа они прошагали молча. То и дело им встречались громадные стада антилоп-гну и газелей, но ничего крупнее жирафа. Еще через час они сняли с плеч рюкзаки и присели в тени десятифутового термитника.
— Как скоро мы возьмем след слона? — спросил Гюнтерманн, приложившись к фляжке.
— Трудно сказать. — Слоун, сняв левый ботинок, выковыривал песчаную блоху из-под ногтя большого пальца. — В этих краях много стреляли. Слоны перебрались на восток, возможно, и на север, и стали очень осторожными.
— Как вы думаете, сегодня мы найдем след? — не отставал Гюнтерманн.
— У нас уйдет на это два или три дня, — ответил Слоун. — Если нам повезет.
— Вы уверены? Слоун пожал плечами;
— Всякое случается. Всегда можно наткнуться на одинокого самца, но охотники за слоновой костью знают, что на каждый выстрел надо отмахать двадцать пять миль, если, конечно, ты не из тех, кто отстреливает самок и детенышей. — Он помолчал, чтобы прихлопнуть муху цеце. — А что? Хотите вернуться на Торговый пост?
— Райc практически смирился с проигрышем, — напомнил Гюнтерманн.
— Смирился он или нет, это ваши с ним дела, — ответил Слоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38