—А как от сквозной фазы ошалели!..
— Дикари! — хохочет Иван.
— Нет, Ваня, ты на это не рассчитывай, — замечает строго Семен Афанасьевич, пресекая взглядом смех сына.— Свою копейку они считают лучше нас с тобой.
— Это-то так...
— А ведь если признаться, не зря в затылках-то чешут, а? Вроде и та же работа: вали да вози, а оно, брат, при сквозной фазе другая картина. Ты подумай, Ваня, раньше у тебя, к примеру, на делянке три работы: валка, вывозка и плоты, и на каждой маленькая артель.

дцать сажень делового с делянки за зиму — и хоть ты тресни. Дед еще твой голову ломал над этим делом. Запрется у себя и давай считать: артель увеличить — барыш меньше, вальщиков прибавить, лошадей убавить — опять не то. Так и бились на одном месте. Не-ет, Ваня, сквозная фаза — дело хорошее, оно пойдет, только подавай лесок. Они там в своей артели сами все распределят, ты и не суйся. А торыга...— опять улыбнулся, глядя на непонятливые, живые глаза сына,— торыга не меньше будет, понял меня.
— А кто придумал эту сквозную фазу, папа?
— А бог его знает кто. Как-то само дело к тому клонилось... Это что же нам старик приготовил? Ага, яичница. Добро.
— Говорят, Шмелев с Волги привез, когда на сормовской верфи был...
— Ну, может, и он, а может, и кто другой, какая теперь разница, только, говорю, само дело к тому вплотную подошло.
И, доев томленую в горшке яичницу, откинулся на спинку стула, выдернул из кармашка часы.
— Говорят, молодой Булыгин из Питера явился,— сказал Иван.
Семен Афанасьевич только рукой взмахнул:
— Пропал Антон, пропал...
— Худой, говорят, как доска, страшный,— подзадоривал Иван отца на приятный для себя разговор.
— Вот, вот, этого и ждать надо было. А ведь еще, помню, отец говаривал самому-то Булыгину: «В бор Антошку гони, в бор, как самого-то гоняли! В бор надо, а не в университеты!» Ну так вот они, университеты-то...— И, насупившись, строго глядя на сына:—А тебе, Иван, скажу так: когда работник твой толстее борова, а если ты хуже палки, тут, брат, конечно, вырождение.— И, щелкнув крышкой часов, поднялся, ловко, одним взмахом набросил гимнастерку, оправил малиновый пояс и, твердо, молодо ступая, пошел в контору.
— Написал, — с веселой почтительностью отвечал парень, протягивая бумагу. Семен Афанасьевич взял и, слегка удивившись хорошему почерку и ровным строкам, стал читать. На бумаге было написано так:
Город Царевококшайск дом Семена Афанасьевича Лебедева от сына умершего крестьянина деревни Нурвел Арбанской волости Царево-кокшайского уезда Казанской губернии Ваштарова Ивана Александровича
Прошение
Прошу милостивый государь дать мне работу с оплатой помесячно
Проситель Ваштаров
сентября 24 дня
Хмыкнул, отдал бумагу подошедшему сыну:
— Смотри, какой грамотей!
— Начальную школу кончил с похвальным листом,— отрапортовал Йыван.
— А знаки препинания ставить не научился? Парень, не ожидавший, видимо, ничего кроме похвалы
за свое прошение, смутился:
— Как же, умею... Запятая перед «а» ставится, точка — когда конец.
— Ну, это ничего,— сказал Семен Афанасьевич.— Неплохо.— И уже с решительной, грубоватой беспрекословностью: — Могу тебя взять на зиму маркировать, а с осени клеймить прислужной лес и дрова в делянках. Работать будешь с моим сыном Петром, ты его должен слушаться и исполнять все, что он скажет. Первоначально за месяц кладу тебе десять рублей, квартира в мой счет. Если будешь работать у нас в деревне Аргамач, поздоровались с Петром Семеновичем он его назвал по-марийски Карасим Кугызай вместе сели за стол, а это кто будет, а это Ваштаров Иван мы с ним будем клеймить
котомки не большие взяли хлеба и картошки немножко дошли до лесосеки сели на бревна хозяйский сын вынул из котомки клеймо и сказал подай и ты мне свое здесь


те уже гомонили мужики):— Иван Семенович, запиши и дай памятку: явиться к третьему октября в деревню Большой Шап к Кугу Карасиму.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«Суббота мать истопила баню вымылся воскресенье отдохнул сходил к дяде Демиду поговорил вспомнили деда Миклая сказал можешь брать лошадь за отработку будешь весной пахать говорит согласен.
Понедельник мать печку рано затопила сварила щи картошку обулся в лапти умылся мать накормила подала котомку распростился с сестрой в школу тоже собирается, а мать за мной сказал матери что не скоро домой вернусь на том и расстались.
Идти дорогу знаю прямо мимо рощи потом выйти на шапинскую дорогу расстояние 12 верст я на ноги легкий делаю 7 верст в час без ноши, а сегодня котомка не легкая около пуда.
Подхожу к деревне стоит у полевых ворот мужик спрашиваю где живет Кугу Карасим говорит через дом на правую руку.
Подхожу к дому как раз выходит со двора баба спрашиваю здесь кто живет, она отзывается Карасим спрашиваю дома нет ушел в лес, а чужих людей нет отвечает никого нет захожу на двор никого не видно захожу в избу стоит женщина начинаю ее спрашивать здесь квартира хозяина лесопромышленника Лебедева она отвечает здесь.
Время идет наступает вечер заходит в дом здоровый высокий парень лицо шадровитое одет хорошо пинджак шаровары черного сукна гладкого фабричного шапка острая барашковая на ногах чесанки в резиновых галошах с плеч снимает котомку и вынимает хлеб мясо вареное и сырое сахару фунта два клейма с буквами С. А. Л. Спрашивает он меня не ты будешь из деревни Нурвел Ваштаров Иван отвечаю да ну вот мы с тобой будем клеймить.
Хозяйка согрела самовар стали вместе пить чай у меня хлеб сахар варенье и кусочек мяса. Заявился хозяин дядя Карасим говорит Ваштарова я знал, а я говорю сам его знаю и рассказал дядя Карасим удивлялся вспоминал отца и дядю Тойгизю и многих. Стали беседовать и рассуждать как мы должны работать и питаться я стал настаивать лечь на ночной отдых хозяин дал нам место спать на полатях.
Утром встали обулись умылись хозяйка поставила чайник сварила картошек позавтракали у Петра Семеновича карманные часы посмотрел на часы и сказал уже без 10 минут 7 часов оделись и вышли на двор насадили топором на клейма черенки пошли вдоль деревни в бор за версту прошли стало видно свежая лесосека плахи толстые кряжи колотые на четыре части и пополам есть и кругляк сделаны пролыски две три дорожки все сложено в клетки. Вот промолвил мой молодой хозяин Петр Семенович будем клеймить оба конца здесь 200 куб. саженей, а в сажени плах 120 — 125 если клеймить оба конца то потребуется делать 70 тысяч ударов по 35 тысяч тебе и мне за короткий день сделаем по 2 тысячи ударов то нам хватит на 18 дней при хорошей погоде.
Начали клеймить с 8 часов утра, а как стемнеется идем на квартиру приходим в дом на столе тусклый огонь из пятилинейной лампы проницает еле светит через несколько времени хозяйка нальет щи или супу глиняную тарелку с жадностью хлебаем проголодавшись за день работы не взявши в рот ни крошки поужинаем делать нечего сидим на широкой лавке как живые пеньки, а стены потолок и пол грязные в избе холодновато зимних рам нет посуда вся черная глиняная ведра водоносные деревянные.
Проработали с Петром Семеновичем около 3 недель работали хорошо ходили каждый день кроме одного дня дождь и один день отдыхаем сидим на лавке рассуждаем между собой если покинуть эту квартиру и переселиться в Шимаевский казенный дом где живет лесная стража и лесники расстояние будет ходить на другую лесосеку 6 верст, а отсюда 10 верст.
Утром чайку выпили и хлеба с горячими картошками подзакусили поблагодарили хозяйку и хозяина и Петр сказались выходим на дворе уже сплошь бело.
Заходим в дом Семен Афанасьевич встречает на столе самовар парует, а мне говорит ты Иван пока живи с работником есть у нас работник Василий из Арбан иди к не оставим спрячем таскаться с ними завтра снова нести сюда.
Посмотрел на часы времени 11 часов сходили к зимовке, а там колодец болотная вода немного попили еще посидели в лесу часто ружейные выстрелы и собачий лай.
Пошли дальше шли больше часа видим казенный дом входим Петр Семенович заводит разговор с лесником Вершининым просит нас кормить горячим и хлебом он посоветовавшись с хозяйкой соглашается в день два обеда и чай без сахару из расчета по 25 копеек в сутки с человека, а Петр Семенович соглашается и назначили день харчи с 30 октября и уложились на ночной спокой переночевали утренний обряд закончили откушали времени было 7 часов собрались пошли дошли до лесосеки забрали клейма стали клеймить подходит вечер идем на квартиру 7 верст так работали 26 дней заклеймили дрова и прислужное долготье 260 куб. саженей. Только стали выходить из избы встречаемся с рабочими старший Румелев приехали строить зимовку просят указать дорогу и где ставить Петр Семенович рассказал ставить на речке Нуж в конце делянки недалеко от просеки.
Тронулись в десятом часу идем между собой переговариваемся Петр Семенович решил завернуть в казенный дом к объездчику за пересчетной ведомостью на квартал № 134 дали 4 версты лишней ходьбы идем Петр Семенович говорит вот Иван Александрович вникай и смотри будешь у нас на другую зиму приказчиком.
Идем дальше снегу нет мороз все черно приходим в деревню Аргамач Петр Семенович говорит наверно все братья дома заходим в дом мать Петра встречает с большой воодушевленностью говорит хорошо что успел в баню отец в бане, а братья уже вымылись и снохи.
Вскоре отец вернулся из бани только на ходу с сыном и со мной поздоровался мать Пете принесла белье в котомке тоже вытащил пошли до бани 60 сажень замечаем на земле белые пятнышки, а я лицо кверху чувствую идет снег реденький заходим прибанник раздеваемся начинаем мыться прошло время мало ли много ли вымылись и одему, а Петр Семенович говорит вместе будем чай пить, а Семен Афанасьевич круто повернулся пошел в свою канцелярию крикнул Петру зайди.
Петр Семенович говорит мне садись попили чаю он пошел в канцелярию, а меня провели где жил работник арбанский Васлий холостой.
Он мне говорит завтра праздник хозяин празднует зимнего Николу много будет гостей около 30 человек, а нас переводят жить на это время в домик для сбруи и ремонта.
Гостили трое суток, а снегу подвалило за эти дни местами будет до 10 вершков, а я в эти дни был для них слуга и работник вместе с Васлием наводили легкий ремонт сбруи и саней кормили лошадей и скот, а скота было у хозяина
лошадей рабочих 5 голов из них 3 легковые головы
коров дойных 6 голов
телок 5 голов
бык племенной 1 голова
овец маток 9 голов
баран производитель 1 голова
свиноматок 4 головы и подсвинки 6 голов
хряк производитель 1 голова
В каретнике висело туш свиней 13 голов
коров 4 головы телок 3 головы овец и баранов 15 голов кур гусей индюков 45 голов Гости трое суток напивались так что часть этой компании мужчин с женщинами переплелись и накуражились до потери сознания и совести среди них были некоторые знакомые из Царева...»
На четвертый день после зимнего Николы Йыван с Васлием еще затемно кормили скотину и чистили в стойлах, потом на кухне пили чай, и кухарка принесла на тарелке подсохшие куски пирогов. В хозяйском зимнем доме уже просыпались, слышались сонные голоса и шаги,
Но Васлий не слышал.
— Этот-то?.. Это вроде как мировой судья... Ну, он и есть, вишь, ногу приволакивает! — радостно воскликнул
«...хозяин созвал после праздника всех сыновей вместе позвали меня начинает говорить сыновьям нынче весна будет стихийная в части стоянки плотов на пристанях
тах, худые сразу менять, не ожидая, когда порвется на лесной дороге.
Йыван сидел на липке у маленького окна, и за работой ему хорошо был виден и хозяйский дом, а если наклонить голову, то можно было увидеть за тонкими молодыми березами голубой двухэтажный флигель, где ночуют многие из гостей, в том числе Серафима Васильевна.
Уже часов в десять в этот флигель по дорожке, которую они вчера с Васлием разгребали, пробежала в наброшенной на плечи шубейке старшая сноха хозяина, жена старшего сына Александра Семеновича — высокая голенастая Евдокия. Наверно, к чаю звать, решил Йыван.
— Чего там смотришь?— спросил его Васлий.
— Да так, ничего,— сказал Йыван, берясь за работу — сварившийся узел гужа никак не поддавался — надо было мочить.
— Режь, чего там, — сказал Васлий,— хватит у него сыромятины.
— Разрежь, а потом он с тебя высчитает.
— Это он может...
Евдокия, мелькая белыми тонкими икрами, пробежала обратно. И правда, вскоре из флигеля потянулись к хозяйскому дому гости. Теперь Васлий тоже прилип к окошку и говорил, кто идет — он почти всех знал. Про молодого, чахоточно согнутого мужчину с черной бородкой сказал, что это новый земский начальник Спасский, про старика с сивой окладистой бородой и красным, как самовар, лицом — сам Губин, а за ним прыгающей походкой шла сухонькая женщина с птичьим лицом — его старуха. Потом шел лесопромышленник Тараканов, и про него Васлий говорил презрительно:
— Ну, этому до нашего, как мерину до жеребца! Потом шла жена лесопромышленника Буклаева, было
слышно, как она хохочет-заливается — рядом с ней важно шагал в распахнутой шубе земский доктор... Потом шел лесопромышленник Кутасов, а за ним, как конвой, жена с дочкой-телеграфисткой...
— А эта кто же?— спросил глухим голосом Йыван, и сердце у; него стукало так, что он боялся, как бы Васлий не услышал.
Васлий.— От петух, от петух! — И он в восторге разоблачения саданул шилом в лавку.— Видал, около бабы-то как лихо, а! И не заметно, что хромый! От дьявол!..
— А она-то кто же?..
— Да Симка! Ну, это, как ее, мужа-то у нее медведь, говорят, задрал, не то лесник ухлопал, — по-всякому говорят...
— А-а,— сказал Йыван.— Слышал чего-то...
— Ну-у, как не слышал, да про нее каждая собака в Цареве знает!
— А что так?
— Да как, известное дело. Когда мужа-то задрал медведь, или там лесник, шут его знает, вот дала дым коромыслом! К ней и наш Александр Семенович один год ездил, пока хозяин его в каретнике не отмолотил...
Серафима Васильевна и припадающий на левую ногу мировой судья уже поднимались в хозяйский дом, а Васлий все еще рассказывал про нее. Говорят, это из-за нее недавно застрелился аргамачинский лесничий, темное, говорят, дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40