– В ближайшие дни кто-нибудь с вами свяжется и уточнит время и место.
После этого звонка все снова завертелось. На следующий день я вышла из дому одна, кажется, мне надо было в супермаркет, и ко мне подошла маленькая фигурка в желтом плаще с капюшоном – стояла противная дождливая погода. Желтая Шапочка посмотрела мне в глаза (мы были одного роста) и прошептала:
– Завтла ты идти в полдень в палк Хуана Каллоса Пелвого, в алабский сад.
Это была молоденькая и хорошенькая китаянка, возможно, та самая, которую мы видели в ресторане на бульваре Мансанарес.
– Что? – переспросила я, и не потому что не поняла, а просто от неожиданности.
– Ты идти завтла утлом в алабский сад, в палк Хуана Каллоса Пелвого. В полдень, – повторила Желтая Шапочка не по-восточному нетерпеливо.
– Зачем?
– Это послание почтенного Ли Чао. Почтенный Ли Чао сказать·, тебе интелесно будет идти завтла в палк Хуана Каллоса Пелвого. Ты сидеть в сад и ждать долго-долго.
– Как это – долго ждать? Зачем ждать? Кого ждать? Придет Ли Чао?
Китаяночка недовольно нахмурилась.
– Ты сидеть в саду и долго ждать. Сидеть в беседке. Не вставать. Не шуметь, плятаться. И долго ждать. Все. Ты поняла?
Да, я поняла. Желтая фигурка повернулась и ловко скрылась в толпе прохожих, а я вернулась домой, чтобы рассказать о странном посланнике Адриану и Феликсу. После долгих обсуждений мы решили, что Феликсу идти не следует. В парке будет холодно, а старик еще не до конца поправился, и, кроме того, Ли Чао знал только нас двоих, и ему, быть может, не понравится, если число его собеседников увеличится. Если и правда прийти должен Ли Чао.
В ту ночь дождь лил как из ведра, и наутро весь мир был залит водой и выглядел весьма неуютно. Раньше я никогда не была в парке Хуана Карлоса Первого, и, думаю, то был не самый лучший день, чтобы познакомиться с этим местом. Недавно разбитый парк являл собой огромное, пустынное и продуваемое ветром пространство, с рахитичными, только что посаженными деревцами и претенциозными постмодернистскими скульптурами в стиле египетских фараонов. К тому же превратившаяся в грязную топь земля и плоская свинцовая крыша неба отнюдь не улучшали общего впечатления. Кроме подростков, которые запускали воздушных змеев у самого входа, в огромном парке никого не было. Мы вошли туда со стесненным сердцем.
Арабский сад находился в самой глубине парка – это была небольшая площадка с прудами и с беседкой, завешенной жалюзи, в ней стояли две каменные скамьи. Мы пришли туда без десяти двенадцать, сели и стали ждать. К половине первого у меня окоченели коленки. Без четверти час зубы выбивали такую дробь, что я боялась, как бы из-за этого у меня не отвалился нос, превратившийся в сосульку. Что имел в виду Ли Чао, когда велел мне передать: «долго-долго»? И вообще, чего мы, собственно, ждем?
– Кажется, кто-то идет, – шепотом сказал Адриан.
Я начала вставать со скамьи, но он потянул меня назад.
– Вспомни инструкции. Наверное, он не хотел, чтобы нас видели.
Он был прав. Арабский сад, расположенный в низине и окруженный кустарниками, был действительно уединенным местом. Из беседки через жалюзи достаточно хорошо просматривались окрестности, особенно еврейский сад, смежный с арабским, представлявший собой открытое, не засаженное деревьями пространство. В эту минуту на холмике в еврейском саду появился человек. Остановившись посреди лужайки, он огляделся. Он стоял метрах в трехстах от нас,
– Мне кажется, это… – шепнул мне в ухо Адриан.
– Да, это он, – тихонько пропищала я.
Это был Красавчик, тот самый мерзавец, который напал на нас у выхода из «Седьмого неба» и который отрезал ухо у Фоки. В этом не было сомнений, его рыжая шевелюра так и горела на фоне темного неба. Не знаю, приходилось ли вам хоть раз сидеть совершенно неподвижно – ради спасения своей жизни. Если приходилось, то вы знаете, что такое полная неподвижность: мышцы превращаются в камень, кровь в жилах замедляет свой бег, и даже сердце замирает между биениями, как у факира. В таком состоянии мы и пребывали – мы заледенели, окаменели и умирали от страха, глядя на рыжего в саду.
Красавчик же, напротив, все время был в движении: он топал ногами, чтобы согреться, из ноздрей у него валил пар. Он явно кого-то ждал. Вдруг он выпрямился и вытянул руки по швам, всем своим видом выражая угодливость. Тут же на дорожке кто-то появился, это был мужчина, закутанный в темно-синее пальто. В его облике было что-то неуловимо знакомое. Он подошел к нашему головорезу и поздоровался с ним кивком головы. Потом стал к нам в профиль. То был Гарсия, инспектор полиции.
Место встречи они выбрали неплохо. Поскольку еврейский сад был лишен растительности и просматривался насквозь, они могли видеть, не наблюдает ли кто за ними в радиусе нескольких сотен метров. Мы находились очень далеко от них и, конечно, не слышали, что они говорят. Мы только заметили, как они, побеседовав некоторое время, покивали головами и что-то передали друг другу. Встреча продолжалась минут пять, потом они разошлись в разные стороны.
– Вот теперь нас действительно обложили со всех сторон, – мрачно вынес свое суждение Адриан.
И это была истинная правда. Мы подождали еще полчаса, чтобы увериться в том, что не столкнемся ни с одним из них, а потом вернулись домой. Первым делом мы зашли за Феликсом, но, хотя мы звонили в дверь минут пять, он нам не открыл. Я начала волноваться.
– Очень странно.
– Наверное, он в твоей квартире, – сказал Адриан. – Или отключил слуховой аппарат и не слышит звонка.
Я попыталась открыть дверь своей квартиры, но не смогла. Похоже, мешал ключ, вставленный изнутри. Это вроде бы свидетельствовало о том, что старик находится там, но все было крайне необычно. И опять же никто не ответил на наши продолжительные звонки.
– А теперь что делать?
После встречи с рыжим у китайского ресторана я укрепила вход в свое жилище так, словно это была штаб-квартира ЦРУ. Я поставила металлическую дверь, три сверхнадежных замка, а на раме – сигнализацию, которая давала вызов в охранное бюро. Слава богу, это частная компания, подумала я с облегчением, понимая теперь, что к делу причастна полиция. Как мне говорили специалисты, дверь мою вскрыть невозможно, и сейчас я опасалась, не придется ли ломать стену, чтобы попасть домой.
– Продолжай звонить, – сказал Адриан.
Я звонила до тех пор, пока не испортила звонок. Потом мы колотили в дверь ногами, потом поднялись к Адриану, чтобы позвонить по телефону (каждый раз с механической покорностью свой текст наговаривал автоответчик), потом кричали Феликсу в замочную скважину, надеясь, что так звук дойдет через бронированную дверь. Мне стали приходить в голову сцены дантовского ада, я видела коридор, залитый кровью, хлопающие, как в ночном кошмаре, рамы окон, растерзанные тела.
– С ним что-то случилось, все это ненормально, произошло что-то страшное…
– Но мы же не можем вызвать полицию, – сказал Адриан.
– Полицию не можем. А если пожарных? – спросила я.
После того как мы добрых полчаса просуетились вокруг двери, в замке повернулся ключ и дверь тихонько открылась. В проеме с одурелым видом стоял Феликс.
– ?-a, вы здесь? – сказал он.
– Как это «мы здесь»?! Мы тут бьемся уже полчаса.
– Что? Подождите, сейчас я вставлю эту пакость, – ответил Феликс, неловкими руками надевая слуховой аппарат. – Простите меня, я заснул на софе.
– Чем здесь пахнет?
В квартире вовсю воняло дезинфекцией.
– Ах, это! Приходили двое из санитарно-эпидемиологической службы. Город заражен черными тараканами, они все тут обкурили своими снадобьями. Сначала пришли ко мне, потом спросили, нет ли у консьержа ключа от твоей квартиры, а поскольку ключ у меня был, я им открыл дверь.
– И впустил их? – перепугалась я.
Феликс тупо смотрел на нас. Феликс, осторожный Феликс, Феликс – ветеран, понаторевший в подпольных делах, выглядел теперь как никчемный старик, которого облапошил несмышленыш новичок. После больницы он резко сдал, возможно, то были необратимые изменения: иногда казалось, что мозг его работает вхолостую.
– Бога ради, Феликс, что ты наделал! Ты хоть спросил у них документы?
Феликс растерянно провел по лицу изуродованной рукой.
– Да, верно, ты права. Не знаю, почему я их впустил. Не знаю. У меня болит голова. Мне как-то не по себе.
Мы усадили его на софу.
– Все хорошо, не волнуйся, – утешала я его, испытывая угрызения совести от того, что накричала на него. – В конце концов, какая разница, спросил ты у них документы или нет. Они запросто могли быть поддельными, а потом, может, то были действительно муниципальные работники.
Но про себя с ужасом думала: а вдруг они поставили подслушивающие устройства, а вдруг заложили бомбу, а вдруг… И тут у меня похолодел затылок
– А где собака? – спросила я сдавленным голосом.
– Собака? – тупо повторил Феликс. – Ах да. Я наказал ее. Она перевернула мусорное ведро, и я запер ее в кухне.
Я побежала на кухню, открыла дверь – собака, слава богу, была там. Валялась на полу, как кусок меха. Увидев меня, она попыталась встать. Что-то в этом казалось странным, что-то было не в порядке. Лапы у нее скользили, подгибались, она ткнулась мордой в пол. Наконец ей удалось подняться, и она начала выписывать какие-то странные фигуры. Потом доковыляла до порога, и тут ее вырвало. Уж не знаю, как мне в голову пришла спасительная мысль, это было как озарение. Я оглянулась и увидела, что Адриан достает сигарету.
– Стоп! – взвизгнула я. – Не прикуривай!
Позже пожарные объяснили нам, что действительно, газа набралось очень много и он вполне мог взорваться. А если бы и не взорвался, мы получили бы очень серьезное отравление. Даже при закрытой кухонной двери, где находится плита, мы бы постепенно одуревали, а потом незаметно для себя самих угорели. Эта предательская смерть каждый год уносит немало народу, и, как все жертвы, мы даже не поняли бы, что происходит. Как бы то ни было, очевидно, решено помешать нашей встрече с Лучшим Поставщиком Тыкв во всей Испании, как говорил идиот Бланко. В газовой трубе оказалась дыра. Труба была новая, медная, блестящая, но в одном месте металл разъеден, возможно, кислотой. Муниципальные полицейские, которых вызвали пожарные, вырезали эту часть трубы и забрали с собой. Никто из них ничего не знал о нашествии на Мадрид черных тараканов.
– Такое случается летом. Но в эту пору…
По моей просьбе они осмотрели газовые трубы в квартирах Феликса и Адриана, там все было в полном порядке. Конечно, как же иначе: три газовые трубы, прохудившиеся одновременно, – таких совпадений не бывает.
Муниципальные полицейские несколько растерялись: с одной стороны, я настойчиво убеждала их проверить еще две квартиры, а с другой, упорно стояла на том, что это несчастный случай. А что мне еще оставалось? Явная причастность к случившемуся инспектора Гарсии заставляла меня молчать.
Я страшно разнервничалась от того, что приходилось врать, и в конце концов оставила Феликса и Адриана разбираться с полицейскими, а сама повела собаку Фоку на улицу, чтобы она как следует продышалась. Немного придя в себя, псина с наслаждением обнюхивала самые вонючие места на площади, и вдруг кто-то слегка хлопнул меня по правому плечу. Я обернулась – то был инспектор Гарсия. Я подскочила и взвизгнула.
– В чем дело? – удивился инспектор. На нем было то же темно-синее пальто, что и утром.
– Извините, – пробормотала я, пытаясь говорить нормально, но язык у меня пересох и не ворочался. – Я подумала, что… У меня нервы немного не в порядке.
Я огляделась. Мой подъезд находился в какой-нибудь сотне метров, и на четвертом этаже, за окнами моей квартиры, распахнутыми настежь для проветривания, топтался целый взвод полицейских и пожарных. Но они не могли ни увидеть, ни услышать меня. Было около пяти часов вечера, и в это время наша улица почти всегда безлюдна. Лишь в глубине сквера, на детской площадке, несколько женщин наблюдали за играми своих детей.
– Я все знаю. Очень неприятно, – сказал Гарсия.
Я слегка обалдела: что все он знает? Неужели видел нас утром в парке?
– Насчет газа. Муниципальная полиция поставила нас в известность.
– Вот как… – выдохнула я, понемногу приходя в себя. И шагнула назад. Гарсия же сделал шаг вперед.
Не слишком ли близко? Не слишком ли близко придвинулся ко мне Гарсия по сравнению с нормальной, приличной дистанцией, которую обычно держат люди? Искоса я взглянула через плечо: у тротуара стояла большая машина. Черная, с затемненными стеклами. И она была очень близко, слишком близко от меня. Достаточно одного толчка или пинка. Земля закачалась у меня под ногами.
– Вы как-то странно выглядите, – сказал Гарсия.
Я снова отступила назад, он снова сделал шаг вперед.
– Это… это от страха, – ответила я совершенно правдиво.
Гарсия сжал мне предплечье.
– Сейчас мы поедем в комиссариат. У меня машина. Я попыталась освободиться, но он держал меня крепко.
– Зачем? Для чего?
– Вы сделаете заявление. Это очень важно. Поехали.
– Я не могу, – сказала я, упираясь. И с надеждой посмотрела на свой подъезд: не выйдут ли случайно муниципалы, не спустится ли за мной Адриан? – У меня собака. Я вернусь домой, а потом поедем, хорошо?
– Собаку возьмем с собой. Сделаем анализ. Она отравилась. Проверим. Поехали быстрей.
Гарсия начал тянуть меня к машине. Он почти перестал притворяться – еще секунда, и он стукнул бы меня. Конечно, я могла бы кричать, могла бы сопротивляться, но он все равно увез бы меня. Машина была совсем близко, а женщины на детской площадке – единственные, кого я видела, – не стали бы слишком торопиться и вмешиваться в ссору между двумя незнакомыми им людьми. Они бы спохватились, когда я оказалась бы уже далеко отсюда.
– У меня нет с собой удостоверения личности! – воскликнула я.
– Не важно, – резко ответил Гарсия. И еще крепче сжал мою руку.
У наших ног упал мячик. Мы оба одновременно посмотрели вниз и увидели мальчика лет четырех, укутанного в теплую меховую курточку, словно его отправляли на Северный полюс;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45