– Изнасилование, – продолжала она, – это почти то же, что и шантаж в целях принуждения к половому акту. И это было бы единственным приемлемым объяснением. Но как он мог заманить меня сюда, рассуждала я дальше. Ведь он насильник, а не шантажист. И тогда я вспомнила, что он писал книгу о Лауре Чейз. Ну конечно же, подумала я, за этим ты и пришла. За материалом. Послушать кассету, которая у него есть. Это было все равно что написать пьесу. Которая объяснит мое появление здесь, кассету Лауры, магнитофон. А когда посмотрела на него, вспомнила его патологию, то поняла: кассета Лауры поможет объяснить, почему он был раздетым.Несмотря на охватившее его тяжелое чувство, Пэйджит почувствовал что-то похожее на восхищение.– Тогда ты перевернула его, – мягко заметил он. – Потому что насильник должен был быть на тебе.Мария встретилась с ним взглядом, потом подтвердила:– Он был тяжелым – чтобы перевернуть его, пришлось подсунуть под него руки. Тогда-то я и расцарапала ему ягодицы и сломала ноготь.Пэйджит коснулся ладонью лба.– А я настаивал на том, что это санитары.– Шарп сказала, что я сделала это, чтобы создать видимость борьбы. Я не настолько хладнокровна. Я с омерзением прикасалась к нему.У Пэйджита закрылись глаза, он слышал нотку стыда в ее голосе.– Когда он оказался на боку, я толкнула его. Он распластался на полу, как тряпичная кукла, с той проворностью, которой не было в нем живом, лежал задом кверху. – Она помолчала, потом добавила с изумлением: – Взглянув на него, я поняла, что моя история выглядит теперь вполне правдоподобно. И тогда почувствовала прилив бешеной энергии. Не переживай, сказала я себе, действуй. Но как действовать, я не знала. – Ее речь замедлилась, как будто она снова о чем-то задумалась. – Конечно же, он не сунул мне. Тогда я попыталась представить себе, что может делать насильник перед тем, как войти в жертву, и стала создавать видимость того, что все это было на самом деле.Пэйджит представил ее голой над телом Ренсома: полубезумной и все же целеустремленной, пытающейся найти путь, ведущий к свободе, а не в тюрьму. Он открыл глаза.– Ты расцарапала себя.– Да. И порвала колготки. Совсем не подумала о том, что волокна попадут под ногти.Пэйджит попытался представить себе ход ее мыслей тогда – с отчаянным поиском выхода, при скромных познаниях в методах полицейского расследования. Спокойно произнес:– Были еще кассеты.– Я помнила. Но была больше не в состоянии думать. Пока не оденусь. – Она казалась смущенной. – Странно как-то было. Он многого лишил меня. Но в одежде я больше была собой. Марк Ренсом же лежал голый. Я подошла к кофейному столику и взяла кассету. Стояла, сжимая ее в руке. Где-то была другая кассета, которая могла погубить мою жизнь. Но та, которую держала я, могла погубить жизнь Карло и твою. – Помолчав, добавила спокойно: – Теперь надо было избавиться от нее. Можно будет сказать им, что я здесь только из-за Лауры Чейз, и надеяться, что они никогда не найдут ту, другую кассету. Один за другим я перебрала все возможные варианты. Я не могла выбросить кассету в окно. И если бы я попыталась спустить пленку в унитаз, она могла застрять. Стала посматривать на часы, пытаясь усмирить подступающее отчаяние. И потом, опять же в отчаянии, вспомнила почтовый ящик в коридоре.Мария заговорила быстрее:– Уже почти обезумев, бросилась искать конверт. Слишком спешила, чтобы думать об отпечатках пальцев. Слишком была охвачена паникой, чтобы посмотреть прежде всего там, где конверты, скорее всего, могли быть, – в письменном столе. До него добралась в последнюю очередь. Когда выдвинула ящик стола, увидела конверты, а рядом с ними – еще одну кассету. Подумала, что это, наверное, моя вторая кассета, что Ренсом слушал ее. Но точно я не знала, в системе нумерации Стайнгардта не разбиралась. Прослушать ее не было времени. Я просто схватила ее. В ящике стола была ручка, но я не могла воспользоваться ею – теперь я уже помнила об отпечатках пальцев. Неожиданно поняла, как глупо поступила. Если адресую бандероль себе, то полиция, арестовав меня, найдет ее раньше меня. – Она смолкла, перевела дух. – И потом вспомнила о более важном. Не было марок. Меня уже трясло. Я попыталась представить себе судьбу этого конверта, попавшего к почтовикам без адреса и марок.Мария смолкла, потрясла головой.– И единственное, что мне представлялось, – почтовый служащий, ленивый и небрежный, выбрасывающий кассеты, поскольку неясно, кто их послал и кому их получать. – Мария грустно улыбнулась. – И все же я решила вручить судьбу Карло в руки правительства. Мне и в голову не приходило, что его судьба стала и судьбой Линдси Колдуэлл.Пэйджит молча смотрел на кассету в своей руке. Она заметила это и отвела взгляд.– Я опустила их в почтовый ящик, – тихо сказала она. – За мгновение до того, как этот напыщенный банкир вышел из лифта. Вернувшись в комнату и закрыв за собой дверь, я уже знала, что времени прошло слишком много. У меня не было полноценной версии. Только фрагменты. – Она снова помолчала. – Когда позвонила по 911, все, на что могла надеяться, – это мои собственные способности. А как ты любил повторять, они у меня более чем скромные.С минуту Мария молчала. Потом снова взглянула на него.– И конечно, – тихо выговорила она, – у меня был ты.Он взглянул ей в глаза.– Почему? – спросил он. – Потому что ты можешь манипулировать мною?– Ты недооцениваешь себя, Крис. Ты самый великолепный адвокат из всех, кого я знаю. И я рассчитывала на то, что ты любишь Карло. – Пэйджит видел ее нерешительность, взгляд ее стал вопросительным. – Я знала, что ты будешь оберегать кассеты лучше, чем кто-либо. И если, не дай Бог, ты когда-нибудь прослушаешь их, ты сделаешь все, чтобы они никогда не попали к Карло.Пэйджит долго смотрел на нее.– Пятнадцать лет назад, – произнес он наконец, – я не был уверен, что Карло – мой сын. Но когда он стал жить со мной, меня это уже не занимало. Я был просто счастлив. – Его голос смягчился. – Я мог бы разочароваться в жизни, и ты отчасти тому виной. Но у меня, по крайней мере, есть сын.Эти спокойные слова повергли ее в отчаяние. Она ссутулилась, отвернулась.– Откажись от моей защиты, Крис. Тебе не надо приходить завтра в суд.– И ты думаешь исправить этим положение? Когда я уже все знаю? Когда у меня эта кассета? – Помолчав, он медленно закончил: – Это все равно что объявить всему миру, что ты виновна.Она устало пожала плечами:– Не думаю, что это хуже, чем жить со всем этим. Наверное, я на самом деле виновна. Потому что никогда не буду знать, надо ли было убивать его.– И я тоже, если уж на то пошло.Она выпрямилась, как бы собираясь с духом.– Я лгала тебе. Поэтому ты мне ничем не обязан. Об одном прошу: никогда не говори Карло о том, что знаешь. – Она посмотрела ему в глаза, сказала с мольбой в голосе: – Если хочешь, я признаю себя виновной. Но уничтожь эту кассету, Крис. Пожалуйста.Пэйджит смотрел на нее, не отвечая. Потом встал:– Ты не вправе просить меня о чем-либо, Мария. Можешь только надеяться.И, решительно повернувшись, вышел. 4 – Как дела, папа?Карло стоял в дверях библиотеки. Он старался говорить беззаботно, но Пэйджит отметил, что у него рассеянный взгляд, как у человека, который провел много времени в раздумьях, да и голос у него был слишком спокойный. Пэйджиту не хотелось смотреть на него.– Я очень устал. – Пэйджит повертел в руке бокал с вином. – И мне надо многое обдумать.В голосе его не было радушия, и у него не было желания проявлять его. Он не знал, как себя вести: успокаивать Карло сейчас было выше его сил, лгать, придумывая что-то, он был не в состоянии. Все, что требовалось ему от кого бы то ни было, – чтобы от него ничего не требовали.Но Карло не знал этого. Он вошел в комнату, щелкнул выключателем люстры.– Без света эта комната какая-то жутковатая.Сделав глоток, Пэйджит заметил:– Я сам в состоянии найти выключатель.Карло помолчал, как будто пытаясь понять его настроение. Тихо спросил:– Думаешь, она виновата?Пэйджит не обернулся.– Тебя, Карло, это интересует, а я ею сыт по горло.– Боже мой! – Карло повысил голос, и слова прозвучали с неожиданным напором: за легковесностью юности угадывалось что-то новое. – Почему ты так ненавидишь ее? Что она тебе такого сделала?Гневный тембр, которого Пэйджит никогда прежде не замечал у Карло, оживил в душе воспоминание: так же говорил и Джек Вудс в тот последний вечер, когда они стояли лицом друг к другу и между ними была Мария Карелли – их любовница. Эта мысль заставила Пэйджита обернуться к Карло.Вид мальчика испугал его. Он как будто стал старше, у него был орлиный нос человека, которого Пэйджит презирал, а эти голубые глаза совсем не походили на его, Пэйджита, глаза."Как я не замечал этого раньше?" – подумал он.– Потому что, как она всегда говорила, – ответил он Карло, – я бесчувственный ублюдок.Мальчик смотрел на него, не узнавая.– Ты думаешь, что она виновата.Виновата бесконечно, промелькнуло в голове Пэйджита. Виновата в том, что вот перед ним сын, и это больше не его сын, и все же он сердится сыновьим гневом.– Я тебя сюда не звал, – произнес Пэйджит. – Что тебе нужно от меня? Чтобы я рассказывал тебе, какая она чудесная?Карло покраснел:– Почему ты сердишься на меня? Ни о чем я тебя таком не просил.Пэйджит усмирил свое раздражение, сделав глубокий и долгий выдох.– Знаю, что не просил, – проговорил он бесцветным голосом.Карло смотрел на него.– Вчера в суде ты был застигнут врасплох. Но она здесь ни при чем.– Я ее и не обвиняю. Просто меня тошнит от людей, которые все хотят переложить на меня.У Карло окаменело лицо:– Как я, например?– Как твоя мать. У меня такое ощущение, что я всю жизнь расхлебываю ее неприятности. – Пэйджит снова понизил тон. – Все это достаточно сложно и очень личное. Ты не поймешь.– Расскажи, попытаюсь.– Нет, – мягко сказал Пэйджит. – Благодарю тебя.– Ты не хочешь переложить это на меня. – Голос Карло был груб. – Ты думаешь, что ты один? Мне тоже непросто, ты знаешь. Она – моя мама, а я должен жить с тобой.– Извини, я очень переутомился, – вежливо ответил Пэйджит. – Ты предпочел бы не жить здесь?Карло засунул руки в карманы.– А ты предпочел бы, чтобы я ушел?Он произнес это дрожащим от обиды голосом.– Я не хотел этого разговора. И сейчас не хочу его.Карло отвернулся.– Я просто хотел поговорить с тобой. Можно было говорить о чем-то другом.В голосе Карло была просительная интонация. Пэйджит вдруг увидел перед собой не Джека Вудса, а забытого всеми семилетнего мальчика.– Извини. Этот случай измучил меня. Кажется, сверх всякой меры.Карло посмотрел на него глазами Джека Вудса:– Марк Ренсом был неприятным типом.– Дело не в Марке Ренсоме.– Тогда что у тебя с ней?– Прошлое.– Пятнадцать лет – достаточный срок, чтобы забыть все плохое. У нее больше нет ненависти к тебе.– Ничего ты о нас не знаешь, Карло. Я напрасно взялся за это. Наверное, будет лучше, если Мария найдет себе другого адвоката.Карло удивленно смотрел на него:– Сейчас?– Да.– Но ты не можешь так поступить. В последний день!Пэйджит снова взглянул ему в глаза:– Мы уже обсудили это с ней. Она предоставила решать мне.Карло молчал, стараясь понять, что за этим скрывается.– Что же это такое, чего я не знаю? Лгать было бесполезно.– Много всего.Карло сел. Спросил тихо:– Она созналась в убийстве?Бессмысленный разговор, подумал Пэйджит: убийство Марка Ренсома никак не влияло на отношения между ним и матерью Карло.– Она убила его, – ответил Пэйджит. – Вопрос был в том, убила ли она его в целях самозащиты.– "Был"… Значит, ты уже не думаешь, что она невиновна?Вопросы раздражали Пэйджита – его больше не занимало, сам ли Марк Ренсом виноват в своей смерти. Но была лишь одна возможность объяснить это Карло – сказать правду: твоя мать лгала сенату. Она лгала и на этом процессе. Я покрыл ее ложь пятнадцать лет назад и завтра – если все еще буду ее адвокатом – снова буду покрывать ее ложь. И, кстати, ты не мой сын. И вообще я считаю, что она слишком много лжет.– Я не думаю, что она планировала убийство, – устало произнес Пэйджит. – Дело в другом – сомневаюсь, что смогу хорошо защищать ее. Она тоже так считает.– Из-за истории с этим психиатром?– Нет. Из-за нас самих.– Из-за нас, – повторил Карло. – О чем-нибудь она тебя когда-нибудь просила? Ты вот сидишь, рассказываешь мне, какой она всегда была для тебя обузой, но ведь ее никогда и близко возле нас не было. А теперь, когда она попала в такую беду и действительно нуждается в твоей помощи, ты говоришь, какая она плохая. Пэйджит встал:– Черт возьми, я не собираюсь обсуждать это.– Мы будем обсуждать это. – Карло поднял к нему лицо, его голос дрожал. – Ты прогнал ее, так? Она всегда была здесь нежеланной гостьей.– Прекрати, Карло. Сейчас же прекрати.– У меня никогда не было мамы, потому что ты не хотел, чтобы она у меня была. Ты хотел, чтобы я принадлежал только тебе. Теперь, когда я снова могу потерять ее, ты и пальцем не хочешь пошевелить. – Карло помолчал, вздохнул и заговорил медленнее. – Я всегда уважал тебя. Но теперь вижу, какой ты эгоист. Ты говоришь, что тебя тошнит от мамы? Так вот, меня тошнит от тебя.Пэйджит сжал кулаки, окаменев от обиды и ярости.– Ты не имеешь права так говорить, Карло! Ты и представить не можешь, как мало у тебя на это прав!Лицо Карло исказилось от гнева:– Не кричи на меня. Кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной?Резким движением Пэйджит схватил бокал с вином. Бледное лицо мальчика было в трех футах от него. Неожиданно Пэйджит повернулся и швырнул бокал в пальму за окном.Когда зазвенело разбитое окно, Карло вздрогнул, но не пошевелился.– Тогда не разговаривай, – тихо бросил Пэйджит и ушел из дома.Фары автомобиля Терезы Перальты прорезали тьму.Пляж был пустынен. Полная луна отдавала океану чуточку своего света – серебро на обсидиане, – мерцающего на некрутой волне. Но песок был беспросветно черным, словно пропитанным нефтью. На кромке пляжа, ярдах Ярд равен 0,9144 метра.

в ста от себя, Терри увидела фигуру человека, устремившего взгляд в океан.Машин поблизости не было. Она остановила свой автомобиль там, где кончалась дорога, вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79