Как он, должно быть, хотел оказаться на месте моего отца!Как будто озноб охватил Терри.– Если кассеты пропали, можно узнать об этом по указателю?Воцарилось короткое молчание.– Да. Можно было бы.Терри уже хотела было повернуться, чтобы идти, как взгляд ее приковала черно-белая фотография, одиноко висевшая на стене, – аскетическое лицо человека на седьмом десятке лет, с заостренными чертами и пергаментной кожей; глаза, погасшие, водянистые, ничего не выражали.– Ваш отец?Жанна кивнула:– Кажется, она здесь кстати. Я сама повесила ее перед приходом мистера Ренсома.После паузы Терри спросила:– Вы не могли бы рассказать об этом?– О визите Ренсома? Конечно. – Хозяйка и гостья опустились в кресла. – Это было, в сущности, забавно.Терри ощутила, как угнетающе действует на нее безликость комнаты.– Что же было забавным?– То, как он изменился. Входя в дом, Марк Ренсом прямо-таки излучал энергию – он как будто рвался из своей телесной оболочки, этакий рыжеволосый ирландец, беспрестанно упрощающий собственного дьявола. Это чувствовалось, даже если он не произносил ни слова. – Мисс Стайнгардт повела головой, как бы осматриваясь, и Терри заметила, что у нее почти львиный профиль. – Но лишь только он ступил сюда, в эту комнату, сразу изменился – словно оказался вдруг в храме. А когда я показала ему кассеты, он даже говорить не мог – только смотрел, вытаращив глаза. А потом попросил: "Включите что-нибудь для меня". – Голос рассказчицы стал насмешливым, она была погружена в воспоминания. – Я поставила кассету. Одну из многих.– Ту, которую он прокручивал для Марии Карелли?– О нет. Как и Лаура, лучшее я приберегла под конец. – Она смахнула волосы с лица. – Ему достаточно было слышать ее голос – Лаура Чейз, восставшая из могилы.– А что он делал?– Просто сидел, ссутулившись, слушал. Почти не шевелясь. А когда запись кончилась, предложил мне сто тысяч долларов. Я ответила ему, что этого недостаточно, – довольно вежливо ответила, скорее с сожалением, чем с раздражением. А потом сказала о последней кассете Лауры. – Странная улыбка снова появилась на ее лице. – О той, с Джеймсом Кольтом.Терри поняла, что между ними состоялся торг. Она спокойно спросила:– И что же Ренсом?– О, о том, какую цену он готов заплатить, я поняла уже по его лицу. Лицо было – как бы это сказать – алчным. – У нее был издевательский голос пресыщенной женщины, рассказывающей об отставном любовнике. – Такое ощущение, будто я предложила ему самое Лауру Чейз.У Терри рассказ не вызывал ничего, кроме отвращения. И представить нельзя, на что могла решиться Жанна Стайнгардт ради денег!– Что было потом?– Здесь, в комнате, мы и договорились. Двести пятьдесят тысяч долларов плюс тридцать процентов – особая плата. – Дочь смотрела на фотографию отца, как бы адресуя эти слова ей. – Последние десять процентов, – язвительным тоном добавила она, – за позволение Марку взять Лауру к себе домой.Терри наблюдала за ее лицом.– Он говорил, как собирается использовать кассету?– Нет. Но я полагала, она была нужна ему для работы над книгой. Кассета очень многое объясняет в ее смерти, вы не находите? – Смолкнув, мисс Стайнгардт по-прежнему смотрела на отцовскую фотографию. – В ней вся Лаура.На какое-то мгновение ход мыслей Терри прервался. Потом она снова задала вопрос:– Он когда-нибудь говорил, что собирается дать послушать кассету Марии Карелли?– Нет. – Собеседница снова обернулась к Терри, в ее голосе зазвенело презрение. – Он не сказал мне, что собирается использовать кассету как прелюдию. С моим скромным воображением я видела в ней лишь материал для первоклассного бестселлера о самоубийстве Лауры. По крайней мере, название книги было "Кто убил Лауру Чейз?".– В связи с Лаурой Чейз он упоминал какую-нибудь женщину?Женщина задумалась.– Я помню, он говорил о Линдси Колдуэлл, – наконец сказала она. – Хотя я не пеняла, в какой именно связи.Терри была удивлена, услышав имя знаменитой актрисы, все еще красивой в свои сорок лет, известной как своей общественной деятельностью, так и присужденными ей "Оскарами". Студенткой в Беркли Терри слышала выступления Линдси Колдуэлл по женскому вопросу. Ее речь, по сути, представлявшая рассказ о собственном болезненном превращении "из куколки-красотки в суперженщину", как сама Колдуэлл назвала это, была удивительной по своей искренности и простоте. Терри подумала, что она – прямая противоположность Лауре Чейз, женщина, чье благоразумие и воля могли вызвать лишь неприязнь Марка Ренсома.– Что он говорил о ней? – поинтересовалась Терри.– Я не помню точно, о чем он говорил в первый раз. Помню только, спросил меня, знаю ли я ее. Я ее не знаю.– А Ренсом спрашивал о том, существует ли какая-нибудь связь между Лаурой Чейз и ею?Мисс Стайнгардт мотнула головой:– Не спрашивал, и я не знаю. Но, если я не ошибаюсь, Лаура умерла, когда Линдси Колдуэлл едва минуло двадцать.Взгляд Терри скользнул вдоль полок к тому месту, где могли бы быть две кассеты.– Линдси Колдуэлл встречалась когда-либо с вашим отцом? Как пациентка, я имею в виду?– Я не помню, была ли она в указателе. – Хозяйка задумалась. – Прослушивая записи, я обращала внимание только на то, что имеет отношение к Лауре Чейз. Главным образом, меня заинтересовала последняя кассета.– Почему?Выражение лица мисс Стайнгардт стало неприветливым, и в голосе прозвучала откровенная неприязнь:– Меня очень интересуют обстоятельства ее смерти. Терри решила не развивать эту тему.– Вы недавно упомянули, что Ренсом "в первый раз" говорил о Линдси Колдуэлл. Был еще разговор о ней?– Да. Он звонил мне из Нью-Йорка. Я просила его дать мне почитать то, что уже написано, – хотела убедиться, что он верно понял смысл и значение кассеты Лауры. Ренсом собирался приехать сюда, в Лос-Анджелес, как он объяснил, чтобы встретиться с Линдси Колдуэлл. И, судя по голосу, был весьма доволен собой. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Но мне так и не пришлось увидеть наброски к роману, а он так и не повидал Линдси Колдуэлл. Он собирался встретиться с ней через день после Марии Карелли.Терри помолчала. Потом спокойно спросила:– Можно посмотреть указатель?– Нет. – Это было сказано ровно и бесстрастно. – К сожалению, нет.Женщина смотрела внимательным, непроницаемым взглядом – такой же взгляд, подумала Терри, у мужчины на фотографии.– В таком случае, может быть, посмотрите сами? Все, что я хочу знать: была ли Линдси Колдуэлл пациенткой вашего отца.Во взгляде отразилось удивление:– Для чего?– Пока трудно сказать. Возможно, она знает что-нибудь о кассете.– Вам придется спрашивать самое мисс Колдуэлл о ее отношениях с моим отцом. – Отвернувшись, она обвела взглядом ряды кассет. – После того как мы с Ренсомом договорились о продаже, я сожгла указатель.Терри буквально потеряла дар речи.– Почему? – наконец спросила она. Жанна перевела взгляд на фотографию отца.– По той же самой причине, – ответила она холодно, – по какой решила уничтожить и все остальные кассеты. Я сделала то, что и собиралась сделать.Неожиданно Терри осознала смысл того, что сделала эта женщина.– Так те проданные кассеты… это было не из-за денег?– О нет, не из-за денег. – Улыбка мисс Стайнгардт была мрачной. – После того как я продала Марку Ренсому кассету так дорого, у него не было выбора – он должен был использовать ее. А я от всей души хотела, чтобы он ее использовал.Терри кивнула:– Из-за вашего отца.– Да. – Взгляд ее собеседницы стал свирепым. – Вы слушали ту кассету?– Нет.– Для меня это было откровение. Почти пятьдесят минут Лаура Чейз рассказывала, как Джеймс Кольт втаптывал в грязь ее чувства. Когда она добралась в своем рассказе до второго мужчины, она уже рыдала в истерике. А мой отец лишь просил излагать как можно подробнее, что они проделывали с ней. А потом объявил Лауре, что ее время истекло. – Жанна говорила с таким обнаженным чувством, что становилось больно и страшно. – Прослушав запись, я поняла, что мой отец – коллекционер, а мы для него лишь предметы, которые он собирает. Любой из нас.Но никто больше, подумала Терри, не услышит того, что слышал доктор Стайнгардт. Она тихо спросила:– Когда ваша мама покончила с собой?– Тридцать лет назад. Она ушла из жизни как-то незаметно. Никто не вспоминает о ней, в том числе и я. – Лицо женщины окаменело. – Но теперь благодаря мне никто и никогда не забудет о том, кто убил Лауру Чейз.
– В этой истории, – сказал Джонни Мур, – вдохновляет уже то, что наконец-то у нас есть знаменитость, которая все еще жива.Терри сидела на балконе отеля "Беверли-Хиллз" – благодаря заботе Кристофера Пэйджита – и впервые в жизни разговаривала по радиотелефону. Она бы улыбнулась шутке Мура, если бы не подавленное настроение.– У вас есть ее номер? – спросила она.– Только возможность связаться с ней через промежуточную инстанцию. Я позволил себе от вашего имени оставить сообщение: "Позвоните Терезе Перальте, адвокату Марии Карелли, по делу Марка Ренсома". – С легким смешном Мур добавил: – Надеюсь, получатель, где бы он ни был, отнесется к просьбе с должным вниманием. Иначе придется оставить сообщение от самого Марка Ренсома.Взгляд Терри был устремлен поверх внутреннего дворика, полного цветов, на солнце, опускавшееся в невидимый океан.– Будет удивительно, если она позвонит мне.– Это зависит от того, – возразил Мур, – по какой причине Ренсом хотел ее видеть. Или она его – хотя последнее показалось мне совершенно необъяснимым. – В его голосе слышался сарказм.– Завидуете? – поинтересовалась Терри.– От вас ничего не скроешь, миссис Перальта. А какая потеря – смерть Марка Ренсома, какой был мужчина! Конечно же, Линдси Колдуэлл и меня выбила из колеи. Именно из-за феминистской пропаганды я лишился нормального домашнего очага.– Вот как?!– Да. Не из-за моего же занудства, спорадического пьянства, не из-за моих же непонятных исчезновений и подозрительных знакомств. В конце концов, настоящая американская женщина добрых старых времен поняла бы меня.– Да, были добрые старые времена, – насмешливо сказала Терри, – когда женщин не принимали на работу.– Не то что теперь, – охотно подхватил Мур. – Это как раз и губит американскую семью. Сейчас миллионы женщин могут бросить своих ненавистных мужей, не боясь умереть с голоду. А бедная общественность все еще возлагает какие-то надежды на семейное согласие.Терри улыбнулась:– Меня только один вопрос занимает: а в состоянии ли мой Ричи бросить меня?– Семья с погасшим домашним очагом? Заведите себе партнера, и любовь вспыхнет опять. И теперь уже будет вечной. Вот увидите, он сразу исправится.Терри почувствовала стыд: хотела подшутить над Ричи, а получилось, что выдала сокровенное.– У нас все совсем не так плохо. У меня никогда бы до этого дело не дошло."Как странно уверять Джонни в том, в чем сама не уверена", – подумалось ей при этом.– Терри, – мягко спросил он, – уж не завели ли вы роман на стороне?Мур как будто прочитал ее мысли и решил развеселить.Но его сочувствие не причинило бы боли, подумала она, если бы он не знал ее.– Спасибо за все. – И Терри торопливо попрощалась. Она еще наблюдала заход солнца, когда снова позвонили. Волнуясь, она ответила:– Тереза Перальта.– Привет, Тер. Что это? Ты не приедешь сегодня?Она тяжело опустилась на стул.– У меня оказалось больше дел, чем предполагалось. Еще один свидетель – последний, надеюсь.Ричи, кажется, уже выходил из себя.– Хорошо, но ты же на самом деле нужна здесь. Даже не спрашивает, как прошел день, подумала Терри, и знать не хочет, что она ничего не в состоянии объяснить по телефону – ей неудобно говорить о чужих секретах.– Буду дома завтра вечером. Если этот человек завтра сможет со мной встретиться.– Скажи ему, пусть встретится с тобой сегодня вечером.– Постараюсь. – Неожиданно Терри почувствовала усталость. – Я хочу поговорить с Еленой.– Ее нет. Когда узнал, что ты не приедешь, попросил Джейн взять ее к себе на ночь.– Почему?– У меня был обед еще с одним инвестором. Джейн даже обрадовалась, потому что Лени и Тесс всегда хорошо играют.У Терри мелькнула мысль: не была ли отправка Елены к соседям завуалированным наказанием, только не для Елены, а для нее.– Кажется, я тебе уже говорила, что Елена вовсе не любит Тесс.– Правда? А я забыл.– Ты был за своим компьютером – Терри встала, глядя на оранжевую полосу заходящего солнца. – Наверное, не слышал.– Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. – Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: – Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.– Что такое?– Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.– Может быть, начнем торговать моим телом?– Я серьезно.Терри потерла висок.– Я тоже. У нас же нет денег – и за компьютер я еще не успела расплатиться. Давай его продадим.– Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты – и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.– У нас больше нет денег, – медленно произнесла она. – Что тут непонятного?Долго длилось молчание.– Об этом я и хотел с тобой поговорить.Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.– О чем именно?– О твоих пенсионных накоплениях. – Ричи помедлил. – Мы можем позаимствовать оттуда.Терри прикоснулась к векам.– Я не уверена, что это можно.– Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.– Ты звонил ей?– Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.Пока, подумала Терри. А вслух сказала:– Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.– Нет же, почти тысяча триста. – Он заговорил торопливо: – Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется – они будут удерживать сами.– Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?– Думай, что говоришь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79