– Возможно, что-то было в их собственной жизни.Карло задумался. Не впервые Пэйджит с удивлением наблюдал за сыном. Каково ему приходится в этом неустойчивом равновесии, думал он, ведь так скор, так внезапен переход к взрослой жизни. Как-будто вчера еще носил его на плечах. А сегодня Карло – выше его, красивый, черноволосый юноша с застенчивой улыбкой и удивительными голубыми глазами. Сейчас эти глаза смотрели на него тем непроницаемым взором, за которым, как знал Пэйджит, чаще всего мысли, связанные с их семейной жизнью.– Они слишком молоды, – наконец сказал Карло, – чтобы быть родителями пятнадцатилетней.Пэйджит снова сосредоточился на мясе.– Кейт – их единственный ребенок?Карло кивнул:– Она говорит, что после нее родители отказались от секса.– Дети всегда так думают, – улыбнулся Пэйджит. – Другое им кажется невероятным и отвратительным.– Не знаю. – В голосе Карло послышались язвительные нотки. – Мне никогда не приходилось переживать по этому поводу.– Видимо, из-за того, что я не женат. – Пэйджит говорил нарочито легким тоном, стараясь понять, что скрывается за замечанием сына. – Наверное, поэтому моя жизнь отличается от жизни других людей. Но вернемся к Кейт: ты уже сделал уроки?– Да, давно. У нас же завтра игра, и мне надо отдохнуть. А при чем уроки, когда речь идет о Кейт?– Если ты свободен, мы могли бы пригласить ее вечером на обед. Наготовлю побольше курятины, и родители Кейт будут спокойнее, зная, что отпустили ее в дом, где есть другой родитель и какой-то порядок.Карло ухмыльнулся:– Какой порядок – безопасный секс и норма в два глотка?– Ну, на твоем месте я бы именно такого порядка и придерживался в семье. – Пэйджит окинул его быстрым взглядом. – Иногда я думаю: чему ты учишься у меня?– Что ты имеешь в виду?Карло выглядел удивленным. Пожалуй, подумал Пэйджит, в этом разговоре удастся избежать тем, которых он боялся касаться.– Неужели у меня нечему поучиться? – спросил он. – Нельзя же сказать, что ты узнавал жизнь лишь по диснеевским мультикам?– А я и не говорю, – невозмутимо пожал плечами Карло, – что меня всегда волновали лишь проблемы телевизионных зверушек.Пэйджит положил нож.– Ну что же, я вижу, ты твердо решил загнать меня в угол. О'кей, я выскажусь. Речь идет, как я понимаю, о сексе. Так вот, секс – чудо, если относишься к нему с уважением, если он – часть дружбы, а ты по-настоящему честен в своих чувствах, если, конечно, предмет стоит того. Придет время, когда ты начнешь заниматься любовью. И тогда – не лги, не принуждай, не спи с той, которая, ты знаешь, через месяц станет тебе безразлична. Достаточно, если вкратце?И снова он увидел в глазах сына вопрос. Но, как и восемь лет назад, вопрос остался невысказанным.– Может быть, – сказал Карло, – просто у нашего поколения с этим будет лучше.– Думаю, у вас со всем будет лучше, – откликнулся Пэйджит, размышляя над тем, как закончить разговор на эту щекотливую тему.– Самое главное, – добавил он, – считаться с другими, быть честным со всеми, уважать чувства – и свои, и чужие. Мои родители ни объяснить мне ничего не могли, ни примером быть, я же могу только объяснить тебе.Пэйджит помолчал.– Может быть, – заключил он, – ты сам покажешь мне пример семейной жизни.Когда в дверь позвонили, сын смотрел на него, собираясь что-то сказать или спросить. Пэйджит улыбнулся:– Однажды, когда в дверь позвонили, Дороти Паркер Паркер Дороти (1893–1967) – американская писательница.

сказала: "У нас что здесь теперь, притон?" Ну а ты избавлен кем-то от назиданий на тему "отец знает лучше".Карло поднял бровь:– Хочешь, чтобы я открыл?– Да, сделай одолжение.Пэйджит слышал, как сын прошел через столовую, легко ступая по паркету. Потом его шаги стали почти не слышны – большая гостиная, покрытая огромным персидским ковром, с высокими потолками, свободно поглощала звуки. Пэйджит снова сосредоточился на курином марренго.– Папа!– Да?– Здесь кто-то пришел.Голос у Карло был тонким, немного странным. Пэйджит положил нож и направился в гостиную.Она стояла к нему спиной, рассматривала эстампы, как тем утром в Вашингтоне, пятнадцать лет назад.Он молча смотрел на нее.Она не спешила оторвать взгляд от последнего эстампа с невиданным африканским ландшафтом Джесса Аллена – пышные деревья и сюрреалистические птицы, существовавшие лишь в воображении художника. Наконец, обернувшись, сказала:– Похоже на твою квартиру в Ист-Кэпитол. Узнаю некоторые работы.Едва заметно улыбнувшись, показала на красно-голубой эстамп с геометрически правильным шаром – он как будто начинал вращаться, если к нему приближались.– Это Вазарели Вазарели Виктор (род. в 1908 г.) – венгерский художник, один из основателей абстрактно-геометрического и декоративного "оп-арта"

, я помню, ты говорил.Легка на помине, подумал Пэйджит, переводя взгляд с женщины на сына, хотя они не упоминали о ней – разговор касался ее лишь косвенно. От удивления и сдерживаемого раздражения Пэйджит не мог вымолвить ни слова.– Думаю, ты узнал свою мать, Карло, – наконец произнес он.Карло был между ними как в западне, не зная, что сказать, что сделать. Одарив мальчика нежной, почти интимной улыбкой, она подошла к нему.– О да, – невозмутимо бросила она Пэйджиту. – Мы встречались.Пэйджит был поражен – настолько они оказались похожи: черные волосы, оливковая кожа, точеные черты лица – утонченность, сочетавшая силу с некоторым изяществом. В Карло ее грация была пока лишь проявлением юношеского, несмелого еще чувства собственного достоинства, которое разовьется скорее в элегантную непринужденность, чем в стремление к самоутверждению. Как это было у нее.– Какими судьбами? – спросил он.– Работа, – ответила она, явно не желая вдаваться в подробности. – Интервью.Если уж она и обязана давать какие-то объяснения, говорил ее тон, то делать это будет не в присутствии Карло. Мальчик переминался с ноги на ногу, как сват на первом, вяло текущем свидании жениха и невесты. Пэйджиту стало отчаянно жаль его.– Не переживай. – Мария взяла Карло за руку. – Он всегда немел в моем присутствии. В двадцать девять лет единственное, на что решился, – пригласил меня к себе. И мне ничего не оставалось сделать, как принять его приглашение.Карло улыбнулся. Он был по-прежнему смущен, но ее добродушное подшучивание принесло ему облегчение:– Почему же ты согласилась?– Когда я была маленькой, я хотела выйти замуж за кинозвезду Кевина Костнера. У твоего отца оказался такой, ну просто непередаваемый шарм!..Пэйджит почувствовал к ней благодарность за то, что она старалась ободрить Карло, расстроенного и растерянного от этой неестественной встречи.– Я не онемел. Просто занят обедом. У меня сейчас что-нибудь подгорит. – Он помедлил, стараясь поймать взгляд Карло. – Пообедаешь с нами?– К сожалению, не могу, – полуулыбка давала понять, что она обижена его холодным тоном. – Иди готовь. Карло покажет мне дом.Пэйджит заметил, что у нее теперь иной выговор. Прежний слишком явно выдавал ее итальянское происхождение – она была американкой лишь во втором поколении. Теперь этот след средиземноморской экспансивности – усиленное артикулирование в некоторых словах – исчез, у нее была отрепетированная дикция драматической актрисы. Это телевизионное, подумал Пэйджит: однажды, переключая каналы, он случайно увидел Марию и замер, пораженный ее превращением из скромного правоведа в даму высшего света. Резким движением он выключил телевизор, но спустя некоторое время поймал себя на том, что неподвижно смотрит на пустой экран.– Лишь ради комнаты Карло, – заметил он, – стоит сделать обход. После Чернобыля ничего подобного не было.Мария снова улыбнулась:– Я гостья Карло. Пусть выбирает сам, что показать.С неуклюжей галантностью Карло повел ее на второй этаж.Пэйджит пошел в кухню, мыслями блуждая в прошлом.Так похоже на Вашингтон, сказала она. Вспоминала эстампы Вазарели, а Пэйджит вспомнил, как тогда она стояла перед ними, рассматривая, и была совершенно голая.В тот уик-энд они последний раз занимались любовью.Дело Ласко все еще не было завершено, и ему уже казалось, что оно и не будет завершено – он не выберется из тупика, убийство свидетеля останется безнаказанным, человека Ласко в их комиссии, контролирующего действия Пэйджита, никогда не удастся "вычислить". Окончательно запутавшийся, одинокий, раздраженный, подозревавший, что и Мария на стороне врагов, он намеревался провести уикэнд один. Мария пришла в тот раз неожиданно, как и сегодня.И ему, и ей тогда еще не исполнилось тридцати, и Пэйджит думал о том, как уверены они были в своей непогрешимости и как губительны оказались их заблуждения. И вот теперь, когда он один в кухне, а где-то наверху ходит Мария с их сыном, он вдруг остро почувствовал, в каком ослеплении они жили тогда.… С самого начала ощущалось: между ними есть нечто невысказанное. Играли в триктрак, пили вино, курили "дурь" Наркотик (разг.).

. О Ласко не вспоминали.Разговор постепенно перешел на них самих.– Что ты ищешь в женщине? – спросила она.В голосе было лишь любопытство, и ничего более. Пэйджиту казалось, будто из его тела вынули скелет – самое время выпытывать, наркотики и неудача лишили его способности к сопротивлению.– Я многого ищу в других. Любознательности. Нелюбви к легким решениям. Способности и в лучшие годы представлять себе, каково приходится старушкам и маленьким детям. Еще мне нужно, чтобы они были лучше того, что делают, лучше положения, которое занимают.Мария улыбнулась неопределенной улыбкой:– У тебя небольшие запросы.– Совсем небольшие.Они опустились на софу, ее голова покоилась на его правой руке, его голова – на ее левой, ноги оказались на подушках.Звучала стереозапись. Пел "Звездный корабль".Тело Пэйджита медленно цепенело. Комната утонула в сумраке, из тьмы выступали: катящийся на них шар Вазарели, два пустых бокала, игральная кость с последним выпавшим жребием на доске для игры в триктрак. Ее глаза.Он почувствовал, что теряется в них. Откуда-то издали наплывало пение "Мираклей". Он не знал и не хотел знать, сколько времени длится их молчание.Безмолвие нарушил ее голос:– А знаешь, Крис, ведь ты очень счастливый. Никто и никогда тебе не был нужен.Это прозвучало так, будто она говорила не ему, а кому-то другому. Он не нашелся что ответить, кроме:– Я уже слышал это.– Нет, я вот что хотела сказать. Половина девушек, которых я знала с детства, вышли замуж в восемнадцать. Иногда я ненавижу свое прошлое.Но ее слова как будто повисли в воздухе. Пэйджит понял, что сейчас его мало занимают ее беды: и то, что она католичка, и что родители у нее бесчувственные и никогда не поддерживали ее, и что ее бывший муж требовал, чтобы она бросила юридический и рожала детей. Забыл он и то, как нелегко давался ей жизненный успех. Как гордилась она своей должностью помощницы председателя их комиссии. Амбиция эта была причиной их ссор с Пэйджитом, возникавших всякую ночь, когда они занимались любовью.Сегодня он ничего этого не хотел знать.– Не надо. – Он улыбнулся. – Ты стала хозяйкой своей судьбы. Как раз то, что мне нравится в женщине.Она улыбнулась в ответ. И тогда Пэйджит потянулся к ней. Ее лучистые черные глаза смотрели на него. Руки поднялись, образуя грациозную арку, и повлекли его к себе.Они медленно раздевали друг друга. Губы и пальцы то и дело останавливались в особо привлекательных местах. Весь мир для них надолго исчез – остались лишь прикосновения, находки, звуки, что не были словами. Дальше, дальше, от одного к другому – его рот на ее соске, рука нежно касается влагалища, ее бедра приподнялись, тело изогнулось, стремясь к нему. Тепло ее кожи, пышные ухоженные волосы. Время остановилось, ушла спешка, улетучились терзания гордости и все то, что имело значение при свете дня.Сколько прошло времени, прежде чем он вонзился в нее? Час, больше, меньше… Каждый из них оценил бы это время по-разному. Именно это время.Устремились вверх ее живот и бедра, как будто в исступлении желая поглотить его, охватив со всех сторон, прильнув всей кожей к его коже. Потом их движения обрели согласованную уверенность и ритм; наделяя друг друга нежной сладостью, они не произносили ни звука; вдруг движения стали быстрей, мощней, обретая характер почти отчаянный – наконец их рты отыскали друг друга, и тогда она задрожала, и легкий вскрик вырвался из ее горла навстречу его вскрику.Потом они лежали в полном молчании.Как будто тела познали нечто, пока неведомое разуму, думал Пэйджит. И оба они стремились сохранить живую память о только что пережитом ощущении. Ни он, ни она ни о чем не спрашивали…– Ты хотел меня о чем-то спросить? – Это говорила Мария, возвращая его из прошлого.Он повернулся от плиты.Мария стояла в дверях, одна, без Карло. Пэйджит понял, что она здесь уже давно, а он, погруженный в свои мысли против обыкновения, не почувствовал ее присутствия. Минуя ее взглядом, он посмотрел в гостиную.Женщина угадала его мысли. Произнесла ровным голосом:– Карло ждет на улице, я сказала ему, что зайду попрощаться.– Остается пожелать, – таким же ровным голосом ответил Пэйджит, – чтобы ты не забывала заезжать поздороваться.– Он мой сын…– В кошке больше материнского, чем в тебе, – перебил ее Пэйджит. – Ты лишь выносила ребенка. И мы оба знаем, ради чего ты сделала это.– Мы оба знаем? – В ее улыбке была горечь. – Мы оба знаем? Сильно сомневаюсь, что ты когда-нибудь узнаешь, поймешь…Его взгляд был холоден.– Я многое понял. И о тебе, и о себе.– И понял смысл своих поступков? Или у тебя всегда были только чистые помыслы?Он молча смотрел на нее.– Кажется, – в ее голосе звучала затаенная ирония, – нам не хватает семейного адвоката.Пэйджит продолжал смотреть на нее.– Я хотел тебя спросить – более спокойным тоном сказал он, – почему ты здесь?– Я тебе уже говорила – собираюсь взять интервью.– Ты могла бы просто приехать и уехать. Как уже делала неоднократно.– Я хотела увидеть его. – Мария едва заметно и как-то беспомощно пожала плечами, это было так непохоже на нее, что Пэйджит пришел в замешательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79