Он понял, что Папе и так все известно.
– Колин, давай не будем врагами. Сейчас я намного лучше понимаю, что произошло с нами тогда, много лет назад. Я даже готова признать, что была не права.
– Это во-первых.
Она никак не отреагировала на его укол.
– Я скучала по тебе. Поэтому и приехала в Рим. Хотела тебя увидеть.
– А что Том Кили?
– У нас с ним были отношения.
Она поколебалась.
– Но это не то, что было с тобой.
Катерина подошла ближе.
– Я не стыжусь связи с ним. Мне как журналистке это было интересно. Открывалось много возможностей.
Она посмотрела на него, как не умел никто, кроме нее.
– Но я должна знать. Зачем ты пришел на трибунал? Том говорил, что обычно папские секретари не занимаются такими процессами.
– Я знал, что там будешь ты.
– Ты был рад увидеть меня?
Он немного подумал, что ответить, и сказал так:
– Я не заметил, чтобы ты была рада.
– Я хотела проверить твою реакцию.
– Но от тебя я никакой реакции не увидел.
Она отошла и повернулась к окну. Помолчала.
– Колин, у нас были незабываемые отношения. Зачем это отрицать?
– А зачем возвращаться к ним?
– Я совершенно не хочу этого. Мы стали старше. И наверное, умнее. Давай будем друзьями, – настойчиво повторила она.
Мишнер приехал в Румынию по поручению Папы. А теперь стоит и разговаривает с женщиной, которую любил когда-то. Может быть, Господь снова испытывает его?
Он не мог сдержать волнения от ее присутствия. Действительно, она права: у них были незабываемые отношения. Как она поддерживала его, когда он пытался докопаться до правды о своих родителях и узнать, что же случилось с его настоящей матерью и почему его настоящий отец отказался от него! С ее помощью он победил множество демонов. Но вместо них появлялись новые. А может быть, его сделка с совестью в порядке вещей? Что в этом плохого?
– Хорошо.
На ней были черные брюки, облегавшие ее узкие бедра. Такого же цвета куртка и черная кожаная жилетка делали ее похожей на революционерку, и Колин знал, что в таком выборе одежды нет ничего случайного. И в ее глазах нет никакой романтики. Она твердо стоит на ногах. Даже, может быть, слишком твердо. Но под всем этим таятся настоящие глубокие чувства, о которых он не может позволить себе забыть. Мишнер ощутил прежнее смятение.
Он вспомнил, как много лет назад он уехал в Альпы, чтобы все обдумать, и тогда своим появлением на пороге она смутила его еще сильнее, чем сегодня.
– Что ты делал в Златне? – спросила она. – Я слышала, что в этом приюте у старика священника жизнь не сахар.
– Ты и там была?
Она кивнула:
– Я следила за тобой.
Еще один тревожный звонок, но он не стал придавать этому значения.
– Мне надо было поговорить со стариком.
– Расскажи подробнее.
В ее просьбе прозвучал неподдельный интерес, и он решился. Вдруг она сможет помочь? Но надо было выяснить еще одно.
– Не для печати? – спросил он.
Ее улыбка успокоила его.
– Конечно, Колин. Не для печати.
Глава XIX
Румыния, Бухарест
10 ноября, пятница
20.00
Мишнер решил наведаться в кафе «Кром» вместе с Катериной. До этого они два часа проговорили у него в номере. Он вкратце рассказал о событиях последних месяцев: что происходило с Климентом XV, зачем он приехал в Румынию.
О письме Климента к отцу Тибору он умолчал. В целом мире он никому другому, кроме кардинала Нгови, не стал бы рассказывать о своих переживаниях. И даже с Нгови он вел бы себя осторожнее.
В Ватикане союзники непостоянны как ветер. Сегодняшний друг назавтра может неожиданно оказаться врагом. Но Катерина не связана ни с кем из церкви, она ничего не знает о третьем Фатимском откровении. Она рассказала ему о своей статье, опубликованной в 2000 году в одном датском журнале, статья вышла после того, как Иоанн Павел II обнародовал откровение. В статье говорилось о группе сектантов, убежденных, что третье откровение – это апокалипсический знак, сложная метафора, с помощью которой Дева предупреждает о скором конце. Катерина называла фанатиков-сектантов сумасшедшими и писала, что подобные культы пропагандируют безумие.
Но Мишнер, понимая, как серьезно относится Климент к документам из хранилища, уже не склонен считать это безумием. Он надеялся, что отец Андрей Тибор положит конец сомнениям.
Священник ждал их за столиком у окна. На улице в лучах янтарного света шли люди, проезжали машины. В вечернем воздухе стояла дымка. Бистро находилось в самом сердце города, рядом с площадью Революции, и, как всегда бывает вечером в пятницу, было полно посетителей.
Тибор переоделся и теперь был одет не в черную сутану священника, а в джинсы и свитер с высоким воротником. Он встал из-за столика, когда Мишнер представил ему Катерину, и протянул руку.
– Мисс Лью работает со мной. Я пригласил ее, чтобы она записала ваш ответ. – Он уже заранее решил, что ей можно услышать все, что скажет Тибор, и счел за благо скрыть от священника правду.
– Если так желает помощник Папы, – сказал Тибор, – то я не могу возражать.
Священник говорил непринужденно, и Мишнер решил, что его утренняя вспышка раздражения прошла. Тибор подозвал официантку, заказал еще два пива. Потом придвинул к Мишнеру конверт.
– Здесь мой ответ на вопросы Климента.
Мишнер не сразу взял письмо.
– Я весь день думал об этом, – сказал Тибор, – и, чтобы ничего не упустить, все записал.
Официантка поставила на стол два высоких запотевших бокала темного пива. Мишнер припал губами к бокалу, сделал жадный глоток горьковатого пенистого напитка. Катерина отпила тоже. Тибор пил уже вторую порцию, первый бокал, уже пустой, стоял на столике рядом с ним.
– Я долго не вспоминал о Фатиме, – тихо сказал Тибор.
Заговорила Катерина:
– Вы долго работали в Ватикане?
– Восемь лет, при Иоанне Двадцать третьем и Павле Шестом. Потом вернулся к миссионерской деятельности.
– Иоанн Двадцать третий при вас читал третье откровение? – осторожно спросил Мишнер, стараясь не показать, не выдать того, что он знает о содержимом письма Климента.
Тибор долго смотрел в окно.
– Да, я был там.
Мишнер знал, о чем просил Климент Тибора, поэтому продолжил:
– Отец, Папу что-то беспокоит. Объясните, что это?
– Я понимаю его тревогу.
Мишнер пытался скрыть свою заинтересованность:
– Вы о чем-то догадываетесь?
Старик покачал головой:
– Прошло сорок лет, а я сам не все понимаю.
Он говорил, глядя в сторону, как будто не был уверен в своих словах.
– Сестра Люсия была святой женщиной. Церковь дурно обошлась с ней.
– Почему? – спросила Катерина.
– Рим заточил ее в монастырь. Не забудьте, что в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году о третьем откровении знали только она и Иоанн Двадцать третий. Тогда Ватикан разрешил ей видеться только с ближайшими родственниками и запретил рассказывать о явлениях Девы кому бы то ни было.
– Но когда Иоанн Павел раскрыл секрет в двухтысячном году, она участвовала в церемонии, – возразил Мишнер.
– Когда в Фатиме торжественно оглашали текст откровения, она сидела рядом на трибуне.
– Тогда ей было уже за девяносто. Говорили, что она уже плохо слышит и видит. И не забудьте, что ей запретили говорить об откровениях. Она и тогда ничего не сказала. Ни слова.
Мишнер сделал еще глоток пива.
– А что плохого сделал Ватикан сестре Люсии? Разве не надо было защитить ее от всяких психов, которые стали бы лезть к ней с расспросами?
Тибор скрестил руки на груди.
– Я знал, что вы не поймете. Вы сами чиновник Курии.
Мишнера задело это замечание, он как раз не чувствовал себя чиновником.
– Мой наставник не сторонник Курии.
– Ватикан требует полного повиновения. Иначе ты получаешь письмо из Апостольского пенитенциария и тебя вызывают в Рим для отчета. Мы должны делать, что нам говорят. Сестра Люсия была предана церкви. Она исполняла все, что ей говорили. Поверьте, Риму было совершенно не нужно, чтобы она оказалась на виду у прессы. Иоанн велел ей молчать, поскольку у него не было выбора, и после него все остальные папы повторяли его запрет по этой же причине.
– Насколько я помню, и Павел Шестой, и Иоанн Павел Второй приезжали к ней. Иоанн Павел даже совещался с ней перед опубликованием третьего откровения. Я говорил с епископами и кардиналами, участвовавшими в обнародовании текста откровения. Она подтвердила подлинность записей.
– Каких записей? – спросил Тибор.
Странный вопрос.
– Вы хотите сказать, что церковь лжет о Фатиме? – прямо спросила Катерина.
Тибор снова взял бокал с пивом.
– Мы никогда этого не узнаем. Почтенных Иоанна Двадцать третьего и Иоанна Павла Второго уже нет с нами. Остался только я.
Мишнер решил сменить тему.
– Расскажите, что вы знаете. Что произошло, когда Иоанн Двадцать третий прочел откровение?
Старик откинулся на спинку шаткого стула, какое-то время обдумывал свой ответ. Наконец сказал:
– Ладно, я расскажу вам, как все было.
* * *
«„Вы знаете португальский?“ – спросил монсеньор Каповилла.
Тибор поднял глаза. Он уже десять месяцев прослужил в Ватикане, и никогда еще к нему не обращался никто из служащих на четвертом этаже Апостольского дворца, тем более личный секретарь Иоанна XXIII.
„Да, отец“.
„Святому Отцу нужна ваша помощь. Возьмите блокнот и ручку и следуйте за мной“.
Вслед за священником он прошел к лифту, они молча поднялись на четвертый этаж, после чего их провели в апартаменты Папы. Иоанн XXIII сидел за письменным столом. На нем лежал маленький деревянный футляр со сломанной восковой печатью. В руках у Папы было два исписанных листа бумаги.
„Вы можете прочесть это, отец Тибор?“ – спросил Иоанн.
Тибор взял бумагу и бегло просмотрел написанное, не вникая в значение текста, а лишь затем, чтобы убедиться, что содержание текста ему понятно.
„Да, Святой Отец“.
На круглом лице Папы появилась улыбка. Эта улыбка оказывала магическое воздействие на католиков во всем мире. Журналисты называли его Папа Джон – и он уже смирился с этим прозвищем. Долгое время, пока из-за тяжелого недуга Пий XII не мог встать с постели, папский дворец был погружен во тьму, поскольку его окна были занавешены темными шторами в знак траура. Но сейчас шторы были раздвинуты, в окна лился свет итальянского солнца, и любой, кто заходил на площадь Святого Петра, видел, что этот кардинал из Венеции намерен снова вдохнуть в папскую резиденцию жизнь.
„Сядьте, пожалуйста, вот сюда, к окну, и сделайте перевод на итальянский, – попросил Джон. – На двух отдельных страницах, как в оригинале“.
Тибор проработал без малого час, тщательно сверяя текст обоих переводов с подлинником. Текст был написан ясным женским почерком, язык изобиловал архаизмами, употреблявшимися в конце прошлого века. Языки меняются со временем, как люди и их культура, но он достаточно хорошо знал португальский, и задача не представляла для него особой сложности.
Пока он работал, Иоанн почти не обращал на него внимания и вполголоса разговаривал со своим секретарем. Закончив писать, Тибор передал Папе свой перевод. Пока тот читал первую страницу, он стоял чуть в стороне и внимательно следил за реакцией Папы. Реакции не последовало. Затем Иоанн прочел вторую страницу. На мгновение повисла тишина.
„Это не относится к моему правлению“, – тихо произнес Иоанн.
Учитывая, что именно было в бумагах, замечание прозвучало странно. Тибор промолчал. Иоанн сложил вдвое каждый перевод вместе с его оригиналом и разложил отдельно. Некоторое время он сидел молча, и Тибор не двигался с места.
Этот Папа, Иоанн XXIII, который сидел на престоле святого Петра всего девять месяцев, уже успел сильно изменить весь католический мир. Тибор и оказался в Риме, чтобы участвовать в происходящем. Верующие ждали перемен, Господь дал им надежду.
Иоанн сложил пухлые пальцы у лица и молча повернулся в кресле.
„Отец Тибор, дайте слово Папе и Господу, что вы сохраните в тайне то, что только что прочли“.
Тибор понимал всю важность этого обязательства.
„Даю слово, Святой Отец“.
Иоанн вперился в него взглядом воспаленных глаз, проникающих в самую душу. У Тибора по спине побежали мурашки. Он с трудом удержался, чтобы не сделать шаг назад.
Папа как будто прочел его мысли.
„Не волнуйтесь, – произнес Иоанн почти шепотом. – Я сделаю все возможное, чтобы исполнить волю Девы“».
* * *
– Больше я не разговаривал с Иоанном Двадцать третьим, – сказал Тибор.
На лбу у него выступила испарина.
– А другие папы не обращались к вам? – спросила Катерина.
Тибор покачал головой.
– До сих пор нет. Я дал Иоанну слово и сдержал его. Только три месяца назад все это началось.
– А что за письмо вы послали Папе?
– Разве вы не знаете?
– Только в общих чертах.
– Возможно, Климент не хочет, чтобы вы знали.
– Тогда он не прислал бы меня сюда.
Тибор кивнул в сторону Катерины:
– А он хочет, чтобы и она знала?
– Я хочу, – сказал Мишнер.
Тибор смерил его твердым взглядом:
– Боюсь, это невозможно. Об этом письме знают только Климент и я.
– Вы сказали, что Иоанн Двадцать третий больше не говорил с вами. А вы сами не пытались связаться с ним? – спросил Мишнер.
Тибор снова покачал головой:
– Буквально через несколько дней Иоанн созвал Второй Ватиканский собор. Я хорошо помню, как он объявил о нем. Я подумал, что это его ответ на откровения.
– Можете объяснить подробнее?
Старик помолчал.
– Думаю, нет.
Мишнер допил пиво и хотел заказать еще бокал, но передумал. Он огляделся, пытаясь определить, наблюдают ли за ним. Никто не обращал на него внимания.
– А потом, когда Иоанн Павел Второй опубликовал третье откровение?
Лицо Тибора напряглось.
– Что потом?
Его резкость и нежелание говорить начинали раздражать Мишнера.
– Теперь миру известны слова Девы.
– Церковь умеет приукрашивать правду.
– Вы хотите сказать, что Святой Отец обманывает верующих? – резковато спросил Мишнер.
Тибор ответил не сразу:
– Я ничего не хочу сказать. Святая Дева много раз сходила на землю. Можно было уже понять, что Она хочет поведать нам.
– Поведать нам? В последние месяцы я перекопал все, что связано с явлениями Девы Марии на протяжении двух тысяч лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46