https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/so-svetodiodnoj-podsvetkoj/
Кто-то назвал бы Вас шарлатаном, но я знаю, что это не так. Почему? Не могу объяснить. Я просто верю Вам.
Я посылаю к Вам своего секретаря. Ему можно доверять. Вы можете рассказать отцу Мишнеру все, что сочтете нужным. Он передаст Ваши слова только мне. Если у Вас нет ответа, скажите ему это. Я смогу понять Ваше недовольство церковью. Я во многом разделяю Ваши взгляды. Но, как Вам известно, все не так просто. Пожалуйста, верните это письмо вместе с конвертом отцу Мишнеру. Заранее благодарю Вас за все, что Вы сделаете.
Да пребудет с Вами Господь.
Климент.
P. P. Servus Servorum Da».
В качестве подписи был использован официальный титул Папы. Пастор пасторов, Слуга слуг Божьих. Так Климент подписывал все официальные бумаги.
Мишнеру было неприятно, что он злоупотребил доверием Папы. Но тут явно происходило нечто чрезвычайно важное, и выбора у него не было. Очевидно, отец Тибор произвел на Папу сильное впечатление – такое, что тот даже послал к нему своего личного секретаря, чтобы он помог разрешить загадку.
«Почему Вы утаили это свидетельство?»
Какое свидетельство?
«Я много раз просматривал запись о третьем откровении, присланную Вами в первом письме, и перечитывал Ваш перевод».
Значит, обе эти бумаги находились в хранилище? В том деревянном футляре, который так часто открывал Климент?
Он положил голубой листок бумаги в конверт и, спустившись в уборную, разорвал его на кусочки и спустил их в унитаз.
* * *
Катерина слышала, как наверху, тяжело ступая по половицам, Колин Мишнер прошел по своему номеру. Глядя на потолок, она продолжала слушать, просчитывая направление его шагов, и поняла, что он не начал спускаться в холл.
Она поехала в Бухарест вслед за ним, решив, что важнее не потерять из виду его, чем продолжать следить за отцом Тибором. Ее не удивило, что он не стал останавливаться в центре города, а предпочел небольшой отель на окраине. Не стал он и заезжать в представительство папского нунция, что тоже неудивительно – ведь Валендреа предупредил, что это неофициальный визит.
Проезжая по центру Бухареста, она с грустью смотрела на одинаково безликие многоэтажки из желтого кирпича, как будто сошедшие со страниц Оруэлла. Эти дома появились здесь после того, как Чаушеску сровнял с землей всю историю города, освобождая место для своих «грандиозных начинаний». Считалось, что громадные размеры новостроек передают подлинное величие, и никого не смущало, что здания были неудобны, дороги и никому не нужны. Правительство постановило, что массы трудящихся должны приветствовать его политику. Недовольные быстро оказывались за решеткой, а тех, кому особенно не повезло, расстреливали.
Она покинула Румынию через полгода после того, как самого Чаушеску поставили к стенке, дождавшись первых в истории страны выборов. Когда стало ясно, что выборы выиграли бывшие коммунистические боссы, она поняла, что ждать перемен бесполезно, и успела увидеть, что оказалась права.
Румыния по-прежнему являла собой печальную картину. Грязные улицы, серые невыразительные лица. Катерина ощутила тоску в Златне, а потом – на улицах Бухареста. Как после похорон. Чувство горькой утраты чего-то важного напомнило ей собственную жизнь. А чего добилась она сама? За последние десять лет она почти ничего не сделала. Отец уговаривал ее остаться и работать в новых, свободных румынских газетах, но она уже устала от потрясений. Революционная эйфория сменилась буднями. Пусть другие отливают из бетона стены – она предпочитала смешивать для них гравий, песок и известь. И она уехала в Европу, меняла страны и города, встретила и потеряла Колина Мишнера, попала в Америку и сблизилась с Томом Кили.
Теперь она вернулась.
А над ее головой этажом выше по комнате ходил человек, которого она когда-то любила.
Как узнать, что он делает? Что сказал ей Валендреа?
«Пустите в ход ваше обаяние, которое так нравится Тому Кили. Тогда ваша миссия увенчается полным успехом».
Мерзавец.
Но возможно, кардинал был в чем-то прав. Лучше всего действовать напрямую. Ей были хорошо известны слабости Мишнера, и она уже презирала себя за то, что собиралась сыграть на них.
Но выбора не было.
Она встала и направилась к двери.
Глава XVII
Ватикан
10 ноября, пятница
17.30
В пятницу Валендреа закончил дела раньше обычного. Прием во французском посольстве неожиданно отменили – посла задержали какие-то важные известия из Парижа, – и у кардинала выдался свободный вечер, что случалось нечасто.
После обеда ему пришлось целый час терпеть общество Климента. Предполагалось, что состоится заседание по вопросам внешней политики, но все опять вылилось в стычку между ними. Их отношения стремительно портились. С каждым днем усиливались опасения, что они оба пойдут на открытый конфликт. Климент не мог просто отправить Валендреа в отставку и, очевидно, надеялся, что тот уйдет сам, сославшись на какие-нибудь богословские причины.
Но этого не произойдет.
В программу их сегодняшнего заседания входило обсуждение предстоящего через две недели визита Госсекретаря США. Вашингтон стремился заручиться поддержкой Святого престола для реализации своих политических планов в Бразилии и Аргентине. В Южной Америке церковь представляла собой влиятельнейшую политическую силу, и Валендреа уже продемонстрировал готовность помочь Вашингтону, используя авторитет Ватикана. Но Климент не хотел втягивать церковь в политические игры.
В этом отношении он не походил на Иоанна Павла II. Поляк – хотя прилюдно и провозглашал те же принципы – на деле поступал с точностью до наоборот. Валендреа часто приходило в голову, что именно эта хитрость и усыпила бдительность Москвы и Варшавы. В конце концов это поставило коммунизм на колени. Валендреа не понаслышке знал, какие мощные политические рычаги находились в руках духовного лидера миллиарда верующих. Глупо было пренебрегать таким могуществом, но Климент решил, что Святой престол не будет поддерживать Штаты. Пусть аргентинцы и бразильцы сами решают свои проблемы. Немец как будто предчувствовал, что замышляет Валендреа.
Раздался стук в дверь.
Кардинал был один, своего камергера он послал за кофе. Из кабинета он вышел в прихожую и с силой распахнул массивные двустворчатые двери. С обеих сторон, прислонившись к стене, дежурили швейцарские гвардейцы. На пороге стоял кардинал Маурис Нгови.
– Ваше преосвященство, мы можем поговорить? Я заходил к вам в канцелярию, и мне сказали, что вы у себя.
Нгови говорил тихо и спокойно. Валендреа обратил внимание, что тот назвал его ваше преосвященство, видимо из-за присутствия гвардейцев. Пока Колин Мишнер скитался по Румынии, обязанности мальчика на побегушках Климент, видимо, переложил на Нгови.
Он знаком предложил кардиналу войти, велел гвардейцам никого не впускать. Провел гостя в кабинет, усадил на позолоченное канапе.
– Я предложил бы вам кофе, но я как раз послал за ним.
Нгови перебил его, подняв руку:
– Не надо. Я пришел поговорить.
Валендреа сел.
– Итак, чего хочет Климент?
– Хочу я. – Хорошенькое начало. – Зачем вы приходили вчера в архив? Зачем пытались запугать архивариуса? Чего вы хотели добиться?
– А я и не знал, что архив находится в вашем ведении.
– Речь не об этом.
– Значит, это все-таки нужно Клименту.
Нгови промолчал. Валендреа давно заметил за африканцем привычку прибегать к этому приему, и это сильно раздражало, поскольку в таких ситуациях он мог, не сдержавшись, сболтнуть лишнее.
– Вы сказали архивариусу, что выполняете крайне важное для церкви задание, – темные глаза буравили Валендреа, – которое требует чрезвычайных мер. Что вы имели в виду?
Интересно, что еще наговорил ему этот идиот архивариус? Разумеется, он умолчал о собственном прегрешении и об истории с абортом. Не настолько же сошел с ума этот старый дурень! Или нет? Валендреа решил пойти ва-банк.
– Мы оба прекрасно знаем, что Клименту не дают покоя Фатимские откровения. Он уже не раз заходил в хранилище.
– Папа имеет на это право. Нас с вами это не касается, – отрезал Нгови.
Валендреа подался вперед:
– А почему наш дражайший немец-понтифик так печется о секретах, которые и так уже всем известны?
– Не нам с вами об этом судить. То, что я мог узнать об этом, я узнал, когда Иоанн Павел Второй обнародовал третье откровение.
– Вы ведь тогда были в комиссии? В той самой, которая прочла откровение и составила пояснения к нему?
– Это была большая честь для меня. Мне всегда хотелось узнать, в чем заключалось последнее откровение Девы.
– И что же нового мы узнали? Там не было ничего особенного, обычные призывы к вере и покаянию.
– Там было предсказание покушения на Папу.
– Что объясняет, почему церковь столько лет скрывала его! – Валендреа презрительно улыбнулся. – Зачем давать какому-нибудь безумцу повод стрелять в Папу?
– Видимо, поэтому Иоанн Двадцать третий, прочитав послание, велел запечатать его.
– Но предсказание Девы сбылось. Сначала покушались на Павла Шестого, потом какой-то турок стрелял в Иоанна Павла Второго. Но я не понимаю, зачем Климент все время перечитывает подлинники писем?
– Повторяю, это не наше дело.
– Пока кто-то из нас не станет Папой.
Он выдержал паузу, ожидая, чтобы его противник проглотил наживку.
– Но сейчас ни вы, ни я не являемся Папой. Вы пытались нарушить каноническое право.
Голос Нгови звучал бесстрастно, и Валендреа пришло на ум: выходит ли вообще когда-нибудь из себя этот невозмутимый человек?
– Хотите наказать меня?
Нгови принял вызов.
– Если бы знал как, то наказал бы.
– Так, может, мне уйти в отставку и вы станете государственным секретарем? Ведь вы мечтаете об этом, Маурис?
– Я мечтаю лишь о том, чтобы отправить вас обратно во Флоренцию, откуда родом вы и ваши предки Медичи.
Валендреа насторожился. Этот африканец – мастер провокаций. Это вполне мог быть пробный шар, ведь он сможет сыграть на чем угодно, лишь бы склонить на свою сторону участников конклава.
– Я не Медичи. Я Валендреа. Мои предки сражались с Медичи.
– Когда увидели, что время Медичи прошло. Они ведь тоже были оппортунистами.
Валендреа понял, в чем истинная суть спора: здесь и сейчас лицом к лицу сошлись два главных претендента на папский престол.
Он всегда понимал, что Нгови будет его основным соперником. Он не раз прослушивал разговоры кардиналов, считающих себя в полной безопасности за запертыми дверями кабинетов Ватикана. Нгови представлял для него наибольшую опасность, тем более серьезную, что сам архиепископ Найроби не особенно афишировал свое стремление занять престол. Когда его об этом спрашивали, этот сукин сын сразу закрывал тему, делая негодующий жест рукой и заверяя всех в своей преданности Клименту XV.
Но Валендреа так просто не проведешь! С первого века нашей эры на папском престоле не было африканцев. Можно представить, каким триумфальным действом стало бы это событие! Будучи убежденным патриотом, Нгови не скрывал своей уверенности, что Африка достойна гораздо большего. А что может дать ему больше возможностей для проведения масштабных социальных реформ, чем восшествие на Святой престол?
– Бросьте, Маурис, – вкрадчиво произнес Валендреа, – лучше встаньте на сторону сильнейшего. Вы не уйдете с конклава Папой. Это я гарантирую.
– Для меня важнее, чтобы Папой не стали вы.
– Я знаю, что все африканские кардиналы стоят за вас горой. Но это всего восемь голосов. Чтобы помешать мне, этого не хватит.
– Любой перевес может оказаться решающим.
Впервые Нгови упомянул о конклаве. Это намек?
– Где отец Амбрози? – спросил Нгови.
Теперь Валендреа понял, что было нужно гостю. Климент хотел прощупать почву. Не отвечая, он задал встречный вопрос:
– А где отец Мишнер?
– Мне говорили, он взял отпуск.
– И Паоло тоже. Может, они вместе поехали?
Нгови саркастически усмехнулся:
– Надеюсь, Колин более разборчив в выборе друзей.
– Тоже я думаю про Паоло.
С чего бы Папа так заинтересовался Амбрози? О чем это говорит? Видимо, он недооценивал немца.
– Знаете, Маурис, шутки шутками, но из вас выйдет прекрасный государственный секретарь. Особенно если вы поддержите меня во время конклава.
Нгови сидел спокойно, сложив руки под сутаной.
– Вы всем предлагаете этот лакомый кусок?
– Только тем, кто может повлиять на события.
Гость поднялся с канапе.
– Напоминаю вам, что Апостольская конституция запрещает обсуждать кандидатуру будущего Папы. Мы оба обязаны соблюдать ее.
Нгови шагнул в сторону прихожей.
Валендреа не шелохнулся в кресле, но не удержался и крикнул вдогонку уходящему кардиналу:
– Я бы на вашем месте не стал так строго придерживаться протокола! Скоро мы соберемся в Сикстинской капелле, и ваша судьба резко изменится. В какую сторону, зависит только от вас.
Глава XVIII
Румыния, Бухарест
10 ноября, пятница
17.50
Услышав негромкий стук в дверь, Мишнер вздрогнул. О том, что он в Румынии, было известно только Клименту и отцу Тибору. А о том, что он остановился в этом отеле, вообще никто не знает.
Он встал, прошел по номеру и, открыв дверь, увидел Катерину Лью.
– Как ты меня нашла?
Она улыбнулась:
– Ты ведь сам говорил, что в Ватикане, чтобы не выдать секрет, надо его не знать.
Как ни был Мишнер приятно поражен, эти слова не понравились ему. Совсем не понравились. Климент бы очень не хотел, чтобы о его поисках стало известно прессе. И кто же мог сообщить ей о его отъезде из Рима?
– Прости за сцену на площади, – сказала она, – я вела себя слишком резко.
– Так ты приехала в Румынию извиниться?
– Колин, нам надо поговорить.
– Только не сейчас.
– Как раз сейчас. Мне сказали, что ты в отпуске.
Он закрыл за ней дверь. С тех пор как они в последний раз были наедине, прошло немало времени. Мир тесен.
Затем пришла тревожная мысль. Если она столько знает о нем, то сколько же знает Валендреа? Надо позвонить Клименту и предупредить об утечке информации в его окружении. Но Мишнер вспомнил слова, сказанные Папой вчера в Турине.
«Этот тосканец знает каждый наш шаг, слышит каждое наше слово».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Я посылаю к Вам своего секретаря. Ему можно доверять. Вы можете рассказать отцу Мишнеру все, что сочтете нужным. Он передаст Ваши слова только мне. Если у Вас нет ответа, скажите ему это. Я смогу понять Ваше недовольство церковью. Я во многом разделяю Ваши взгляды. Но, как Вам известно, все не так просто. Пожалуйста, верните это письмо вместе с конвертом отцу Мишнеру. Заранее благодарю Вас за все, что Вы сделаете.
Да пребудет с Вами Господь.
Климент.
P. P. Servus Servorum Da».
В качестве подписи был использован официальный титул Папы. Пастор пасторов, Слуга слуг Божьих. Так Климент подписывал все официальные бумаги.
Мишнеру было неприятно, что он злоупотребил доверием Папы. Но тут явно происходило нечто чрезвычайно важное, и выбора у него не было. Очевидно, отец Тибор произвел на Папу сильное впечатление – такое, что тот даже послал к нему своего личного секретаря, чтобы он помог разрешить загадку.
«Почему Вы утаили это свидетельство?»
Какое свидетельство?
«Я много раз просматривал запись о третьем откровении, присланную Вами в первом письме, и перечитывал Ваш перевод».
Значит, обе эти бумаги находились в хранилище? В том деревянном футляре, который так часто открывал Климент?
Он положил голубой листок бумаги в конверт и, спустившись в уборную, разорвал его на кусочки и спустил их в унитаз.
* * *
Катерина слышала, как наверху, тяжело ступая по половицам, Колин Мишнер прошел по своему номеру. Глядя на потолок, она продолжала слушать, просчитывая направление его шагов, и поняла, что он не начал спускаться в холл.
Она поехала в Бухарест вслед за ним, решив, что важнее не потерять из виду его, чем продолжать следить за отцом Тибором. Ее не удивило, что он не стал останавливаться в центре города, а предпочел небольшой отель на окраине. Не стал он и заезжать в представительство папского нунция, что тоже неудивительно – ведь Валендреа предупредил, что это неофициальный визит.
Проезжая по центру Бухареста, она с грустью смотрела на одинаково безликие многоэтажки из желтого кирпича, как будто сошедшие со страниц Оруэлла. Эти дома появились здесь после того, как Чаушеску сровнял с землей всю историю города, освобождая место для своих «грандиозных начинаний». Считалось, что громадные размеры новостроек передают подлинное величие, и никого не смущало, что здания были неудобны, дороги и никому не нужны. Правительство постановило, что массы трудящихся должны приветствовать его политику. Недовольные быстро оказывались за решеткой, а тех, кому особенно не повезло, расстреливали.
Она покинула Румынию через полгода после того, как самого Чаушеску поставили к стенке, дождавшись первых в истории страны выборов. Когда стало ясно, что выборы выиграли бывшие коммунистические боссы, она поняла, что ждать перемен бесполезно, и успела увидеть, что оказалась права.
Румыния по-прежнему являла собой печальную картину. Грязные улицы, серые невыразительные лица. Катерина ощутила тоску в Златне, а потом – на улицах Бухареста. Как после похорон. Чувство горькой утраты чего-то важного напомнило ей собственную жизнь. А чего добилась она сама? За последние десять лет она почти ничего не сделала. Отец уговаривал ее остаться и работать в новых, свободных румынских газетах, но она уже устала от потрясений. Революционная эйфория сменилась буднями. Пусть другие отливают из бетона стены – она предпочитала смешивать для них гравий, песок и известь. И она уехала в Европу, меняла страны и города, встретила и потеряла Колина Мишнера, попала в Америку и сблизилась с Томом Кили.
Теперь она вернулась.
А над ее головой этажом выше по комнате ходил человек, которого она когда-то любила.
Как узнать, что он делает? Что сказал ей Валендреа?
«Пустите в ход ваше обаяние, которое так нравится Тому Кили. Тогда ваша миссия увенчается полным успехом».
Мерзавец.
Но возможно, кардинал был в чем-то прав. Лучше всего действовать напрямую. Ей были хорошо известны слабости Мишнера, и она уже презирала себя за то, что собиралась сыграть на них.
Но выбора не было.
Она встала и направилась к двери.
Глава XVII
Ватикан
10 ноября, пятница
17.30
В пятницу Валендреа закончил дела раньше обычного. Прием во французском посольстве неожиданно отменили – посла задержали какие-то важные известия из Парижа, – и у кардинала выдался свободный вечер, что случалось нечасто.
После обеда ему пришлось целый час терпеть общество Климента. Предполагалось, что состоится заседание по вопросам внешней политики, но все опять вылилось в стычку между ними. Их отношения стремительно портились. С каждым днем усиливались опасения, что они оба пойдут на открытый конфликт. Климент не мог просто отправить Валендреа в отставку и, очевидно, надеялся, что тот уйдет сам, сославшись на какие-нибудь богословские причины.
Но этого не произойдет.
В программу их сегодняшнего заседания входило обсуждение предстоящего через две недели визита Госсекретаря США. Вашингтон стремился заручиться поддержкой Святого престола для реализации своих политических планов в Бразилии и Аргентине. В Южной Америке церковь представляла собой влиятельнейшую политическую силу, и Валендреа уже продемонстрировал готовность помочь Вашингтону, используя авторитет Ватикана. Но Климент не хотел втягивать церковь в политические игры.
В этом отношении он не походил на Иоанна Павла II. Поляк – хотя прилюдно и провозглашал те же принципы – на деле поступал с точностью до наоборот. Валендреа часто приходило в голову, что именно эта хитрость и усыпила бдительность Москвы и Варшавы. В конце концов это поставило коммунизм на колени. Валендреа не понаслышке знал, какие мощные политические рычаги находились в руках духовного лидера миллиарда верующих. Глупо было пренебрегать таким могуществом, но Климент решил, что Святой престол не будет поддерживать Штаты. Пусть аргентинцы и бразильцы сами решают свои проблемы. Немец как будто предчувствовал, что замышляет Валендреа.
Раздался стук в дверь.
Кардинал был один, своего камергера он послал за кофе. Из кабинета он вышел в прихожую и с силой распахнул массивные двустворчатые двери. С обеих сторон, прислонившись к стене, дежурили швейцарские гвардейцы. На пороге стоял кардинал Маурис Нгови.
– Ваше преосвященство, мы можем поговорить? Я заходил к вам в канцелярию, и мне сказали, что вы у себя.
Нгови говорил тихо и спокойно. Валендреа обратил внимание, что тот назвал его ваше преосвященство, видимо из-за присутствия гвардейцев. Пока Колин Мишнер скитался по Румынии, обязанности мальчика на побегушках Климент, видимо, переложил на Нгови.
Он знаком предложил кардиналу войти, велел гвардейцам никого не впускать. Провел гостя в кабинет, усадил на позолоченное канапе.
– Я предложил бы вам кофе, но я как раз послал за ним.
Нгови перебил его, подняв руку:
– Не надо. Я пришел поговорить.
Валендреа сел.
– Итак, чего хочет Климент?
– Хочу я. – Хорошенькое начало. – Зачем вы приходили вчера в архив? Зачем пытались запугать архивариуса? Чего вы хотели добиться?
– А я и не знал, что архив находится в вашем ведении.
– Речь не об этом.
– Значит, это все-таки нужно Клименту.
Нгови промолчал. Валендреа давно заметил за африканцем привычку прибегать к этому приему, и это сильно раздражало, поскольку в таких ситуациях он мог, не сдержавшись, сболтнуть лишнее.
– Вы сказали архивариусу, что выполняете крайне важное для церкви задание, – темные глаза буравили Валендреа, – которое требует чрезвычайных мер. Что вы имели в виду?
Интересно, что еще наговорил ему этот идиот архивариус? Разумеется, он умолчал о собственном прегрешении и об истории с абортом. Не настолько же сошел с ума этот старый дурень! Или нет? Валендреа решил пойти ва-банк.
– Мы оба прекрасно знаем, что Клименту не дают покоя Фатимские откровения. Он уже не раз заходил в хранилище.
– Папа имеет на это право. Нас с вами это не касается, – отрезал Нгови.
Валендреа подался вперед:
– А почему наш дражайший немец-понтифик так печется о секретах, которые и так уже всем известны?
– Не нам с вами об этом судить. То, что я мог узнать об этом, я узнал, когда Иоанн Павел Второй обнародовал третье откровение.
– Вы ведь тогда были в комиссии? В той самой, которая прочла откровение и составила пояснения к нему?
– Это была большая честь для меня. Мне всегда хотелось узнать, в чем заключалось последнее откровение Девы.
– И что же нового мы узнали? Там не было ничего особенного, обычные призывы к вере и покаянию.
– Там было предсказание покушения на Папу.
– Что объясняет, почему церковь столько лет скрывала его! – Валендреа презрительно улыбнулся. – Зачем давать какому-нибудь безумцу повод стрелять в Папу?
– Видимо, поэтому Иоанн Двадцать третий, прочитав послание, велел запечатать его.
– Но предсказание Девы сбылось. Сначала покушались на Павла Шестого, потом какой-то турок стрелял в Иоанна Павла Второго. Но я не понимаю, зачем Климент все время перечитывает подлинники писем?
– Повторяю, это не наше дело.
– Пока кто-то из нас не станет Папой.
Он выдержал паузу, ожидая, чтобы его противник проглотил наживку.
– Но сейчас ни вы, ни я не являемся Папой. Вы пытались нарушить каноническое право.
Голос Нгови звучал бесстрастно, и Валендреа пришло на ум: выходит ли вообще когда-нибудь из себя этот невозмутимый человек?
– Хотите наказать меня?
Нгови принял вызов.
– Если бы знал как, то наказал бы.
– Так, может, мне уйти в отставку и вы станете государственным секретарем? Ведь вы мечтаете об этом, Маурис?
– Я мечтаю лишь о том, чтобы отправить вас обратно во Флоренцию, откуда родом вы и ваши предки Медичи.
Валендреа насторожился. Этот африканец – мастер провокаций. Это вполне мог быть пробный шар, ведь он сможет сыграть на чем угодно, лишь бы склонить на свою сторону участников конклава.
– Я не Медичи. Я Валендреа. Мои предки сражались с Медичи.
– Когда увидели, что время Медичи прошло. Они ведь тоже были оппортунистами.
Валендреа понял, в чем истинная суть спора: здесь и сейчас лицом к лицу сошлись два главных претендента на папский престол.
Он всегда понимал, что Нгови будет его основным соперником. Он не раз прослушивал разговоры кардиналов, считающих себя в полной безопасности за запертыми дверями кабинетов Ватикана. Нгови представлял для него наибольшую опасность, тем более серьезную, что сам архиепископ Найроби не особенно афишировал свое стремление занять престол. Когда его об этом спрашивали, этот сукин сын сразу закрывал тему, делая негодующий жест рукой и заверяя всех в своей преданности Клименту XV.
Но Валендреа так просто не проведешь! С первого века нашей эры на папском престоле не было африканцев. Можно представить, каким триумфальным действом стало бы это событие! Будучи убежденным патриотом, Нгови не скрывал своей уверенности, что Африка достойна гораздо большего. А что может дать ему больше возможностей для проведения масштабных социальных реформ, чем восшествие на Святой престол?
– Бросьте, Маурис, – вкрадчиво произнес Валендреа, – лучше встаньте на сторону сильнейшего. Вы не уйдете с конклава Папой. Это я гарантирую.
– Для меня важнее, чтобы Папой не стали вы.
– Я знаю, что все африканские кардиналы стоят за вас горой. Но это всего восемь голосов. Чтобы помешать мне, этого не хватит.
– Любой перевес может оказаться решающим.
Впервые Нгови упомянул о конклаве. Это намек?
– Где отец Амбрози? – спросил Нгови.
Теперь Валендреа понял, что было нужно гостю. Климент хотел прощупать почву. Не отвечая, он задал встречный вопрос:
– А где отец Мишнер?
– Мне говорили, он взял отпуск.
– И Паоло тоже. Может, они вместе поехали?
Нгови саркастически усмехнулся:
– Надеюсь, Колин более разборчив в выборе друзей.
– Тоже я думаю про Паоло.
С чего бы Папа так заинтересовался Амбрози? О чем это говорит? Видимо, он недооценивал немца.
– Знаете, Маурис, шутки шутками, но из вас выйдет прекрасный государственный секретарь. Особенно если вы поддержите меня во время конклава.
Нгови сидел спокойно, сложив руки под сутаной.
– Вы всем предлагаете этот лакомый кусок?
– Только тем, кто может повлиять на события.
Гость поднялся с канапе.
– Напоминаю вам, что Апостольская конституция запрещает обсуждать кандидатуру будущего Папы. Мы оба обязаны соблюдать ее.
Нгови шагнул в сторону прихожей.
Валендреа не шелохнулся в кресле, но не удержался и крикнул вдогонку уходящему кардиналу:
– Я бы на вашем месте не стал так строго придерживаться протокола! Скоро мы соберемся в Сикстинской капелле, и ваша судьба резко изменится. В какую сторону, зависит только от вас.
Глава XVIII
Румыния, Бухарест
10 ноября, пятница
17.50
Услышав негромкий стук в дверь, Мишнер вздрогнул. О том, что он в Румынии, было известно только Клименту и отцу Тибору. А о том, что он остановился в этом отеле, вообще никто не знает.
Он встал, прошел по номеру и, открыв дверь, увидел Катерину Лью.
– Как ты меня нашла?
Она улыбнулась:
– Ты ведь сам говорил, что в Ватикане, чтобы не выдать секрет, надо его не знать.
Как ни был Мишнер приятно поражен, эти слова не понравились ему. Совсем не понравились. Климент бы очень не хотел, чтобы о его поисках стало известно прессе. И кто же мог сообщить ей о его отъезде из Рима?
– Прости за сцену на площади, – сказала она, – я вела себя слишком резко.
– Так ты приехала в Румынию извиниться?
– Колин, нам надо поговорить.
– Только не сейчас.
– Как раз сейчас. Мне сказали, что ты в отпуске.
Он закрыл за ней дверь. С тех пор как они в последний раз были наедине, прошло немало времени. Мир тесен.
Затем пришла тревожная мысль. Если она столько знает о нем, то сколько же знает Валендреа? Надо позвонить Клименту и предупредить об утечке информации в его окружении. Но Мишнер вспомнил слова, сказанные Папой вчера в Турине.
«Этот тосканец знает каждый наш шаг, слышит каждое наше слово».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46