Лин пользовался особым расположением императора Тао-кунга, который доверял ему не только как государственному деятелю, но и как ученому человеку. Лин принадлежал к чин-вену, или «современному тексту» – школе, которая признавала реформаторские идеи Конфуция; поэтому ученики чин-вена следовали практике туо-ку кай-син, что означало в переводе с китайского: «поиск в древности разрешения на изменения сегодняшнего дня». Выдающийся сторонник этой философской школы, Лин был на переднем крае развития нового, прогрессивного течения, называемого джи-ши фы-джан ши-зье, или знания для развития государства и для практического использования в мире. Новый революционный смысл этого течения состоял в том, что он расширял взгляд приверженцев классической философской школы на вселенную, не ограничивая ее рубежами Поднебесной Империи.
Лин Цзе-сю пользовался в народе таким уважением, что люди уже заранее признавали всю пользу его прибытия из Пекина в Кантон с целью развернуть военную операцию, которая, несомненно, закончится полным разгромом торговцев опиумом, ненавистных фан-куа. Он совершил трудную поездку, одолев двенадцать сотен миль за шестьдесят дней – примерно по двадцать миль ежедневно. Не желая возлагать дополнительной нагрузки на бюджеты местных правителей, Лин путешествовал в сопровождении своих собственных поваров и обоза с провизией, посылая впереди себя гонцов с пожеланием того, чтобы любое угощение, которое для него приготовят, было бы цыа-цанг фан-дзай, обычной пищей, а не роскошным пиршеством. Жителей маленькой деревеньки, расположенной на берегу реки Кан, особенно впечатлило, что в канун Нового Года, четырнадцатого февраля по китайскому календарю, Лин Цзе-сю устроил церемонию в честь своих предков и совершил кау-тау в сторону Пекина, чтобы пожелать императору Тао-кунгу счастья в грядущем году.
– Боюсь, мы имеем дело с совершенно новым типом чиновника, – произнес Роберт, когда они с Россом входили в менее людный квартал, улицы которого были немного пошире и намного лучше ухожены. – У Лина есть ученики, изучающие происходящие в мире события, и они говорят, что он, черт подери, совершенно неподкупен – не то, что этот чванливый мужлан Теш Тьин-чен, который думает, что сможет искоренить употребление опиума, прекратив торговлю с Англией, и пытается убедить нас, что в этом случае мы погибнем.
Росс уже знал о предупредительных письмах, которые были разосланы верховным правителем провинций Квантунга и Кьянгсу, отдающим приказы из своей резиденции в Кантоне – столице Квантунга. В этих письмах Тенг угрожал прекратить поставки чая и ревеня, без которых, по его предположению, экономика иностранных держав должна была неизбежно потерпеть крах. В свою очередь, такая акция должна была заставить правительства этих держав начать ловить и казнить опиумных дельцов, вызвавших в Китае такое бедствие. Письма подвергались насмешкам со стороны иностранцев, изумленных далеко идущим предположением китайца о том, что без импорта ревеня они «умрут от запора». Это выражение родилось среди европейских потребителей слабительных средств, большинство из которых содержало в своем составе корень ревеня.
– Таким образом, тебе следует обращаться со своими соображениями к Лин Цзе-сю, а не к Тенгу, – продолжал Том. – Начиная с настоящего момента, Лин будет, вне всякого сомнения, очень внимательно наблюдать за всем происходящим.
Двое молодых англичанин направились в довольно широкую улицу, с одной стороны которой стена высотой в восемь футов охраняла спокойствие обитателей находившихся за ней зданий. Тяжелые деревянные ворота в стене обозначали входы в каждый из дворов.
– Это дом верховного правителя, Тенга, – сказал Том, когда они шли вдоль длинного отрезка крепкой стены между двумя воротами.
По расстоянию, которое преодолели двое молодых людей, можно было судить об огромных размерах особняка. Искусно вырезанные на воротах драконы, украшенные слоновой костью и нефритом, и причудливо инкрустированные массивные деревянные двери говорили о высоком положении людей, которые жили за ними.
Вдоль правой двери свисал заплетенный в косу шелковый шнурок, за который Том дважды дернул, приводя в действие звонок где-то в глубине двора.
– Так именно здесь остановился чиновник Лин, – заметил Росс.
– Нет. Он занимает комнаты в академии Ю-хуа возле Дома Консу.
– Но зачем мы вообще сюда пришли? Дом Консу находится прямо на улице Тринадцати факторий.
– Я только знаю, что он хотел увидеться с тобой здесь, в доме верховного правителя.
Росс поправил свой белый шейный платок и одернул полы камзола, затем разгладил обшлага рукавов:
– Ты имеешь хоть малейшее понятие о том, зачем он послал за мной?
Том пожал плечами:
– Всю последнюю неделю Лин провел в академии, встречаясь с представителями властей, торговцами и служащими гунхана, даже с главами некоторых иностранных торговых компаний. Становится все более и более очевидным, что он всерьез намерен прекратить доставку опиума.
– А сейчас Лин хочет говорить со мной? – недоверчиво спросил Росс.
Том усмехнулся:
– Возможно, Лин прослышал о твоем споре с мистером Иннсом в день твоего прибытия сюда.
Росс собрался было ответить, но в этот момент одна из дверей отворилась вовнутрь, и молодой человек, одетый в простую форму слуги, повел их во двор. Они проследовали по извилистой дорожке между двумя большими зданиями, миновали удивительно низкую и узкую арку и оказались в саду, где им было указано на стоящие рядом друг с другом каменные скамейки. Слуга коротко переговорил с Томом по-китайски, затем поклонился и куда-то удалился.
– Он попросил нас подождать здесь, – объяснил Том, знаком показывая Россу, чтобы тот присаживался. – И извинился за то, что верховного правителя неожиданно вызвали по делу. Чиновник Лин встретится с тобой наедине.
– Наедине? – взволнованно переспросил Росс. – А как же ты?
– Я тоже буду здесь, но как переводчик. И еще: слуга сказал, что чиновник с нетерпением ждет твоего подробного рассказа о церемонии коронации королевы Виктории.
На лице Росса отразилось облегчение:
– Так вот зачем он позвал меня.
– Скорее всего так. Информация о коронации, полученная из первых рук, будет очень интересна императору.
– Интересно, откуда Лин узнал о том, что я присутствовал на коронации.
– Кто угодно мог сказать ему об этом – возможно, это был мистер Матесон.
В воздухе повисла неловкая тишина, пока Росс и Том дожидались появления чиновника Лина. Через несколько минут слуга вернулся и произнес что-то официальным тоном. Росс уловил слова «Лин Цзе-сю» и «чынь-чай та-чэнь». Затем представитель императора появился в узкой арке и прошел в сад.
Одетый в официальный черный халат, Лин Цзе-сю не производил впечатление высокого человека, но, тем не менее, выглядел очень импозантно, с твердым взглядом и серьезным выражением лица, которое неожиданно сменилось теплой улыбкой, в то время, как он вежливо раскланивался с двумя молодыми людьми. Выпрямившись, Лин похлопал себя по кончику бороды, свисавшей до середины его груди в виде косы. Это движение, которое Лин производил довольно часто, было, возможно, просто незаметной для него самого привычкой, так же как и то, что он постоянно опускал свои изогнутые брови, когда слушал кого-нибудь либо глубоко задумывался.
Два англичанина поклонились чиновнику, затем Том отошел и встал за спиной Росса – приглашенного почетного гостя.
Лин заговорил первым, его голос был глубоким и размеренным. Росс, разумеется, понятия не имел, что он сказал, но Том, который все прекрасно понял, широко улыбнулся, подошел к Лину и протянул ему руку. Когда двое мужчин пожали друг другу руки, Том сказал Россу:
– Мистер Лин хочет поприветствовать тебя на западный манер.
Он глазами показал Россу на протянутую руку Лина. Следуя совету Тома, Росс пожал ее и отметил про себя, какая она мощная. При его своей полноте руки чиновника вовсе не были мягкими или пухлыми.
Лин прошептал что-то своему слуге, после чего тот поклонился и удалился через арку, которая вела к зданиям. Затем Лин показал гостям сад, останавливаясь через каждые несколько футов для того, чтобы рассказать про всевозможные растения и нагромождения камней. Том старался переводить настолько точно, насколько был способен, даже несмотря на то, что не всегда знал английские эквиваленты названий наиболее редких представителей местной флоры.
Ознакомительное путешествие завершилось у группы из четырех плетеных стульев, поставленных вокруг небольшого озерца, в котором росли лотосы. Когда Росс сел на указанное ему место, он заметил переливающиеся оранжевые, синие и серебристые плавники рыбы ком, плавающей в неглубоком пруду.
Лин сел прямо напротив Росса, а Том устроился справа от него. Росс поначалу предположил, что четвертый стул, тот, который стоял слева, предназначался для слуги, однако, когда слуга вернулся минутой спустя, то остался стоять рядом с Лином. После этого Росс догадался, что незанятый стул был поставлен сюда для отсутствующего верховного правителя, Тенга.
Как только появился слуга, Лин тотчас начал самый обычный разговор – сперва поинтересовался делами семьи Росса, затем стал расспрашивать о коронации королевы Виктории. Он, казалось, был искренне заинтересован как историей самого Росса, так и его подробным описанием событий, происходивших в Вестминстерском аббатстве в прошлом июне. Каждую минуту Лин вежливо перебивал Росса и задавал вопрос о каком-нибудь отдельном аспекте церемонии; его особенное внимание привлек случай, связанный с престарелым лордом Ролле, когда королева поднялась со своего трона и помогла ему исполнить церемонию принесения почестей новой правительнице.
Наконец Росс закончил свой рассказ, занявший вдвое больше времени из-за того, что Тому нужно было все переводить на китайский. Судя по одобрительным кивкам Лина, Том превосходно справлялся со своими обязанностями, хотя довольно часто запинался, не находя подходящих слов для описания костюмов, украшений и подробностей церемонии, о которых рассказывал Росс. Чиновник Лин был полностью удовлетворен всеобъемлющим описанием церемонии – ни он, ни его слуга не сделали никаких замечаний. Росс был уверен, что Лин сможет передать императору содержание рассказа в самых мельчайших подробностях.
Хотя молодой человек и не понимал китайского, он был очарован почтительным вниманием к себе со стороны Лина и его теплой улыбкой. В какой-то момент Росс поймал себя на мысли, что ему все больше и больше нравится этот человек. Он не мог не пожелать Лину определенного успеха в несомненно очень деликатных переговорах с англичанами и другими иностранцами. Со своей стороны, Росс сам неодобрительно относился к торговле опиумом, которую вели его соотечественники. Однако он был еще слишком молод и наивен, чтобы полностью понимать, насколько неразрывно связана эта торговля со всем Китаем, а также процветанием его собственной семьи.
Росс был уверен в том, что также понравился Лину Цзе-сю. Эта уверенность не вытекала напрямую из того, что Лин говорил или делал, а основывалась на том чувстве близости, которое, несмотря на присутствие переводчика, возникло между двумя собеседниками во время встречи. Росс пробыл в Китае совсем недолго, менее трех недель, но уже знал, насколько необычным было появление этого чувства – особенно редко оно возникало во время разговора с правительственными официальными лицами. Большей частью отношения между китайцами и фан-куа оставались чисто формальными. Лишь немногие китайцы, которые переходили этот барьер, – такие, например, как люди гунхана вроде Го-куа – разговаривали с иностранцами более-менее уважительным тоном. Однако, беседуя с Лином Цзе-сю, Росс чувствовал себя с ним на равных, что случалось довольно редко в Англии и почти никогда – в Китае.
Во время естественной паузы в разговоре Лин сделал знак своему слуге. Молодой человек подошел ближе и подал Лину свиток, перевязанный красным шнурком. Лин перекинулся парой слов с Томом, затем протянул ему свиток.
– Мистер Лин хочет, чтобы я прочитал это для тебя, – объяснил Том своему компаньону. – Я думаю, что это нечто вроде послания.
Росс очень заинтересовался, не было ли это официальным указом, запрещающим торговлю опиумом, что ожидалось всеми иностранными торговцами. Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, приняв решение оставаться невозмутимым, независимо от того, что содержится в послании, и какие бы сокрушительные последствия для иностранцев оно в себе не таило.
Том, развязал шнурок и осторожно раскатал свиток, оказавшийся примерно два фута длиной. Он быстро пробежал глазами текст сверху вниз – китайские иероглифы писались вертикально – и с удивлением взглянул на Росса:
– Это не послание. Это письмо... самой королеве Виктории.
Лин указал пальцем на развернутый свиток, давая понять, что Том должен переводить написанные в нем слова. Том сделал глубокий вдох и начал читать:
– «Ее Величеству королеве Виктории. Небесный Путь благоприятствует всем; он не заставляет нас страдать, кроме как для нашей же собственной пользы. Во всем мире люди сходны между собой в том, что они берегут свою жизнь и ненавидят то, что подвергает эту жизнь опасности. Ваша страна лежит на расстоянии в двенадцать тысяч ли отсюда, но во всем Небесный Путь благословляет Вас так же, как и нас, и Ваши инстинкты не отличаются от наших. И нет нигде людей, которые были бы настолько слепы, чтобы не отличать того, что дает жизнь, от того, что приносит смерть; того, что дает выгоду, от того, что наносит вред.
Наш Небесный Суд рассматривает все, что лежит между Четырьмя Морями, как единую семью; божественность нашего великого императора подобна божественности Небес, которая нисходит на всех в равной мере. И нет места, такого неизведанного и такого отдаленного, чтобы он не заботился о нем или не лелеял его. С того самого момента, как впервые был открыт порт Кантона, там процветала торговля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57