– Да, Грэхэм Магиннис. Он ведь не твой родственник, не так ли?
– Я в этом сомневаюсь, – солгал Коннор. – Возможно, дальний; в этих местах найдется немало людей, фамилия которых пишется так же, как и моя.
– Ну, я надеюсь, что это не так. – Ленора закончила завязывать тесемки на платье и расправила складки.
– А Грэхэм Магиннис, у него ведь был какой-то бизнес с мужем сестры твоего мужа.
– Это было довольно давно. Компания Баллинджера – Магинниса по Экспорту и Импорту... о, по меньшей мере, пятнадцать лет назад, может, даже и больше. На самом деле, я думаю, что сперва это была компания Магинниса, пока Эдмунд не вошел в долю. Дела у них какое-то время шли прекрасно, но затем начались трудности. Имей в виду, что тогда я была всего лишь ребенком, мне было девять-десять лет, но я запомнила ходившие в то время разговоры о том, что инвесторов обманули и счета компании были заморожены. Обоих, Эдмунда и Грэхэма Магинниса, арестовали... это была ужасно скандальная история.
– Но только Магиннис попал в тюрьму?
– Конечно. Баллинджеры вовремя вмешались в ход судебного процесса, и Эдмунд был освобожден. Вот тогда он и получил компанию в единоличное владение и изменил ее название, оставив только свое имя. Ушло несколько лет на то, чтобы преодолеть последствия скандала, но затем компания снова начала процветать, благодаря Седрику.
– Седрику?
– Старшему кузену Эдмунда. Уверена, что ты слышал об Седрике Баллинджере.
– Пожалуй. Он носит титул лорда, не так ли?
– Да. А леди Сибилла повсюду известна своими благими делами – одно из них это то, что она вытащила Эдмунда, извиняюсь, из той лужи, в которую он сел, когда его компания оказалась на грани разорения. Я уверена, что Седрик спокойно позволил бы кузену пойти на дно, если бы не одно обстоятельство.
– Какое?
– То, что Баллинджеры по линии Эдмунда заслуживают своей судьбы, так же как и Балтинджеры по линии Седрика заслуживают своего состояния.
Коннор с удивлением посмотрел на Ленору:
– Я не понимаю.
Ленора всплеснула руками, казалось, она вот-вот засмеется:
– Забавная история. Видишь ли, Эдмунд был бы законным наследником титула и состояния Баллинджеров, если бы его отец не сошелся в свое время с замужней французской актрисой. Маленькая любовница Джеймса Баллинджера очень неплохо бы устроилась, если бы он был более предусмотрителен. Однако этот хлыщ настаивал на том, чтобы она вышла за него замуж – после того, как добилась бы развода, представь себе! Дело, наверное, закончилось бы алтарем, но женщина очень кстати покончила с собой. В конце концов скандал замяли, но с тех пор Джеймс никогда больше не разговаривал со своей семьей, за что и был лишен наследства. Земли и недвижимость отошли к его младшему брату, Вильяму.
– Отцу Седрика?
– Совершенно верно.
– Который завещал Седрику титул и состояние и оставил Эдмунда с пустыми руками.
– О, Седрик постоянно помогает своему кузену, но, в основном, по настоянию Сибиллы.
– Так же, как и тогда, когда Эдмунда арестовали? – Коннор направил разговор в нужное ему русло.
– Седрик не мог допустить, чтобы кто-либо из Баллинджеров сел в тюрьму – пусть он даже и был в чем-то замешан.
– Ты имеешь в виду, что Эдмунд был виновен?
– Он говорит, что нет, но ему никто не верит, – Ленора ухмыльнулась. – Нет на свете невиновного мужчины.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да ну, Коннор Магиннис. Не играй со мной в невинного. Каждый мужчина из тех, кого я когда-либо знала, пытался играть со мной настолько серьезно, насколько был способен. А когда идет игра, все правила можно обходить, если даже не ломать вовсе.
– Это несколько цинично, не так ли? Ленора громко засмеялась.
– Не будь таким святошей. Ты тоже постоянно обманываешь с тех самых пор, как стал достаточно взрослым, чтобы играть в эти игры. – Увидев вытянутое лицо Коннора, она приблизилась к нему и погладила по голове. – Ну, не дуйся, ты – мастерский игрок, и можешь играть мной в любое время, когда захочешь.
Коннор выдавил улыбку:
– Ну, ты, по крайней мере, родственница Баллинджеров. И если окажется, что Баллинджер когда-то наступил на горло Магиннису, этот Магиннис сможет расквитаться, сделав то же самое с тобой.
– А я собираюсь заставить тебя сдержать это обещание! – Ленора притянула Коннора к себе и опустилась под ним на обитое бархатом сидение.
* * *
Утром в понедельник Коннор шел за Дунканом Уимсом по запутанным коридорам Милбанкской тюрьмы. Этот визит обошелся ему в два раза дороже первого, и Коннор подумал о том, что нашел неплохое применение деньгам, которые щедрая Ленора преподнесла ему в субботний вечер. Несмотря на высокую мзду, стражник на этот раз выглядел более хмурым и недовольным, чем неделю назад.
– Не так уж мудро обходить правила слишком часто, – заметил он, когда они подходили к блоку, в котором находилась камера Грэхэма Магинниса. – Могут начаться вопросы, на которые не найдется подходящих ответов.
Коннор испугался, что Уимс сейчас попросит еще одну монету, однако стражник молча подошел к концу коридора, вытащил связку ключей и открыл камеру под номером 8414.
– Тебе нужно поторапливаться. Мы должны убраться отсюда вовремя, – на этот раз стражник не стал заходить в камеру, а просто подтолкнул Коннора к двери. – Десять минут – это все, что я могу для тебя сделать.
Зайдя внутрь камеры, Коннор постоял немного, давая глазам привыкнуть к темноте. Он ожидал увидеть знакомую призрачную фигуру, сидящую на краю кровати, но вдруг сильная рука схватила его сзади за плечо.
– Отец? – испуганно вскрикнул Коннор, поворачиваясь к темной фигуре, стоящей у него за спиной.
– Тс-с-с, – произнес старик. Его костлявые пальцы неожиданно сильно вцепились в руку Коннора, но затем резко разжались. – Сядь вон там, – приказал он, указывая на кровать.
– Отец, это я...
– Коннор, – закончил старик скрипучим, дрожащим голосом. – Я знаю.
Коннор теперь смог разглядеть черты его лица – впалые щеки, космы седых волос, нечесанную бороду, большие подвижные глаза, которые, как помнил Коннор, были голубыми, но теперь казались серыми в тусклом свете камеры.
– Ты знаешь меня? Ты знаешь, кто я? – спросил молодой человек, не скрывая своего удивления.
– Да, – отозвался Грэхэм, – но ты... вырос.
– Последний раз, когда я здесь был...
– Я... я был растерян. Ты был моим первым посетителем с тех пор, как... как умерла моя сестра.
– Так ты знаешь о тетушке Беатрис?
Грэхэм кивнул:
– Никто не говорил мне об этом, но она была больна. Когда она перестала приходить, я догадался.
– Так значит, все это время она знала, что ты жив?
– Она обещала не рассказывать. Было бы лучше, если бы ты думал, что твой отец умер и кремирован, чем знал, что он сидит за решеткой, а ты ничего не можешь сделать, кроме как наблюдать за его медленной смертью.
В камере воцарилась продолжительная тишина. Двое мужчин стояли и пристально смотрели друг на друга. Грэхэм заговорил первым, снова указывая в сторону кровати:
– Садись, пожалуйста.
Коннор выполнил его просьбу. Когда он сел, то поразился тому, насколько тонок был матрац – скорее, просто одеяло, натянутое на металлическую сетку. Он с удивлением подумал о том, как его отец засыпает на такой кровати, но затем посмотрел в сторону старика и решил, что даже простое одеяло будет казаться пуховой периной для тела, представляющего собой не более, чем кости, едва обтянутые кожей.
– Зачем ты пришел? – спросил Грэхэм, сам оставаясь стоять возле двери в камеру.
– Чтобы найти тебя. Чтобы выяснить...
– И что же ты выяснил?
Коннор почувствовал, что его глаза наполняются слезами:
– То, что у меня все еще есть отец. То, что у него все еще есть семья, которая его любит.
– Ты даже не знаешь меня.
– Всегда, когда я смотрел на Эмелин, я видел тебя, – с чувством произнес Коннор.
– Ты видел в ней свою мать.
Коннор вытер слезу, катящуюся по щеке:
– Значит, когда я смотрю в зеркало. Эмелин и я настолько непохожи; если она выглядит, как мама, значит, я...
– Сейчас нет. Может, так и было, когда я был молодым человеком. Но теперь... – старик посмотрел на себя вниз. – От меня мало что осталось. Во мне так мало жизни.
– Отец, я хочу знать, как это случилось. Беатрис нам рассказывала, что ты был преуспевающим бизнесменом. Она любила повторять, что во всем Лондоне не было джентльмена, который мог стоять так гордо и величественно, как Грэхэм Магиннис.
– Я больше не такой величественный, не так ли?
– Как это случилось?
– Какая разница. Это... длинная история.
Коннор протестующе взмахнул рукой:
– Для меня есть разница. Если Эдмунд Баллинджер...
– Кто тебе про него рассказал? – резко перебил Грэхэм, шагнув к Коннору, в глазах его заплясали зловещие огоньки.
– Так это правда?
– Рассказывай, что ты об этом слышал, – потребовал старик.
Боясь ошибиться, Коннор медленно произнес:
– Это Эдмунд Баллинджер должен был сесть в тюрьму, а не ты.
Услышав эти слова, Грэхэм опустил плечи и издал тяжелый, протяжный выдох – казалось, сама жизнь выходит из него.
Коннор ждал, что отец что-то скажет, и, не дождавшись, продолжил:
– Скажи мне, что я ошибаюсь. Скажи мне, что тебя ненапрасно осудили и посадили в тюрьму. Скажи мне, что я говорю неправду.
– Единственная правда – это то, что я провел последние шестнадцать лет, шесть месяцев и семь дней здесь, в Милбанкской тюрьме, как гость правительства Ее Величества. Не имеет значения, как я здесь оказался; есть одна правда для такого честного бизнесмена, как я, и другая – для таких, как Эдмунд и Седрик Баллинджеры.
Убедившись в том, что он все-таки не ошибался, Коннор поднялся с кровати и подошел к отцу. Остановившись перед ним, он взял старика за плечи и проговорил:
– Для меня это имеет значение... и для Эмелин.
– Она знает? – спросил Грэхэм, его лицо приобрело болезненное выражение.
– Еще нет.
– Тогда не говори ей. Ей ни к чему нести на себе тяжкий груз правды.
– Я и не собирался говорить ей об этом. По крайней мере, пока...
Голос Коннора сорвался, и Грэхэм, казалось, понял, что хотел сказать ему сын.
– Надеюсь, у тебя нет сумасшедшей идеи высвободить меня отсюда?
– А почему бы и нет? – воскликнул молодой человек. – Я знаю, прошло много времени, но с твоей помощью я мог бы...
– Ты мог бы нажить себе массу неприятностей. – Грэхэм повернулся к сыну спиной. – Нет. Слишком поздно исправлять ошибки прошлого. Слишком многие люди сделали в свое время слишком большие ставки, чтобы сидеть теперь сложа руки и смотреть, как такой щенок, как ты, пытается вытащить своего отца из тюрьмы.
– Я попробую, – сказал Коннор твердым и уверенным голосом.
Грэхэм снова повернулся к сыну лицом:
– Я не хочу этого, Коннор.
– На моем месте ты бы поступил точно также.
– Почему это ты так решил?
– Потому, что ты мой отец... и я твой сын.
Теперь уже глаза Грэхэма наполнились слезами, во второй раз за многие долгие недели.
– Ты не должен наделать глупостей, – умоляюще произнес он.
– Я только собираюсь разобраться, посмотреть на то, что говорится в твоем уголовном деле.
– Ты не собираешься начинать войну с Баллинджерами, так ведь?
– Только если в этом появится необходимость.
– Пообещай мне, что ты этого не сделаешь, – потребовал Грэхэм.
– Почему я не должен этого делать?
– Потому, что они – власть, сынок. Они не будут просто сидеть и ждать, пока ты на них нападешь. Они сделают так, что ты окажешься здесь, вместе со мной.
– Мне не страшны Баллинджеры, – твердо сказал Коннор.
– Вот этого я и боюсь. Ты должен их остерегаться, поверь мне... Я в свое время понял эту истину слишком поздно.
– После чего тебя посадили, не так ли?
В ответ Грэхэм молча кивнул.
– Так помоги мне доказать, что ты невиновен.
– Отсюда?
– Ты можешь рассказать мне все, что ты знаешь о своем деле. Я могу использовать это, чтобы собрать доказательства твоей невиновности, – и когда Грэхэм покачал головой, Коннор добавил: – Я все равно это сделаю, с твоей помощью или без нее.
Грэхэм широко улыбнулся:
– Я верю тебе, Коннор. Вот теперь я вижу, что передо мной стоит мой сын.
– Так помоги же сыну, который хочет помочь своему отцу.
В этот момент в коридоре послышался звук шагов.
– Помоги мне, отец, умоляю тебя.
Грэхэм внимательно осмотрел сына сверху донизу, затем быстро глянул в сторону кровати. Услышав лязг ключей на связке стражника с другой стороны двери, Грэхэм неожиданно кинулся к кровати и засунул руку под матрац. Достав блокнот, он поспешил назад и вложил его в руки Коннора.
– Там, это все там! – выдохнул он, его слова заглушались скрипом открываемого замка. – Все. Я все записывал. Эдмунд Баллинджер, Седрик Баллинджер, вся эта грязная история.
Коннор отвернул обложку блокнота и увидел, что это дневник или что-то вроде этого. Закрыв его, он торопливо засунул маленькую книжку за пазуху:
– Я вытащу тебя отсюда, отец. Когда-нибудь ты сможешь вернуться домой.
Сделав шаг вперед, Коннор обнял старика. Грэхэм в ответ прижал сына к себе, сначала робко, затем сильнее, как будто опасаясь того, что все это не более, чем сон, и что он никогда больше не увидит своего ребенка.
– Только обещай мне, что ты позаботишься о своей сестре, – прошептал старик, с трудом выговаривая слова. – Вы двое – все, что у меня осталось.
– Не беспокойся. Я не подведу тебя.
Двери в камеру распахнулись.
– Время вышло, – сказал Уимс, поманив Коннора указательным пальцем.
Шагнув в коридор, Коннор в последний раз оглянулся:
– Отец, я...
– Я знаю, сынок. Я знаю.
Тяжелая ржавая дверь со скрипом закрылась за юношей.
VIII
Зоя Баллинджер и ее кузен, Росс, молча сидели в карете, проезжавшей через Ротерхит в сторону Больших доков Суррея – большого торгового района, расположенного вниз по реке от лондонских доков, на другом берегу Темзы. Сжав руку Росса, Зоя смотрела через окно на бесконечные ряды небольших фабрик и складов, каменные и кирпичные стены которых были покрыты сажей из тысяч выходивших на крыши труб, а толстые стекла окон почти не отличались по цвету от фасадов. Унылый и безрадостный, но вместе с тем привычный пейзаж приковал взгляд Зои, которая боялась повернуться и посмотреть на своего кузена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57