Дегтярев был хорошо информирован о вооружении западных армий. Знал он и об автоматах, которые применялись в боях.
Он пригласил Шпагина и вместе с ним начал разбирать и осматривать «Рейн-металл». Шпагин с нетерпением ждал, что скажет об этой машине Дегтярев, и очень обрадовался, когда суждения талантливого конструктора совпали с его собственным мнением: Дегтярев одобрил принцип работы механизма, но нашел автомат громоздким и слабым в боевом отношении.
– Нам необходимо будет подумать над увеличением боеспособности автомата, – сказал Дегтярев, – увеличить темп стрельбы, удвоить прицельную дальность и создать более вместительный магазин для патронов.
Дегтярев любил обдумывать будущую конструкцию в уединении. Иногда он даже уходил в лес и, присев где-нибудь на пеньке или на сломанном дереве, размышлял. Когда главные узлы конструкции были осмыслены и модель начинала проясняться в его воображении, он набрасывал схемки и давал задания чертежникам, расчетчикам, инженерам-конструкторам. В работу, таким образом, вовлекался весь коллектив конструкторского бюро.
На этот раз работа должна была быть выполнена в исключительно сжатые сроки. И Дегтярев и его сотрудники понимали, что от них зависит, насколько быстро можно будет оснастить Красную Армию новым оружием. Поэтому, беря за основу существующий принцип автоматики, Дегтярев не стремился к коренной переделке системы.
Прежде всего он предложил уменьшить калибр с 9 миллиметров до калибра русской винтовки Мосина – 7,62 миллиметра. Исходя из этих данных и велись все расчеты будущего автомата.
Для охлаждения ствола Дегтярев решил применить трубчатый кожух с продолговатыми сквозными отверстиями и внес в конструкцию много других улучшений, добиваясь ранее поставленной цели – увеличения боевой мощи создаваемого оружия. Иногда изменения и усовершенствования производились в процессе работ над опытными образцами.
Шпагин принимал участие в работе над отдельными узлами нового автомата. В эти дни он особенно тщательно следил за работой Дегтярева, дивился его сообразительности, учась у него искусству конструирования.
Неожиданно вспыхнула война с белофиннами. Наша пехота шла на белофинские укрепления с магазинными винтовками системы Мосина, самозарядными винтовками Симонова и Токарева. Коллектив конструкторского бюро, руководимый Дегтяревым, спешно завершал свои работы по созданию нового автомата.
В разгар войны с белофиннами автомат Дегтярева ППД (пистолет-пулемет Дегтярева) был готов. Он показал хорошие боевые качества в сравнении с немецким и финским автоматами. Завод приступил к производству нового оружия.
Сравнивая три автомата, Шпагин считал, что Дегтярев добился серьезных успехов. Благодаря изменению калибра и внесению конструктивных изменений ему удалось уменьшить вес своего автомата на 1 килограмм и 200 граммов по сравнению с весом «Суоми» и на 600 граммов по сравнению с весом «Рейн-металла». Стремясь к наибольшей боеспособности автомата, Дегтярев увеличил начальную скорость пули до 400 метров в секунду (у «Рейн-металла» – 327 метров в секунду, а у «Суоми» – 300). Это позволило в два с половиной раза увеличить прицельную дальность (с 200 до 500 метров) и значительно повысить темп стрельбы. К. тому же Дегтярев создал магазин вместимостью 70 патронов, что положительно сказалось на боеспособности автомата.
Шпагин от души радовался успехам своего учителя и в то же время продолжал вынашивать свою конструкцию. Он видел, что ППД создавался в спешке, и Дегтярев, естественно, не мог устранить некоторые недостатки, которые в других условиях не были бы допущены.
Учитывая все это, Шпагин стремился создать такой автомат, который превзошел бы автомат Дегтярева во всех отношениях.
В то время как автоматы Дегтярева шли из цехов на фронт, у Шпагина уже начали вырисовываться основные контуры нового оружия. Оставаясь по вечерам в мастерской, он стал создавать пробный макет своей машины.
Шпагин ставил перед собой задачу предельно уменьшить вес автомата, упростить процесс его производства.
32
Зима в тот год была на редкость свирепой. Морозы завернули такие, что трещали телеграфные столбы. Ночью приходилось подкладывать в печку дров.
В пятницу на второй неделе января мороз был особенно лют. И все-таки, когда прозвучал обеденный гудок, Шпагин вышел из конструкторского бюро и направился домой. Хотелось поесть горячих щей, посидеть у растопленной печки, подумать.
В легких валенках бодро шагалось по скрипучему снегу. Деревья застыли в голубоватом инее. Из труб притихших домов столбами поднимался густой розоватый дым. Мороз щипал лицо, приходилось дышать в рукавицу. На улицах было пустынно.
Вдруг Шпагин услышал гулкое пофыркивание машины и шум голосов. Он свернул на главную улицу и увидел большую толпу около школы. Его обогнали двое мальчишек.
– Бежим быстрее, Федька, уже привезли, – торопил паренек постарше.
– Кого привезли? – спросил Шпагин.
– Раненых. В школе устраивают госпиталь.
Шпагин побежал вместе с мальчишками, протиснулся сквозь толпу. Из открытого автобуса на носилках выносили закутанных в одеяла раненых бойцов. Некоторые из них стонали. Женщины, уткнув лица в воротники, плакали. Мальчишки, растирая рукавицами щеки и носы, смотрели с испугом, стараясь заглянуть в глаза бойцов.
Шпагин прошел в помещение. Его узнали, дали белый халат, провели к начальнику госпиталя. Начальником оказался известный в городе врач Сергей Александрович Павлов. Добродушный, с седеющей бородкой, одетый в военную форму, он как-то посуровел и выглядел строго, но Шпагина принял учтиво, как старого знакомого.
Шпагин поинтересовался, хорошо ли оборудован госпиталь, не нужно ли чем помочь.
– Спасибо, Георгий Семенович, кроватей и постельных комплектов достаточно, медикаментов тоже, а это теперь – главное. Вот в коридорах санитары очень стучат сапогами. Если б достать ковры, было бы отлично. Раненым нужен покой. Хорошо бы раздобыть также шашки, домино, шахматы, а то выздоравливающим будет скучновато.
– Ясно, Сергей Александрович. Сейчас постараюсь расшевелить общественность.
Шпагин уселся у телефона и стал звонить в завком, в клуб, в горсовет.
Часов в семь, когда коридоры были застланы ковровыми дорожками, когда раненые успели пообедать и отдохнуть после трудной дороги, Сергей Александрович пригласил Шпагина пройтись по палатам, поговорить с фронтовиками.
Обойдя несколько палат, Шпагин ни с кем из бойцов не разговорился. Все они устали после дороги, разговор как-то не вязался. И уже когда он собирался идти домой, из угла палаты кто-то окликнул его по имени. Шпагин остановился и стал всматриваться в молодое заросшее щетиной лицо.
– Не узнаете, Георгий Семенович? Это же я – Шухов, Антипа Савельича сын.
– Гриша, неужели ты? – Шпагин вспомнил веселого паренька с кудрявой шевелюрой, которого он в прошлом году устроил учеником в ремонтно-механический. Теперь, остриженный наголо и небритый, Гриша совсем не походил на себя. Лишь веселые, как у отца, глаза светились голубоватым огнем. Шпагин пожал ему руку, присел рядом на кровать. У него явилось желание отругать Григория за то, что тот самовольно, не посоветовавшись ни с ним, ни даже с отцом, ушел в лыжный батальон, но обстановка была явно неподходящая, и Шпагин только спросил:
– Отец знает?
– Нет. Я не писал… И вы не расстраивайте его, Георгий Семенович. Доктор говорит: «Вылечу, поставлю на ноги». А поначалу-то я испугался, думал, ногу отнимут.
– Обморозил, что ли?
– Нет. Ранение… Автоматчик нас срезал… щюцкоровец.
– Автоматчик, говоришь?..
– Да. На разведку наше отделение ходило. Все на лыжах. В лесу тишина, идем осторожно. Вдруг тра-та-та-та, и шестерых как не бывало – наповал срезал. А двоих – меня и еще одного бойца, Сашку Мохова, – ранило. Он, автоматчик-то этот, на елке сидел. Наши, которые уцелели, залегли за деревьями и из винтовок его ссадили. Потом и нас вынесли. А шестерых там и схоронили.
Шпагин вздохнул:
– И большие потери от автоматчиков?
– Ох, большие, Георгий Семенович… Если бы в открытую бились, тогда другое дело, а то нам его не видно, а мы у него как на ладони. Бьет на выбор, наверняка. А главная беда в том, что у них автоматы, а у нас винтовки.
– Значит, автоматы очень нужны бойцам?
– Так нужны, Георгий Семенович, что и сказать нельзя.
Шпагин задумался, почесал подбородок:
– Ну вот что, Гриша, я отца подготовлю, ты не печалься об этом, тебе сейчас поправляться надо. А автоматы мы уже делаем и скоро будем их штамповать, как ложки.
Шпагин вышел из госпиталя взволнованный. Напряженно работала мысль: «Как был прав Федоров, призывая к созданию автоматов! Если б мы тогда по-настоящему взялись за дело, может быть, тысячи бойцов были бы спасены от смерти…»
Он шел и думал, и даже мороз не брал его разгоряченное тело. «Автоматы, автоматы… Сколько же их нужно? Ведь, пожалуй, я рано обнадежил бойцов. Завод выпускает ППД в небольшом количестве, а их нужно штамповать, как ложки. Следует до предела упростить конструкцию. Нужно все главные части поставить на штамповку. Это оружие должно стать действительно массовым… Штамповка – вот что может нас спасти и выручить. Да, автоматы нужно штамповать, как ложки! Но как, как этого добиться?»
33
Разговор с фронтовиками заставил Шпагина пересмотреть и заново продумать то, что было продумано сотни раз. И это естественно. Ведь он собирался поставить вопрос о перевооружении армии новым автоматическим оружием, хотя автомат Дегтярева был только что принят на вооружение.
Шпагин знал, что организация производства ППД повлекла за собой огромные затраты. Он отлично понимал, что автомат Дегтярева значительно лучше иноземных, значит, чтобы поставить вопрос о замене его, нужно было создать что-то необыкновенное. Но можно ли было надеяться на такой успех? Автомат Дегтярева работал безотказно: бойцы присылали с фронта множество писем, в которых давали ему самую высокую оценку. Казалось, не было никакого резона браться сейчас за разработку нового образца.
Но Шпагин смотрел на дело иначе. «Время идет вперед, – размышлял он. – Техника развивается и совершенствуется не по дням, а по часам. Едва ли немцы продолжают выпускать автоматы по образцам восемнадцатого и двадцатого годов. Конечно, у них появились новинки. И эти новинки могут оказаться более совершенным оружием, чем автоматы ППД. Мы должны предусмотреть это и лишить будущих противников возможного преимущества в вооружении». На успех было не так уж много надежд. И все же Шпагин твердо решил действовать.
В автомате Дегтярева, как и в заграничных системах, он видел один крупный недостаток – сложность изготовления. Наблюдая в цехах, как делаются ППД, он подсчитал, что при таких темпах для оснащения Красной Армии автоматами потребуется чуть ли не десять лет. Конечно, это был очень грубый подсчет, но все же его следовало иметь в виду, думая о перевооружении армии.
Пусть этот срок удалось бы сократить вдвое, но и тогда он был бы решительно неприемлем, так как фашистская армия уже была вооружена автоматами. Нужна была новая, предельно простая конструкция автомата, обеспечивающая штамповку оружия и оснащение им армии в течение не десяти лет, а десяти месяцев.
Именно это, а не конструктивные особенности автомата Шпагин считал главным в настоящий момент.
Смущало его лишь одно: можно ли производство оружия, да еще оружия автоматического, поставить на штамповку? Над этим следовало задуматься, так как ни в одной стране мира подобных опытов еще не производилось.
Шпагин не был ни инженером, ни специалистом по обработке металла. Он не мог подтвердить расчетами свои соображения. Он боялся, что его предложения натолкнутся на косность некоторых руководителей и хорошее, нужное дело может погибнуть в самом зародыше. И он решил проверить правильность своих замыслов, убедиться в практической возможности осуществления штамповки в производстве точных деталей.
«Ложки действительно штампуют, – думал он, – но ведь их штампуют из тонких листов, да еще из мягкого алюминия или податливой нержавеющей стали. С автоматами совсем другое дело. Даже кожух надо штамповать из трехмиллиметрового железа. Это не шутка! К тому же нужна исключительная точность отделки, чтобы детали после штамповки шли на сборку без дальнейшей обработки. Возможна ли в штамповке такая чистота? Надо побывать на заводах, посмотреть, поговорить со специалистами…»
Как-то, вернувшись с завода домой, Шпагин увидел у дочки маленький заводной автомобильчик.
– А ну-ка, покажи, дочка, что у тебя за машина?
Та подала ему игрушку.
– Интересно… весь кузовок штампованный… Удачно, очень удачно. Правда, из тонкой жести, но сделан здорово, ничего не скажешь… А что, если бы взглянуть, как делают настоящие автомобили? Ведь там, очевидно, крупные детали штампуют?
Шпагин не любил откладывать задуманное. Отпросившись на заводе на два дня, он отправился в Горький на автомобильный завод.
34
То, что Шпагину довелось увидеть в кузнечно-прессовом цехе, его поразило: огромные прессы с необыкновенной легкостью штамповали из листового железа крылья машин, дверцы, кузова.
Особенно заинтересовал его пресс, на котором из пятимиллиметрового железа штамповались гаечные ключи. Одно нажатие рычага – и ключ готов!
«Ну, раз такое железо штампуется, – подумал Шпагин, – волноваться за автоматы нечего. Дело пойдет».
Он внимательно осмотрел отштампованные изделия, ознакомился со штампами и изготовлением их. Изделия были очень чистыми и не нуждались ни в какой обработке.
Шпагин возвращался домой довольный. «Нужно смело браться за разработку вырубки кожуха и коробки автомата. Если это удастся поставить на штамповку, главное будет сделано!»
Небольшая комнатка Шпагина, которую все домашние называли «спальней», за несколько дней превратилась в мастерскую. Шпагин не только не позволял делать там уборку, но даже никого в нее не пускал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76