Но это мало успокаивало его. «Кто будет вникать в детали, – размышлял он, – забраковали, провалился, не оправдал надежд – вот как посмотрят многие… А пожалуй, найдутся и такие, которые посмеются, скажут: «Не лезь с суконным рылом в калашный ряд».
Дегтярев приехал домой рано утром и целый день просидел закрывшись, не решаясь идти на завод. А сидеть дома и думать о своей неудаче было еще тяжелее.
Уже поздно вечером кто-то постучал в дверь, и Дегтярев услышал внизу в кухне голос Федорова. Вот послышались его шаги по лестнице и наконец в комнате:
– Нехорошо, нехорошо прятаться, Василий Алексеевич, в мастерской люди не расходятся, ждут вас… Ну, здравствуйте, здравствуйте, с приездом.
– Спасибо, Владимир Григорьевич, только я и не рад, что приехал.
– Это еще что за настроение?.. Не узнаю вас, Василий Алексеевич.
– Чему же радоваться, забраковали мой пулемет.
– А мне звонили из Москвы, поздравляли с удачей, говорили, что ваш пулемет похвалил сам товарищ Буденный.
– Кто же вам звонил? – недоверчиво спросил Дегтярев.
– Звонили из Артиллерийского управления, есть указание отложить все работы и заняться вашим пулеметом, выделены специальные средства.
– Что вы говорите, Владимир Григорьевич? А я уж тут совсем приуныл.
– Да разве можно унывать из-за поломки бойка? Это же сущие пустяки. Помните, у меня в Ораниенбауме винтовка разорвалась при испытаниях, чуть руки не оторвало, а я и тогда не отказался от опытов.
– Да ведь и я не отказываюсь, Владимир Григорьевич, только стыдно как-то в мастерскую идти… мастера расспрашивать будут.
– Все давно уже знают и о поломке бойка, и о похвале товарища Буденного и рассматривают испытание пулемета не как поражение, а как победу.
– Неужели так, Владимир Григорьевич? – со слезами радости на глазах спросил Дегтярев. – Что же теперь делать?
– Я бы посоветовал вам не торопиться и сделать не боек, а новую модель всего пулемета, даже не одну, а две модели и тогда ехать на испытания. В случае отказа одной будем испытывать другую. Средства на эти работы уже отпущены.
– Если так, то я сейчас же иду на завод.
– Очень хорошо. Идемте вместе. Теперь создание вашего пулемета стало кровным делом всего коллектива.
Едва Дегтярев появился на пороге мастерской, как его тотчас же обступили рабочие, мастера, конструкторы, чертежники, стали успокаивать, поздравлять с успехом, уговаривать скорее браться за создание новой модели.
Дегтярев был растроган таким вниманием и заботой. Вытирая рукавом слезы радости, он горячо благодарил друзей, пожимал им руки, говорил:
– Будем работать, товарищи, и, я надеюсь, сделаем настоящий пулемет…
Как и предложил Федоров, стали изготовлять одновременно два образца. Один под наблюдением Федорова и Дегтярева изготовляли сотрудники мастерской, другой делал Василий Алексеевич собственноручно,
Дегтяреву было трудно угнаться за несколькими опытными мастерами, но он непременно хотел одну модель сделать собственными руками.
Федоров пытался отговорить его, но Дегтярев ничего не хотел слушать.
– Владимир Григорьевич, вспомните, сколько моделей ваших винтовок я сделал вот этими руками, так неужели я не имею права собственную модель делать сам?
– Кто же говорит об этом, Василий Алексеевич? Просто жаль, что вы будете тратить время и силы на работу, которую могут выполнить ваши помощники.
– Они сделают части такими же, какие они есть, а я их сделаю лучше, я буду стараться в каждую деталь вносить усовершенствование.
– Тогда соглашаюсь и не буду вас беспокоить, – сказал Федоров. – Это очень правильное суждение. Припоминаю, вы и в мою винтовку внесли ряд небольших, но очень ценных улучшений.
– Ну что там, Владимир Григорьевич… Там я не имел права отклоняться от чертежей, а тут я сам себе хозяин. Захотелось – изменю деталь, а то и совсем выброшу, из двух сделаю одну. Тут я буду работать и на ходу думать, улучшать…
Дегтярев приступил к изготовлению своей модели на другой день. Надев просторную темную толстовку, он встал к верстаку и начал опять с затворной рамы – самой главной части пулемета. Работал он не спеша, тщательно отшлифовывая и измеряя каждую грань, каждую выемку в металле. Сделав деталь, внимательно осматривал ее, то приближая, то удаляя от глаз, потом брал лупу и старался определить качество металла: нет ли трещин или маленьких предательских каверн.
Некоторые детали Дегтярев вначале рисовал на кусочке бумажки, потом переносил рисунок на металл и начинал обработку.
Создавая деталь из металла, подобно тому как скульптор высекает из камня какую-нибудь часть будущей скульптуры, он менял ее форму, стремился к тому, чтобы деталь была легче, но в то же время обладала достаточным запасом прочности.
Изготовив несколько деталей, он соединял их вместе, проверяя их спаривание.
Поставив перед собой задачу добиться в новой модели наибольшей простоты в устройстве механизма и легкости его сборки и разборки, Дегтярев стремился к уменьшению числа частей и некоторые мелкие детали объединял в одну, в две.
Иногда он подходил к Шпагину или еще к кому-либо из слесарей и, показывая только что сделанные детали, советовался с ними. Он ощущал большую радость от того, что теперь работал в коллективе и мог не только посоветоваться с любым из мастеров или конструкторов, но и получить от них любую помощь.
Каждый день к его верстаку подходил Федоров: осматривал готовые части, давал советы…
Однажды Владимир Григорьевич пришел и, прежде чем начать разговор о пулемете, строго сказал:
– Василий Алексеевич, на вас поступила жалоба.
– От кого это? – удивился Дегтярев.
– От вашей собственной жены, – рассмеялся Федоров, – говорит, от дому отбились, даже обедать не приходите…
– Это верно, Владимир Григорьевич, как возьмусь с утра за работу, так и не могу бросить. Все на обед идут, а я не могу оторваться. Пошел бы, конечно, кабы поближе… Время жалко.
– Так как же быть прикажете?
– Уж уладил, договорился с женой, чтоб обед сюда носила.
Но как ни старался Дегтярев, изготовление новой модели с многочисленными испытаниями, доделками и переделками продолжалось около двух лет. Лишь к осени 1926 года новый образец, сияющий стальными боками, был готов к комиссионным испытаниям.
Зато теперь Дегтярев не чувствовал прежней робости. Он был твердо уверен в своем пулемете.
Федоров не раз предупреждал его, чтобы он помнил слова Михаила Васильевича Фрунзе о том, что западные конструкторы не остановятся на моделях периода империалистической войны, они их будут совершенствовать, что между советскими конструкторами и конструкторами Запада непрерывно должен идти негласный поединок за лучшее вооружение своих армий боевой техникой.
Дегтярев ни на минуту не забывал об этом, он делал свой пулемет с учетом последних технических достижений, с учетом того, чтобы он мог вступить в соревнование с новейшими образцами автоматического оружия Европы и Америки и одержать в этом соревновании решительную победу.
Когда работа была близка к завершению, ему захотелось вступить в единоборство с конструкторами Запада уже не тайно, а явно – испытать качество своего изобретения на полигоне.
И скоро такой случай представился.
Второе испытание
Осенью 1926 года было получено предписание из Москвы – представить новую модель пулемета Дегтярева на полигонные испытания.
На этот раз к испытаниям подготовились более тщательно: Федоров, выезжавший в Москву вместе с Дегтяревым, приказал взять с собой наиболее ломкие запасные части: бойки, пружины и ящик с инструментами.
– Я больше вас верю в успех предстоящих испытаний, – сказал он Дегтяреву, – но предусмотрительность никогда не мешает…
Федоров еще до испытаний в Москве дал новой модели высокую оценку и прочил ей большое будущее.
– Необходимо отметить, – говорил он сотрудникам мастерской, спрашивавшим, выдержит ли новая модель испытания, – что в пулемете Дегтярева выполнена совершенно оригинальная конструкция механизма с применением всех новых идей, известных как в литературе, так и в последних образцах автоматического оружия.
В чем же преимущества дегтяревской системы?
– Прежде всего, – говорил Федоров, – малый вес, затем простота устройства и, наконец, хорошая кучность пуль.
Действительно, в отношении малого веса пулемета Дегтяреву удалось установить непревзойденный рекорд: его пулемет с сошками весил всего 8,5 килограмма, то есть был почти на 5 килограммов легче английского «льюиса» и чуть ли не вдвое легче немецкого ручного «максима».
Пулемет поражал простотой устройства и удобством в стрельбе.
Было в пулемете Дегтярева и еще одно, чрезвычайно важное достоинство, о котором знали все сотрудники мастерской: он при малом весе обладал удивительной прочностью механизма.
На заводских испытаниях пулемет без единой поломки отбил 10 тысяч выстрелов.
Однако как только Федоров и Дегтярев приехали в Москву, им объявили: новому образцу предстоит соревнование с серьезными «противниками».
На полигоне стояли готовый к испытаниям новый пулемет конструктора Токарева и последняя модель немецкого пулемета системы Драйзе, который должен был испытываться для сравнения.
Как и в прошлые испытания, Дегтяреву указали отведенное для него место в одной линии с другими образцами, и он стал готовиться к «бою».
На этот раз Василий Алексеевич чувствовал себя совсем иначе. Он разговаривал с Федоровым, шутил со стрелками и, казалось, был полон уверенности в победе.
– А как же вы насчет «драйзе»? – спросил Федоров. – Ведь это не старый «максим».
– Побью! – решительно заявил Дегтярев и лег к пулемету.
Федоров никогда не видел в Дегтяреве такой решительности, это ему понравилось.
Члены комиссии осмотрели все пулеметы и приказали приготовиться к стрельбе.
Стрельба началась по команде из всех пулеметов одновременно и велась с маленькими перерывами для перезарядки и смены мишеней. Это был первый этап испытаний на кучность и рассеивание пуль. Он принес Дегтяреву большую радость. Его пулемет показал наибольшую кучность стрельбы.
Следующим этапом были испытания на живучесть.
К каждому пулемету поставили специальных наблюдателей и счетчиков. Они должны были подсчитывать количество задержек и регистрировать число выстрелов.
Из-за одновременной трескотни трех пулеметов невозможно было расслышать слова команды, и наблюдатели с членами комиссии больше обменивались жестами.
Дегтярев так увлекся стрельбой, что не заметил, как смолкли его соседи, и был остановлен наблюдателем, тоже не расслышавшим команду, лишь после того, как его пулемет сделал 580 выстрелов.
К нему подошли члены комиссии, осмотрели, потрогали пулемет.
– Пятьсот восемьдесят, говорите?
– Так точно, пятьсот восемьдесят! – доложил наблюдатель.
– Это же почти двойную норму отбухал без охлаждения, – удивился председатель комиссии.
– Любопытно проверить, сколько он простреляет без смазки?
– А смазка когда полагается? – спросил Дегтярев.
– После шестисот выстрелов.
Опять возобновилась стрельба.
Теперь члены комиссии стояли около Дегтярева, внимательно наблюдая за поведением его пулемета.
– Тысяча… тысяча двести… тысяча четыреста, – докладывал наблюдатель.
– Нагрелся?
– Не особенно, товарищ командир.
– Продолжайте стрельбу.
– Есть продолжать!..
Пулемет трещал и трещал, уж мишень была разорвана в клочья, а Дегтярев упрямо бил по щиту.
– Тысяча восемьсот… тысяча девятьсот… две тысячи, – докладывал наблюдатель.
Вот замолчал пулемет Токарева. Изобретатель склонился над ним, и вскоре пулемет опять заработал.
«А как же «драйзе»? – думал Дегтярев. – Ведь у него уже были две задержки, неужели он окажется лучше пулемета Токарева?»
– Две тысячи сто… две тысячи двести…
Дегтярев взглянул влево, ему послышалось, что дребезжащий стук «драйзе» вдруг оборвался. Сердце радостно застучало: «Неужели хваленый «драйзе» сдал?.. Так и есть, его исправляют…»
– Две тысячи триста… две тысячи триста пятьдесят… – кричит наблюдатель.
Вдруг Дегтярев слышит лишь голос своего пулемета. Он оглядывается в сторону Токарева: «И у него заело…» И опять бьет и бьет. Потом смотрит налево: около «драйзе» механик безнадежно машет рукой. Дегтярев трогает нагревшуюся коробку и опять продолжает стрельбу.
– Стоп, отставить! – раздается команда, и дюжие руки наблюдателя хватают его за плечи.
– Довольно!
– Сколько? – спрашивает председатель комиссии.
– Две тысячи шестьсот сорок шесть выстрелов, – доложил наблюдатель.
– Это великолепно! История пулеметного дела еще не знала таких рекордов. Поздравляю вас, товарищ Дегтярев, начало хорошее!..
И действительно, этот успех был лишь началом испытаний.
Дав пулеметам короткий отдых и исправив повреждение, их облили водой и вновь открыли из них огонь.
Пулеметы Дегтярева и Токарева работали исправно. «Драйзе» то и дело заедал и в конце концов был совершенно снят с испытаний.
Но вот сделали перерыв. Пулеметы поставили на смазку, вытряхнули пыльные мешки.
– Стрельба продолжается! – раздалась команда.
И снова Дегтярев и Токарев ударили по щитам…
Уже побиты все рекорды по живучести, но оба пулемета продолжают работать.
Наконец их снова искусственно засоряют. Пулемет Токарева на этот раз начинает сдавать. У него все чаще появляются задержки, а пулемет Дегтярева работает, несмотря на пыль и засорение.
Но вот председатель комиссии приказывает прекратить стрельбу.
Федоров подходит к Дегтяреву и крепко, радостно трясет его руку.
– Василий Алексеевич, поздравляю вас! Победа, большая победа! Ваш пулемет сделал более двадцати тысяч выстрелов без единой поломки. Мне никогда не доводилось наблюдать такой стрельбы!..
Победа русской мысли
Успех пулемета Дегтярева на комиссионных испытаниях в Москве еще нельзя было считать окончательной победой конструктора.
По существующему положению пулемет должен был пройти полигонные и войсковые испытания. На полигонных испытаниях из пулемета стреляет не сам конструктор, хорошо знающий его капризы, а специальные стрелки-испытатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76