Прежде всего Петр Артемьевич позаботился о том, чтобы его зять был добрым казаком и исправно нес службу. Он купил ему коня, все снаряжение, и Василий Токарев отправился в родную станицу Егорлыкскую, где состоял в списках служивых. Егорлыкская находилась от станицы Мечетинской в двадцати шести верстах, и служба в ней для Василия была сопряжена с большими трудностями. Но перевестись из одного станичного общества в другое оказалось еще труднее.
В то время молодые казаки начинали воинскую службу с 17–18 лет. Первые четыре года они состояли в подготовительном разряде и жили дома, являясь на занятия лишь в определенные дни – три раза в неделю. Следующие четыре года они служили в полевом казачьем полку, а затем переводились на четыре года во вторую очередь (в запас). Наконец, на последние четыре года зачислялись в третью очередь, то есть жили в своей станице и могли быть призваны лишь по мобилизации.
Всего казаки числились на службе 16 лет, но фактически служили восемь, если учесть четыре года обучения. Остальное время находились дома, занимаясь хлебопашеством. Однако каждый из них обязан был держать наготове все свое снаряжение, коня и выезжать на проводимые атаманом время от времени смотры и поверки.
Каждый год для казаков второй и третьей очередей устраивались лагерные сборы. Казачьи полки должны были все время находиться в боевой готовности и по тревоге немедленно выступить к месту развертывания. Казакам не разрешалось менять места жительства или на долгий срок отлучаться из станицы.
Из этих правил не было исключения и для Василия Токарева. Жизнь в Мечетинской, а сборы и обучение в Егорлыкской сильно угнетали его. Однако он безропотно трудился «на степу» и нес службу, как подобает доброму казаку. Единственным утешением для него было то, что он жил на «своей» половине.
Со смертью Петра Артемьевича за управление хозяйством взялась теща Василия, Мавра Максимовна, женщина своенравная и упрямая. Она не очень-то жаловала зятя, но дочь, как единственное чадо, любила сильно и относилась к ней заботливо.
К тому времени у Василия Токарева уже была большая семья. Однако ни долгие годы жизни в Мечетинской, ни то, что он был прирожденным казаком и основным работником в семье, ему не давало права даже на земельный надел, не только на часть имущества, оставшегося от тестя.
Бесправное положение день ото дня становилось для него нестерпимым. Между ним и бабкой Маврой начались раздоры. Хозяйство тестя стало приходить в упадок: мельницу продали, кузницу забросили совсем. Однако она явилась хорошим убежищем для маленького Феди, которого мало волновали домашние неурядицы.
В кузнице после деда остались кое-какие инструменты, и Федя старался найти им применение. Его очень влекло к мастерству, но учиться было не у кого. Однако врожденные способности, пытливый ум и большая наблюдательность помогли ему на первых порах.
Когда Феде исполнилось семь лет, он самостоятельно сделал из дерева и жести маленький плуг, очень похожий на настоящий. Его изделие побывало в соседских дворах и получило одобрение не только малышей, но даже и взрослых. Похвала придала Феде уверенность, и он взялся за новую работу. Отыскав во дворе тяжелый красный кирпич, он стал из него вытачивать, высекать и выпиливать какую-то замысловатую игрушку. Кирпич оказался тверд и неподатлив, но Федя с удивительной настойчивостью продолжал работу, проводил за ней почти целые дни. Однажды он притащил свое сооружение домой и поставил на стол перед бабкой.
– Батюшки, церковь! – всплеснула руками богомольная Мавра и принялась хвалить внука.
Как-то, увидев у соседских ребятишек сделанную одним станичником мельницу с вращающимися крыльями, Федя очень увлекся ею и решил непременно сделать себе такую же, Он внимательно рассмотрел игрушку, приметил, что внутри мельницы сделаны толкачи, которые начинают стучать, едва завертятся крылья.
Придя домой, Федя облюбовал две дощечки от рассохшейся бочки и принялся за дело. Заготовив планки нужных размеров и бруски, он вспомнил, что у него нет мелких гвоздей, и побежал к бабке. Бабка была скупа, но все же Феде удалось выпросить у нее две копейки на гвозди. Мальчик сбегал в лавку и на несколько дней засел за работу. Вскоре мельница была готова. Но Феде недоставало краски, чтобы сделать свою игрушку похожей на мельницу станичника. Увидев, что мать стирает белье, он отсыпал из тряпичного узелка немного синьки и выкрасил свое изделие. Мельница оказалась грубой и очень неказистой на вид, но на ветру она махала крыльями и стучала толкачами. Федя очень гордился своим сооружением.
Оно и впрямь было недурно для семилетнего мальчика и говорило о его несомненных способностях, но этого никто не замечал. Отец был по горло занят работой и службой, бабка ходила за скотом и садом, мать по-прежнему не знала покоя от малышей. Жизнь текла своей обычной колеей, и до способностей Феди Токарева никому не было дела.
Неудачное начало
Прошел еще год. За это время Федя подружился с одним казачонком из зажиточной семьи и часто бегал к нему смотреть картинки в большой толстой книге. Там описывались события русско-турецкой войны и помещалось много интересных иллюстраций. Обидно было лишь от того, что ни Федя, ни его товарищ не знали ни одной буквы.
Однажды Федя пришел к всесильной бабке Мавре и решительно заявил, что хочет учиться.
– А какой тебе годик, Федюня? – спросила бабка.
– Восьмой пошел.
– Да ведь и правда, тебя учить пора.
– Я бы и к бате пошел, да он в лагерях.
– А зачем он нам, – строго сказала бабка. – Бог даст и без него управимся…
В первое же воскресенье, принарядившись и поймав во дворе большую жирную утку, бабка повела Федю в приходскую школу. Учитель оказался нездоров и поэтому особенно обрадовался бабке Мавре, так как слышал о ее знахарских способностях. Бабка действительно умела врачевать от многих болезней старинными народными средствами, и Федя не раз помогал ей заготовлять различные травы.
Определив, что учитель болен лихорадкой (так называли в простонародье малярию), бабка посоветовала ему принимать одно проверенное снадобье и очень скоро поставила учителя на ноги.
С сентября Федя начал ходить в школу. Это было для него огромной радостью: в то время из казачьих детей учились немногие.
Федя учился прилежно и очень скоро завоевал славу лучшего ученика. Однако это не обошлось без небольшой хитрости. Чтобы добиться бойкости в чтении, Федя под каждым словом делал рисунок, который обозначал это слово. Рисунки эти, конечно, были очень примитивны, но Федя легко узнавал изображенных им животных и предметы, и очень бойко «читал». Однако эти проделки заметил учитель – и Федя получил двойку за поведение. Он прекратил «рисование», стал заниматься усердней и закончил год в числе лучших.
Отец, дав ему книгу, велел читать вслух.
Федя, хотя и не особенно бойко, прочел несколько фраз.
– А считать умеешь? – спросил отец.
– Умею.
– Ну-ка, сосчитай, сколько зубов у трех лошадей, ежели у каждой по двадцати восьми?
– Восемьдесят четыре, – немного подумав, ответил Федя.
– Молодцом, Федька, превзошел науки! Больше казаку и не требовается, теперь будешь помогать мне по хозяйству.
– Батя, а как же с ученьем-то?
– Будя! – оказал отец и отправился по своим делам.
Переубедить его не удалось. Хотя отец служил когда-то в артиллерии, то есть в наиболее «ученых» частях, и до сих пор носил артиллерийскую фуражку, он непоколебимо верил, что для казака одной зимы учебы больше чем достаточно. Федя вынужден был оставить школу.
Между тем раздоры отца с бабкой усилились. Хозяйство пришлось разделить. Отцу Федора достались небольшой флигель, деревянный амбар и часть двора. Он отгородился от бабки тесовым забором и поставил свои ворота на другую сторону.
Теперь у Василия Токарева семья поредела – в живых остались лишь трое детей: Федя, маленькая Ульяна да взрослая дочь Наталья, которая жила с бабушкой.
Федор, лишенный школы, со все возрастающим интересом тянулся к ремеслу. По соседству с их флигелем находилась кузница, где работали два бывших солдата, Петр и Семен. Федор стал заглядывать к ним. Придет, станет у дверей и вопьется глазами в ловкие руки мастеров…
Рослый мальчик мог с успехом сойти за двенадцатилетнего. Его появление сразу же заметили кузнецы.
– Ты чего, малый, никак на коваля думаешь учиться?
– Хотел бы, да боюсь, прогоните.
– Может, и не прогоним, а вот отец, пожалуй, отдерет, да и нам спасибо не скажет.
– Нет, отец ничего… – нерешительно сказал Федя.
– Ну, коли так, оставайся…
Семен и Петр выполняли мелкие хозяйственные работы: выковывали крючья, скобы, ухваты, подковы, чинили замки, паяли кастрюли, делали различные женские украшения из олова и меди.
Для Феди все это было новым и интересным. Он жадно присматривался к кузнецам, вникал во все мелочи, учился их немудреному искусству.
Больше всего мальчику нравилось наблюдать, как Семен и Петр изготовляли перстни и кольца. Старая медная монета нагревалась в горне докрасна, как железо. Потом из нее выковывалась узенькая пластинка, при охлаждении принимавшая неприглядный черно-синий цвет. Такие пластинки загибались в кольца и спаивались желтой медью. Затем кольцам придавались различные фасоны, они обтачивались, полировались напильником, острым скребкам и, наконец, шлифовались трением о сухое дерево, пока не начинали блестеть как золото.
Перстни изготовлялись путем отливки из олова. А после полировались и украшались.
Федор довольно быстро овладел этим мастерством. Его собственноручные изделия пришлись по душе станичным девушкам, и в заказчицах не было недостатка.
Отцу раз попались на глаза Федины изделия, он нахмурился:
– Не казачье это дело…
– Тогда в школу пусти.
– Какая школа? Походил зиму и хватит, ты казак, а не генерал…
Встреча с оружейником
Весной 1882 года, когда Федору шел одиннадцатый год, семья Токаревых переехала из Мечетинской в родную станицу отца – Егорлыкскую.
Там Василий Токарев пользовался всеми казачьими правами и должен был получить земельный надел и участок для двора. Ему давно хотелось покончить со своим бесправным положением в Мечетинской.
Егорлыкская, старая и богатая станица, лежала на большой ростовской дороге, называемой казаками «шляхом».
Токаревым как раз и отвели место для двора рядом со шляхом, на краю станицы. Там, по обеим сторонам шляха, были раскиданы небольшие станичные кузницы, а одна из них даже оказалась на отведенном Токаревым участке, что очень обрадовало Федора. Он с нетерпением ждал, когда будет собран привезенный от бабки и сложенный в штабели двухкомнатный флигель, но дело это не двигалось. Семья Токаревых жила в амбаре у тетки (сестры отца).
С постройкой не торопились, так как первым делом следовало «обсеяться». Когда было покончено с севом, отец нанял двух плотников, и они быстро собрали флигель. Семья переехала в свой дом.
Федор тотчас же пошел навестить соседа-кузнеца. Поскольку кузница находилась на их участке, он надеялся на самый радушный прием. Однако стоявший у наковальни кузнец сердито окликнул:
– Зачем пришел? Делать тут нечего вашему брату. Проваливай!
Федор направился в другие кузницы, но и там его встретили не особенно ласково.
Лишь в конце лета он познакомился с веселым кузнецом, которого все в станице называли Васька-цыган.
Кузнец этот, красивый статный детина, был женат на русской женщине и давно уже вел оседлый образ жизни, слывя замечательным мастером. От отнесся к Феде радушно, похвалил сделанные им кольца и, узнав о желании мальчугана, ласково хлопнул его по плечу:
– Приходи, Федька, ко мне, когда хочешь. Учись, работай, денег с тебя не возьму!
Федя стал ходить в кузницу: делать кольца и серьги.
Занимаясь своим делом, Федя внимательно присматривался к Василию.
Однажды он по неловкости упустил в горн кусочек меди, который расплавился и помешал сварке железной шины, над которой трудился кузнец. Федя очень испугался, но, растерявшись, не сказал о своей оплошности.
Василий, взглянув на раскаленную шину, сразу догадался, в чем дело. Погрозив Феде кулаком, он незлобно выругался и тут же забыл об этом…
Как-то, придя в кузницу, юный Токарев увидел там незнакомого человека. Он сидел на скамейке и, посасывая трубку, тер озябшие руки. Незнакомец был небольшого роста, рыжеватый, с маленькой редкой бородкой, окаймлявшей худое, изможденное лицо.
Василий ловко и проворно ковал подкову, покряхтывая и разговаривая с незнакомцем.
Федя, поздоровавшись, стал в сторонке и начал прислушиваться.
– Славно ты работаешь, Василий, – говорил незнакомец простуженным голосом, – удали в тебе много и проворства. И мастер ты, видать по всему, первостатейный. А только вижу я, негде тебе проявить свое мастерство. Подкову сковать или шину сварить – небольшая наука!
– А чего же ты хочешь, – улыбнулся Василий, – чтобы я булатные мечи ковал?.. Может, и сковал бы, да заказчиков нет…
Незнакомец был тульским оружейником. Его выслали из родного города с «волчьим» билетом, за участие в революционных сходках. Поэтому он и не торопился рассказывать о себе. Закурив и пристально посмотрев на Василия, незнакомец продолжал:
– В этом и штука! Вот тебе бы к нам в Тулу, Василий. Там бы ты своим рукам применение нашел!
– На заводе спину гнуть – спасибо. Здесь я вольный орел. Хочу работаю, хочу нет! Я лошадей люблю, простор, волю. Там бы я зачах.
– Погоди, погоди! – неторопливо продолжал незнакомец. – Ты ведь не наездник теперь, а кузнец, мастер. А всякий мастер должен в глубь мастерства вникать, до высшей точки его доходить. У тебя тут какие дела? Оси для телег сваривать научился, вот и мастер! А в Туле, брат, такие мастера, что и рассказать нельзя…
– А ты чего же к нам забрел?
– Это уж другая статья. Наши тульские мастера испокон веков на Дон ходят. А почему – сам догадаться можешь… Живется нам, мастеровым, в Туле не больно сладко, а у вас народ богатый и все при оружии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76