Она, казалось, не удивилась тому, что он собирается улизнуть.
Большую пятикроновую монету Гей положил возле стакана с кефиром - плата официантке, а монету поменьше, с изображением девушки, сажающей дерево, подбросил на ладони.
- Автоматы, - она безмятежно кивнула, - там, в холле.
- Благодарю...
Монета была симпатичная.
Изображение женщины, которая сажает дерево.
Алина сажает дерево?..
Необычный для женщины символ. Прежде вполне хватало младенца, сосущего грудь, а позднее, по мере нравственного совершенствования человеческого общества, грудь прикрыли платьем, оставив лишь руки, голые не выше чем по локоть, и сверху для композиции присобачили голубя.
Он придвинул Алине второй стакан кефира, свой, нетронутый.
- Прошу вас, подождите меня, пожалуйста!
Она кивнула и взяла его стакан.
Гей глянул в сторону ниши.
Усатый следил за ними пристально.
- Я не уйду, - сказала она, - буду ждать сколько нужно.
Гей неожиданно ощутил потребность коснуться ладонью ее плеча.
В знак благодарности?
Наверное, да.
Он помнил, что именно эти слова: "Я не уйду, буду ждать сколько нужно", сказала ему Алина. Давно сказала. Много лет назад. Сразу после знакомства. И тогда он коснулся ладонью ее плеча. В знак благодарности.
Вот почему теперь он решил не делать этого.
Гей вышел в холл, опустил в щель автомата Алину, сажающую дерево, и тут же сквозь стеклянную дверь увидел Мээна.
Тот сидел на месте Гея и разговаривал с Алиной так, словно был давним ее знакомым, а может, и другом, и не исключено, что лучшим.
Из второго стакана, Геем оставленного, Мээн кефир допивал, и губы его были белы, как у клоуна.
Мээн смеялся.
Гей забыл про телефон, вернулся в зал, но к столу вплотную не посмел приблизиться, место свое занять, нарушить эту идиллию.
Он слышал их разговор.
- Я сразу поняла, что вы демон! - смеясь, говорила Алина, глядя на Мээна и не замечая Гея.
- Да, - подтвердил Мээн и круговым движением языка облизнул губы. Он был похож в эту секунду на варана. Гею казалось, что в следующее мгновение этот чудо-человек слизнет со стула и Алину. - Да, - повторил Мээн, опять язык показав, но без ущерба для Алины, и сказал: - Я демон. Демон архисовременный. Куда более широкого профиля, нежели демон, который был всего лишь музыкантом.
- И вы явились сюда, - говорила Алина как бы кокетливо, - чтобы выполнить некую миссию?
- Да, - кивнул Мээн. И он поманил пальцем Гея: - Ну, ты чего остолбенел? Я не собираюсь отбивать у тебя даму! - И он опять облизнул губы.
Гею пришлось придвинуть третий стул.
- Да мы тут про эволюцию толковали... - будто оправдываясь, сказал он и быстро глянул на Алину, ненавидя себя за такую растерянность.
- Я понимаю! - кивнул Мээн. - Так сказать, теоретические размышления на фоне реальной действительности... - Он посмотрел в сторону ниши, где свадебная компания сидела по-прежнему чин чина рем. - Кого приглашали в пророки-то? Реакционеров Сэмюэля Батлера и Эдварда Осборна Вильсона? Эх вы, космополиты... А еще народная интеллигенция! Да я сейчас в два счета сорву с них маски!
И Мээн пошел к свадебному столу.
Через пять минут они загалдели, кто-то крикнул: горько!
Мээн глянул на Гея и показал большой палец.
Да, он задал этот вопрос Бээну там, в Лунинске.
"И чем же все кончится?" - спросил Гей.
Бээн поначалу, похоже, не понял, о чем спрашивает его этот неуемный социолог, во все сующий свой нос, а потому ответ Бээна оказался на редкость многосложным, из двух вариантов состоящий: "Если не бардаком, то диалектикой жизни, или наоборот".
Ответ был сверхмудрый, что и говорить, и Гон возмутился, сказал Бээну, что такой сумбурный ответ не делает чести ему, руководителю ЛПК, и тогда Бээн, заметно смутившись, переспросил, что именно Гей в виду имел, и Гей пояснил, и Бээн, помедлив, нашел третий вариант ответа: СИЛЫ МИРА И ПРОГРЕССА НЕ ДОПУСТЯТ, сказал он, как прочитал по бумажке.
Это была последняя встреча Гея с Бээном.
Впрочем, так ли уж миру ничто не угрожало двадцать лет назад?
Вчера в самолете Гею случайно попал под руки американский журнал "Интернэшнл секьюрити", в котором ученый-историк Давид Розенберг из Хьюстонского университета, владелец секретных директив американских администраций в период между 1945 и 1960 годами, рассказывает о том, что "в соответствии с заложенными президентом Трумэном основами американской ядерной политики нанесение первого удара по Советскому Союзу" провозглашалось "первоочередной задачей" Соединенных Штатов. Уже в 1946 году Пентагон разрабатывал планы "осуществления наиболее эффективной атомной бомбардировки СССР".
"К осени 1947 года, - пишет Розенберг, - американские стратеги наметили сто городов в СССР в качестве мишеней для ядерных ударов", а в 1948 году "стратегическое авиационное командование США представило свой первый оперативный план, согласно которому подлежащие атомной бомбардировке объекты на территории СССР были избраны с главной целью уничтожения советского населения и лишь косвенно - индустриальных центров".
Далее он сообщает:
"В апреле 1950 года совет национальной безопасности (СНБ) США разработал специальный документ под названием "Эн-эс-си-68", который прямо предусматривал развязывание войны против СССР, чтобы "раз и навсегда покончить с коммунизмом". В целях создания наиболее благоприятных для США условий для начала такой войны документ предписывал принять самые энергичные усилия по сохранению за США монополии или же значительного превосходства в ядерных арсеналах".
"Начатое при президенте Трумэне, - принародно комментирует ученый-историк еще один сверхсекретный документ, - наращивание "ядерных возможностей США" было продолжено последующими американскими администрациями. В частности, в начале 50-х годов президент Эйзенхауэр в меморандуме государственному секретарю Даллесу цинично писал, что американское руководство при определенных обстоятельствах "может быть вынуждено" рассмотреть вопрос о том, "не состоит ли наш долг перед грядущими поколениями в том, чтобы начать войну в самый удобный для нас момент". В 1955 году Пентагон потребовал удвоения количества стратегических бомбардировщиков - в ту пору основных доставщиков ядерного оружия".
Дальше все пошло как по маслу.
Вслед за первыми космическими спутниками появились так называемые ракеты-носители, которые могли "носить" не что иное, как ядерные бомбы. Кстати, их стали чуть ли не кокетливо называть "головками". То есть "боеголовками".
Обыватель, которому все это не казалось тогда ужасным, с удивлением, достойным другого применения, вскоре узнал, что у одной ракеты уже несколько боеголовок.
Нечто вроде сказочного Змея Горыныча получалось.
Какая прелесть, не правда ли?
Ведь на каждого Змея Горыныча всегда находился добрый молодец, который ловкими ударами богатырского меча сносил одну голову за другой.
Однако чудовищных голов этих стало до того много, что доброму молодцу с ними уже не справиться.
Без того чтобы не потерять и свою буйную головушку.
Гей заказал еще пару стаканов кефира.
Его подмывало тут же, за кефиром, обсудить с шатенкой в розовом, то есть с Алиной, бесподобную формулу Евы.
НАДОПРОСТОЖИТЬ.
Учитывая философское содержание этой формулы, следовало для начала заказать хотя бы еще два стакана кефира, но, вместо того чтобы пригласить официантку, Гей чуть было не ляпнул: "А этих усатых мужчин, случайно, зовут не так же, как меня?" Идиотский вопрос, конечно. Тогда и впрямь свихнуться недолго. Три Алины - это куда ни шло, а вот чтобы еще и три Гея, один из которых был Эндэа, - это многовато даже для очень хорошей компании. Что и говорить, многовато. Чересчур. А если еще учесть, что один Гей сжег себя сегодня вечером...
Интересно, знает ли эта Алина об акте самосожжения Гея?
- Понимаете... - как бы даже смущенно сказала тут Алина. - Я подошла к вам вовсе не потому, что вы похожи на моего бывшего мужа. Иначе я могла бы подойти к вам еще в церкви. - Она усмехнулась. - Я уж не говорю о том, что рядом со мной все время был двойник мужа, тот, которого зовут Эндэа... Словом, к вам потянуло меня совсем другое...
- Что же именно? - спросил он ее нетерпеливо.
Она долго смотрела на него не мигая, словно решая про себя, а надо ли ему открывать свою душу.
Гей потупился.
Он гасил в себе сатанинское желание снова позвонить Георгию. Он волновался.
Ничего, разберусь и сам, сказал себе Гей отчаянно.
Она улыбнулась, посмотрела на стакан с остатком кефира и как бы отчаянно сказала:
- Ах, гулять так гулять! Я бы охотнее выпила теперь... Но не здесь, если вы не возражаете.
- Бокал коллекционного кваса? Уж не хотите ли вы спуститься в ночной бар?
- А если бы это желание возникло у вашей жены? Впрочем, нет. Успокойтесь. Это слишком банально. Я приглашаю вас к себе в номер...
Выигрывая время, чтобы прийти в себя, он как бы заинтересованно глянул на экран телевизора.
Там, как и догадывался Гей, пошла сцена совращения Адама Евочкой, женой Эндэа.
Они поменялись теперь местами.
Такие дела.
НАДОПРОСТОЖИТЬ.
И прежде чем они встали из-за стола, он сказал ей, как бы отвечая на ее приглашение:
- Надопростожить...
Сказал слитно, без какого-либо выражения.
Теперь, казалось, она онемела.
Минуту-другую смотрела на - него с испугом.
Затем, покосившись в сторону свадебного стола, тихо произнесла:
- Откуда вы это знаете?
- Теперь это знают все, - сказал он. - Вот, пожалуйста! - Он кивнул на телевизор. - Крупным планом лицо Адама. Человек размышляет. Чем же все это закончится...
И он вспомнил, как сказал эту же фразу Бээну.
Слитно. Как новейший неологизм.
Надопростожить, ну и так далее.
Дело было в последнюю его поездку к нему.
Обычно Бээн, встретив Гея в своем кабинете, снова садился за стол и молчал.
То есть перебирал на столе какие-то бумаги, звонил по телефону и отвечал на звонки.
То ли и впрямь был занят по горло, то ли изображал из себя по горло занятого человека - живой пример для КРАСНОЙ КНИГИ.
А тут, как бы нарушая ритуал встречи, совершенно неожиданно для Гея спросил:
- Ты как живешь-то?
- Просто, - брякнул Гей. - И вдруг выдал на одном дыхании: Надопростожитьпростожитьнадожитьнадопросто.
- Не понял...
Бээн глянул на него так, словно Гей собирался рассказать ему какой-то новый анекдот, который содержал в себе это странное слитное слово.
- Так ведь и я тоже не понимаю, - сознался Гей.
Бээн хмыкнул.
И слегка улыбнулся на всякий случай.
Возможно, Бээн подумал, что это была новая столичная шутка.
Кто их знает, этих научных работников!
И Гей успел еще подумать о том, что историк Дэвид Розенберг из Хьюстонского университета был не совсем точен. О войне между СССР и США было сказано уже через десять дней после победы над Германией. И сказал об этой войне государственный секретарь США Джозеф Грю: "Если что-либо может быть вполне определенным в этом мире, так это будущая война между СССР и США".
Такие дела.
3 ноября 1945 года. США. Комитет начальников штабов. Доклад No 329 Объединенного разведывательного комитета: "Отобрать приблизительно двадцать наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР".
Это были города: Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль.
Позднее на Москву предписывалось сбросить 8 атомных бомб.
Восемь Хиросим в одной только Москве.
Thank you, господин президент!
Они встали из-за стола, и Гей заметил, что свадебная компания не обращает на них никакого внимания.
Мээн спич произносил...
Еще не сделав и шага, придвигая к столу тот стул, на котором сидела Алина, Гей тихо спросил ее:
- Можно предложить вам руку?
Он почему-то вдруг решил, что просто так, машинально как бы, хотя и с почтительностью, которая была бы, разумеется, проявлением хорошего тона, предложить ей полусогнутую в локте руку, предложить без специального на то разрешения Алины сейчас ни в коем случае нельзя.
Почему-то ему пришло в голову, что с этим жестом как таковым, вполне интеллигентным в его исполнении - это уж он гарантирует, у Алины связано нечто такое, что омрачило бы ее теперь, если об этом напомнить ей самим жестом.
Черт его знает, с какой стати взбрела ему в башку такая нелепая мысль!
Но дело сделано - мысль явилась, в ход по сигналу серого вещества пошли слова, не менее серые.
Следовательно, Гей тут же и спросил Алину, можно ли предложить ей руку.
То есть подставить свою полусогнутую в локте руку так, чтобы ей удобно было мягко, слегка, почти не касаясь рукава пиджака, обхватить его полусогнутый локоть своей рукой, ладошкой, кистью, ну да вы знаете, как это делается.
Вот он и спросил на всякий случай, можно ли предложить ей руку - именно в этом смысле, в каком же еще!
Однако Алина, беря со стула свою сумочку, напряженно замерла, услышав это короткое и простое: "Можно предложить вам руку?"
Он даже на расстоянии почувствовал, как напряглась она, будто вся окаменела, не говоря уже о той руке, о левой, разумеется, под ладошку и кисть которой он собирался вполне светски подставить свою полусогнутую в локте руку.
- Что с вами? - еще тише спросил он, пододвигая под стол и тот стул, на котором сидел сам, делая это не столько ради хорошего тона, сколько для того, чтобы хоть как-то оправдать эту паузу в глазах свадебной компании. - Я спросил, не хотите ли вы, пока мы идем по залу, взять меня под руку... удобно ли вам это будет... только и всего...
- Господи! - вздохнула она с облегчением и улыбнулась, расслабилась, тут же подхватила - слегка, мягко, естественно, как и предполагалось, - его под левую руку, которую он, конечно, еще не успел полусогнуть в локте.
Более того. Гей не успел переложить Красную Папку под правую руку!
И Красная Папка оказалась между ними.
Словно гарант их вечного союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56