Главный правитель, флотский офицер Чистяков, отстроил для себя большой дом на Камне-Кекуре – там, где стоял когда-то под дождем индейских стрел Александр Баранов.
Аптека, госпиталь, контора, квартиры чиновников были размещены в новом двухэтажном доме. В порту возвели новую пристань, так как старая была источена червями.
В Средней крепости стучали молоты, шумело пламя в горнах. Медные и бронзовые мастера из креолов лили колокола для продажи в Калифорнию, ковали сошники для земледельцев Сан-Франциско и Санта-Роза. В Ситке был свечной завод, сало для него привозили из Калифорнии.
На полках новоархангельской библиотеки стояло полторы тысячи книг на русском, французском и английском языках. Были и шведские, голландские, испанские, итальянские издания. Там бережно хранились письма Н. П. Румянцева, П. А. Строганова, П. В. Чичагова и других русских деятелей, которые в разное время писали на Большую Землю. Будущие мореходы изучали здесь чертежи кораблей, присланные П. В. Чичаговым. Два ситкинских художника начали писать картины под влиянием образцов из России, которые привезли Крузенштерн и Лисянский на Кадьяк, а потом доставили в Ситку в покои Баранова. Построили в Новоархангельске и арсенал; в нем, кроме обычного оружия, хранились и редкости – булатные клинки, персидские ятаганы, сабли с эфесами, украшенными самоцветами, отделанные серебром пистолеты.
Десять парусных кораблей входило во флотилию порта Новоархангельск. Население города составляли 813 человек, в числе их 309 русских, остальные были креолами, алеутами, эскимосами, индейцами. Население всей Русской Америки в то время исчислялось в десять тысяч человек. Крещеные индейцы ходили в церкви, а церкви и часовни были на Кадьяке, в Новоархангельске, на Уналашке, в форте Росс, на островах Прибылова и на побережье Кенайского залива.
Аляска стала походить на ту Славороссию, о которой мечтали Шелихов и Баранов. Со стен крепостей гремели салюты в честь кораблей, по Новоархангельску расхаживали моряки и военные – всегда в мундирах. Индейские и эскимосские тойоны носили русские мундиры и сюртуки.
Каждое утро над Новоархангельском взвивался флаг, горнист играл «зорю». Когда сгущались сумерки, по крепости и по селению ходила ночная стража. Артиллеристы были всегда наготове у своих каронад, единорогов и фальконетов. На случай тревоги были припасены ракеты, которые изготовлялись в Ситкинском адмиралтействе.
Умножалось и крепло племя отважных и выносливых людей Аляски – русских креолов. Их было свыше тысячи. Мореходы, мастеровые, лекарские помощники, канцеляристы, звероловы – вот кем были креолы. Уже известный нам креол А. Климовский, открыватель реки Медной, был командиром русского корабля. Устюгов делал съемки и искусно чертил карты. Александр Кашеваров, потомки которого и поныне живут в Ситке, был старшим штурманом на корабле «Елена». На свою родину – Большую Землю – креол Кашеваров приплыл на «кругосветном» бриге. В пути он побывал в Австралии и нанес на карту четыре неизвестных до того острова в Маршалльском архипелаге. Возвратившись на Аляску из Петербурга, где он учился, Кашеваров с тех пор посвятил свою жизнь службе в Русской Америке.
Иноземные открыватели в описываемое нами время несколько раз посетили воды Аляски. Русская Америка видела капитана Фредерика Бичи и лейтенанта Эльсона. Бичи зимовал в заливе Коцебу, положил на карту острова Диомида. Лейтенант Эльсон исследовал мыс Барроу, определил его положение, правда с ошибкой в счислении. Мыс Барроу с легкой руки Эльсона считался очень долго самой северной точкой материка Америки, пока не было точно определено положение мыса Мерчисон. Для наших предков мыс Барроу был северной границей Русской Америки. Джон Франклин во время своего похода сушей от устья Макензи почти достиг области мыса Барроу.
То и дело у берегов Нового Света появлялись «кругосветные» корабли из Кронштадта. Их днища были покрыты ракушками Океании, их паруса лишь недавно полнились ветрами Австралии, а трюмы еще сохраняли запах благоуханных грузов, взятых на Гаваях и Каролинских островах. Новоархангельск встречал «Предприятие», офицеры которого делали точную съемку входов в Ситкинский порт. Против крепости Новоархангельск стоял транспорт «Кроткий», на борту которого находился Федор Матюшкин. Пушкин писал ему напутственные стихи перед этим походом. Каждый из кронштадтских кораблей оставлял какой-то след в жизни Русской Америки. Немало потрудились люди «Сенявина», когда Федор Литке посетил Уналашку, Прибыловы острова, Новоархангельск, остров Св. Матвея, Командоры.
Впервые был научно исследован остров Св. Матвея – маленькая морская земля, населенная песцами и белыми медведями. Он был необитаем, ибо даже передовщики Баранова не могли там выжить.
Флаг Российско-Американской компании развевался над островами Прибылова, где начальствовал седой сподвижник Баранова. С ним жило восемьдесят стражей несметных богатств островов. К 1828 году там было добыто три миллиона котиковых шкур.

«...С самой Бразилии не видели мы картины, столь приятной и веселой. Ни пожженные палящим солнцем горы Чили, ни угрюмые, хотя и великолепные леса ситхинские не представляют ничего подобного».

Так писал Литке об Уналашке, острове, где шумели и сверкали водопады, а над дикими каменными горами владычествовал Макушинский вулкан. Когда-то он венцами пламени приветствовал Баранова во время прихода его в Новый Свет. Литке принадлежит честь первого исследования вулкана на острове Уналашка. На острове Ситка офицеры «Сенявина» делали астрономические и метеорологические наблюдения.
В Новоархангельске был обычай: как только «кругосветный» корабль заходил в гавань, его тотчас же окружали челноки индейцев. Индейцы-колоши устремлялись на корабль, тойон произносил приветственную речь, воины племени ситка начинали пляску с кинжалами на шканцах судна. Потом индейцев кормили рисовой кашей с патокой и ромом. Тойон Наушкет с набитым кашей ртом начинал хвастаться, что он недавно крестился. Бахвальство тойона привело к тому, что главный правитель Русской Америки однажды всенародно вразумил тойона, объяснив ему «всю трудность обязанностей христианина». Но Наушкет продолжал бахвальство, выбирая наиболее благодарных слушателей – русских матросов, может быть, впервые видящих воинов из племени Ворона.
Моряки со шлюпа «Моллер» – гости Аляски – делали съемку побережья Северо-Западной Америки. Один из приезжих геологов собрал образцы горных пород острова Баранова. «Кругосветчики»-штурманы описывали Нортонов залив. Все это происходило в 1825-1830 годах. В чертежных Петербурга одна за другой рождались карты Русской Америки и ее морских вод.
Не сидели сложа рук и новоархангельские и кадьякские исследователи. В 1826 году они закончили опись побережья Америки от горы Св. Ильи до пролива между Ситкой и материком. Кто-то из служащих Российско-Американской компании проник в загадочную пещеру на острове Атка и нашел там мумии со сложенными на груди руками. Так впервые был открыт обычай погребений у алеутов.
Только лет пятьдесят спустя этнограф Альфонс Пинар научно исследовал великолепные пещерные мавзолеи алеутских китобоев на Шумагинских островах. Там были тоже найдены мумии, похожие на мумии Перу. Но первым открывателем пещер-усыпальниц был какой-то неведомый байдарщик из Новоархангельска или с Кадьяка. Кто-то из русских узнал, что материковые индейцы Аляски воздвигают памятники в честь знаменитых людей своего племени, сообщил об искуснейших индейских мастерах, резчиках статуй из дерева. Русские люди, выявляя богатства Аляски, не забывали и об изучении жизни племен Нового Света.
Наступает 1829 год, и креол Федор Колмаков с тобольской винтовкой за плечами, с мешком медных крестиков плывет на байдаре в глубь Аляски. Путь его лежит сначала по реке Нушагак, потом он минует область озер и плывет по Кускоквиму – младшему брату великого Юкона. В глубине индейской страны Колмаков отыскал устье бобровой реки Квыгым. Оно находилось на правом высоком берегу Кускоквима; левый берег был ровен. На этом ровном берегу, прямо против устья Квыгым, и решил обосноваться Колмаков. Он не умел делать счислений, и только позднейшие исследования определили положение Колмаковского редута – 61°34'02" северной широты. Вокруг лежали прекрасные луга, вдалеке синели высокие горы; с них низвергались быстрые потоки. Редут был основан не сразу; на первых порах Колмаков построил «одиночку» при устье Хулитпака, на том же Кускоквиме. Он оставил там креола Лукина и стал присматриваться к индейцам. Одному из тойонов Колмаков выдал в знак дружбы медаль с надписью «Союзный России». «Одиночка» начала торговлю с индейцами, ее маленький гарнизон осмотрел несколько притоков Кускоквима. Так русские осваивали эту богатую реку.
В эти же годы эскимос Феофан Утуктан ходил от Юкона до Ледовитого океана и достигал мыса Барроу. Он составил карту, которая впоследствии очень пригодилась Александру Кашеварову.
Лукин помогал прапорщику Васильеву, когда тот бесстрашно углубился в пустыни Нового Света. Отряд прошел через пороги реки Нушагак, исследовал озеро того же названия. Он хотел пройти через горный хребет в долину Кускоквима, что удалось Васильеву лишь весной 1830 года. Из одиннадцати человек, сопровождавших его, у Васильева остались только четверо да верный Лукин. Индейцы считали дальнейший поход невозможным. Суровые воины в плащах, вышитых красными узорами, с длинными копьями, не раз омытыми в медвежьей крови, сказали Васильеву, что его ожидает гибель. Он пытался идти к истокам Кускоквима один, но возвратился лишь из-за того, что боялся утраты своих драгоценных записей. По свидетельству современника прапорщик корпуса флотских штурманов Васильев проявил в этом походе «храбрость и явное презрение к смерти...». Этим он покорил сердца индейцев. Они помогли ему вернуться в Александровскую крепость. Я счастлив, что мне довелось найти в архиве донесения бесстрашного штурмана Васильева. Штурман Чернов делал съемку гаваней в Чугачском и Кенайском заливах, но это были уже прочно обжитые русские места.

VI

Кириллу Хлебникову, кунгурскому купцу, приятелю Завалишина, идет уже шестой десяток. Он почти тридцать лет служит Российско-Американской компании. Грамотей-самоучка читает творения Бекона и учит испанский язык. Отцы францисканцы, калифорнийские коменданты и пылкие кабальеро в бобровых шляпах хорошо знают этого частого гостя испанских миссий. Хлебников в 30-х годах считал, что он не менее пятнадцати раз плавал по заливу Сан-Франциско на лодках и алеутских байдарах. Во время одного из таких плаваний кожаную байдару прорвало, и путешественник едва добрался до якорной стоянки, где его спасли матросы с корабля.
Однажды новоархангельский корабль, на котором находился Хлебников, стоял на рейде Сан-Франциско. В полночь раздались громовые удары, поднялись огромные волны, зловещее зарево осветило Золотые Ворота и Русскую гору. Вулкан к востоку от залива извергал пламя и лаву. Русский корабль бросало во все стороны, добротные мачты из исполинской ели трещали и были готовы обрушиться. Утром русские узнали, что в миссии Сан-Франциско расселись стены домов. В другой раз, когда Хлебников выходил на бриге «Головнин» из Монтерея в Санта-Крус, налетел такой жестокий ветер, что бриг сразу потерял якоря и канаты и лишился управления. Хлебников вспоминал потом о страшном сознании гибели, которое пришло к нему в те мгновения, когда он особенно отчетливо увидел светящихся медуз в совершенно черных водах. Но Нептун был милосерден к Хлебникову во время его скитаний по Калифорнии.
Однажды он был принят в келье падре Филиппа Аройо, ученого монаха миссии св. Иоанна Крестителя. Над черепичными кровлями миссии, над кипарисами кружились стаи колибри с пламенными зобами, музыканты-индейцы играли на испанских гитарах, позванивая ржавыми кандалами, а падре Филипп показывал Хлебникову грамматику и словари языка калифорнийских жителей, которые он составлял восемнадцать лет. Хлебников прилежно собирал рукописи подобного рода. В его архиве, еще никем не изученном, по сие время лежат рукописные словари наречий индейцев Аляски и Калифорнии.
Кирилл Хлебников прилежно изучал Калифорнию. Он описывал жизнь и быт католических миссий – Сан-Рафаэль, Санта-Клара, Сан-Хозе, Санта-Крус... Всех миссий в округах Монтерей и Сан-Франциско было не менее двадцати. Самой богатой по количеству рабов-индейцев была миссия Сан-Хозе; на ее пашнях и в садах работали 1700 невольников. Санта-Клара имела 1400 индейцев. Миссию Сан-Франциско можно было считать захудалой, ибо в ее владении находилось лишь 400 индейцев. Самые богатые миссии стояли в черноземных долинах, где пшеницу сеяли в декабре, а урожай ее был сам-25 – сам-30...
Отцы францисканцы торговали сырыми воловьими шкурами, салом, вином, бобрами. Сто восемьдесят тысяч голов крупного рогатого скота паслось в те годы на тучных лугах Калифорнии. Бобров для монахов добывали индейцы.
В числе богатств Калифорнии, которых не могли или не хотели разрабатывать испанцы, была соль. Соль! Как была нужна она не только Аляске, но и Камчатке. Поскольку испанцы ленились сами добывать соль, Хлебников решил начать русский промысел в Калифорнии. Он поехал в Монтерей...
Столица Калифорнии к тому времени вовсе захирела и напоминала русский заштатный город. Новый губернатор обеих Калифорний, прибывший из Мексики, пожелал перенести свою столицу в более уютный город Сан-Диего. Однако комиссар обеих областей Калифорнии все еще находился в Монтерее – в той же убогой крепостице Президии, прикрытой земляным валом. Берега бухты были похожи на кладбище исполинов; всюду белели кости китов, сюда приходили китобойные корабли со своей добычей. В городе еще оставалось семьдесят конных солдат, двадцать пять пушкарей и четыреста женщин.
Хлебников долго убеждал монтерейского комиссара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30