Во Вроцлаве он один, родители живут где-то возле Вадовиц. Занимает в Карловиче один этаж особняка. Пожалуй, он довольно симпатичный. Такой вполне может понравиться. Любезен и предупредителен необычайно, но со странностями. Не переставая говорит о своей семье и о боксе. На другую тему ему сказать нечего. Кого-то он мне напоминал, но кого?
Иренеуш проводил меня до дома. По дороге он предложил в субботу снова пойти с ним в кино. Я согласилась.
– Что ж ты со свидания пришла такая невеселая? – Пани Дзюне очень хотелось, чтобы я поделилась с ней. – Как время провела?
– А я и сама не знаю, пани Дзюня. Он вроде ничего парень, но есть в нем что-то неприятное. Рассказывает о чем-нибудь, а сам смотрит в сторону… К тому же у него усы! Это ужасно! И улыбка кривая.
– Да, видать, шансов у него не много. Не сумел он тебя покорить с первого взгляда. Либо он и в самом деле совсем неинтересный, либо ты не в себе после этих Свебодзиц. Послушайся моего совета: пригласи его к нам. Кавалер должен за барышней заходить и приводить обратно домой. Так еще моя мама говорила – и была права.
– Товарищ Дубинская переходит на другую работу? – удивилась сотрудница отдела кадров. – Ничего об этом не знаю.
– Заявление было подано в срок, две недели назад. Предупреждаю: с завтрашнего дня я забираю ее к себе! – заявил начальник нового предприятия.
Препирались они довольно долго и резко. Наконец к часу дня я получила расчет и быстро собрала все необходимые подписи. Жаль было время терять.
– До свидания! С вами я больше не вожусь. Спасибо за все, – попрощалась я с сотрудниками.
– Пока, Катажина! – закричал мне вслед заведующий. – Смотри, не подкачай там. Не забывай, что работала в интендантстве – наша марка солидная.
На новом месте обстановка была совсем другая. Там не было важных чиновников, не было начальников, которые бы степенно шествовали из комнаты в комнату. Люди двигались быстро. Все были заняты делом. Называлась организация чрезвычайно длинно: Городская инженерно-строительная контора министерства восстановления , сокращенно это звучало забавно: ГИСКМИНВОС. ГИСКМИНВОС ведет строительные работы общего характера; ГИСКМИНВОСу требуются специалисты. В каждом номере вроцлавской газеты «Пионер» печатались объявления ГИСКМИНВОСа.
Образовался ГИСКМИНВОС в результате слияния нескольких частных предприятий и сейчас находился в процессе реорганизации. Посвященные утверждали, что процесс этот продлится, по крайней мере, до конца года. А потом начнется настоящая работа в нормальных условиях.
Я работала в отделе организации производства. Пока дел у меня было мало: я немного печатала на машинке, разбирала почту, оформляла документы, составляла какие-то списки. В чем конкретно должна была заключаться моя работа, я не очень ясно себе представляла.
Бывшие владельцы предприятий, из которых был создан ГИСКМИНВОС, предъявляли нам много претензий. Из-за этого возникали серьезные недоразумения. Мы ждали конца реорганизации, чтобы все, наконец, встало на свои места.
Люцина уехала в отпуск. Перед отъездом она долго объясняла мне, что отпуск только тогда будет полноценным, если его провести в пансионате. У «них», то есть у управления безопасности, есть пансионат возле Еленей-Гуры, в Берутовицах. Там она будет жить и питаться, и все это даром. Даже дорога бесплатная.
Мама все увереннее входила в свою новую роль. Зарабатывала она прилично. Стефан – так она теперь звала своего шефа – оказался человеком серьезным и верным своему слову. Иногда они вместе ходили в кино или в ресторан; мама в таких случаях страшно смущалась. Я последовала совету пани Дзюни, и мой новый знакомый, Ирек, стал бывать у нас дома.
Каждую субботу мы с ним отправлялись в кино или на танцы. Ирек великолепно танцевал, костюмы сидели на нем безупречно, и вообще он всем нравился. В будние дни мы встречались, главным образом, после работы на пляже.
– Признайся, Катажина, ты влюблена в Ирека или нет? – время от времени задавала мне один и тот же вопрос пани Дзюня.
– Нет! Нисколечко! – уверенно отвечала я. – Мне приятно с ним танцевать, вот и все. Я вовсе не хочу, чтобы между нами было что-то большее.
– Да, я вижу, он тебе безразличен. Иначе бы ты пела. Влюбленная молодая девушка, услышав такой вопрос, покраснела бы до корней волос. А маме Иренеуш нравится. Она мне вчера сказала, что мечтает поскорее увидеть тебя под венцом.
– Жаль, что она мне этого не сказала, я б ей ответила: спасибо, и тебе того желаю. Что ж это, сперва бабка, а теперь и мама захотела выдать меня замуж? А ведь, казалось бы, обе должны мне добра желать. Только ничего из этого не выйдет. Не для того я сама устраивала свою жизнь, чтобы кто-то другой принимал за меня решения. Может быть, когда-нибудь я влюблюсь и выйду замуж, но, уж конечно, не за Ирека. У него фантазии ни на грош.
– А если он неинтересный, зачем ты с ним встречаешься? – вмешалась Данка.
– Попала в точку. Я сама над этим задумывалась. Мы с ним ходим в рестораны. Я теперь могу общаться с разными людьми. Плачу я, разумеется, за себя сама. Мы танцуем, ужинаем, снова танцуем и возвращаемся домой. А может, все дело в том, что «на безрыбье и рак рыба»?
– А о чем вы говорите? – не унималась Данка.
– Мы все больше молчим и глядим по сторонам. Вы не представляете, как много люди пьют. В прошлый раз за соседним столиком сидела большая компания. Когда мы пришли, они были уже здорово пьяны. Потом они все перессорились. Мужчины вышли, а женщины стали хватать все, что оставалось на столе. Велели принести бумагу и все подряд в нее сгребли. Гуся, салаты, масло. Позор! Странно иной раз люди развлекаются. А с Иреком можно только танцевать, разговор у нас как-то не клеится. Он все принимает всерьез, чувства юмора у него ни на грош. Читает только спортивные газеты. Даже от «Пшекруя» его клонит ко сну.
– Может быть, он не очень умный? – предположила Данка. – Впрочем, мне он понравился, хотя я видела его всего два раза.
– Он всем нравится. А вот ума у него в самом деле маловато. Да что зря говорить, пора кончать это знакомство. Оно уже становится тягостным.
– Не преувеличивай, – взволнованно вмешалась пани Дзюня. – Парень он приличный, не пьет, не курит. Во всем тебе уступает. Да ты, если захочешь, веревки из него будешь вить. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Запомни это.
Я поняла, что никто моего мнения об Иреке не разделяет, и перестала говорить на эту тему.
На доске у самых дверей нашей конторы висело написанное крупными буквами объявление:
Партийное бюро уведомляет членов Польской рабочей партии, что очередное собрание состоится такого-то числа в такое-то время. На повестке дня: обсуждение международного положения, организационные вопросы и прием новых членов.
Я так и остановилась. С плаката на меня глядело серьезное лицо Янковского. Мне казалось, я слышу слова: «Всего одна автоматная очередь».
Янковский! Уже год прошел с тех пор. Я постепенно забывала о том, что произошло в Свиднице. Надо бы с кем-нибудь поговорить об этом. Но с кем? Я как-то обмолвилась насчет ППР в Красном Кресте, но на меня так посмотрели, что слова застряли в горле. Единственный человек, с которым я могла бы поговорить откровенно – Люцина, – скрыла, что она член партии, а потом, когда невольно проговорилась, так на себя рассердилась, что больше мы этой темы не касались. Порой мне ужасно хотелось расспросить ее, но я сдерживалась. Мне казалось, что Люцину угнетает собственная скрытность, но я твердо решила ни о чем не спрашивать. Так ей и надо, этой польке и католичке! Помог мне случай. Мой новый начальник, пожилой человек с изборожденным морщинами помятым лицом завел однажды такой разговор:
– ППР, ППС, ПСЛ – столько партий, столько всевозможных организаций! На каждом шагу политика. Никак не могу во всем этом разобраться. К чему эти партии? Все равно все они подчиняются ППР. Говорят, именно это и есть демократия, а по мне, это сплошная неразбериха. Даже зло берет. А ты, Антось, что скажешь?
Антось, главный механик, время от времени заглядывал к нам по делам службы. На этот раз он промолчал, явно не желая поддерживать разговор.
Тогда я отважилась вмешаться:
– Простите, а вы к какой партии принадлежите?
– Я!.. Да ни к какой! И горжусь этим! Целую жизнь прожил и ни к какой партии никогда не принадлежал. И, как видите, до сих пор всегда оказывался прав. Теперь те, что были в «Стрельце», «Озоне» или ББСП, попали в черный список. А там, глядишь, настанут времена, когда туда же попадут и члены других нынешних партий.
– А в ППР много членов? – набравшись смелости, я продолжала расспрашивать.
– О!.. Да вот перед вами член партии, – начальник охотно продолжал разговор. – Я его с детства знаю, хороший парень, только очень уж беспокойный. Так что вы с ним поосторожней, он партийный.
Главный механик улыбнулся, будто последние слова вовсе не к нему относились, а когда заведующий кончил, спокойно сказал:
– Ну что вы, пан Кароль, рассказываете, можно подумать, вам наша теперешняя Польша не нравится. А что касается черного списка, вы же сами знаете, мир на месте не стоит. Польская рабочая партия у нас в стране самая прогрессивная. За ее будущее я спокоен. И нечего махать рукой, я знаю, что вы хотите сказать: никогда, мол, неизвестно, что на самом деле прогрессивно. Однако идеология общественной справедливости существует и будет существовать вечно…
– Но ведь методы, методы важны! – воскликнул начальник.
– Что ж поделаешь, для эволюции у нас нет времени. Приходится, к сожалению, принимать решительные революционные меры. И вам это хорошо известно, вы же нас поддерживаете.
– За меня прошу не высказываться, – перебил начальник пана Антося. – Нравится мне все это или не нравится, еще видно будет, программа у вас прекрасная, но, увы, пока только на бумаге. А мне в жизни пришлось хлебнуть лиха, так что я придерживаюсь правила: «Тише едешь, дальше будешь». Посмотрим, что получится на деле. Я не говорю ни да, ни нет. Время покажет.
– Уже показывает, – удалось вставить Антосю. – Сельскохозяйственная реформа, национализация промышленности. Убедительные факты! Конкретные результаты.
– Э-э-э, чего только не сделаешь для рекламы! Чужое делить да национализировать – дело нехитрое. Каждый сумеет. Это еще никакие не доказательства. Посмотрим, что получится из этой демократии. Для меня лучше демократии ничего быть не может. Я – «за». Но у меня пока еще есть время. Увижу все своими глазами, тогда охотно признаю вашу правоту.
– Э, с вами не столкуешься! Перед сельскохозяйственной реформой вы говорили, что она вас убедит, теперь снова что-то придумываете! – взорвался Антось.
– Ага! Вот я и добился своего – разозлил вас. Мы же с вами не первый день знакомы и отлично друг друга понимаем. Я согласен, у нас демократия. Хотите расписку?
Оба весело рассмеялись, а я перестала задавать вопросы. Когда же пан Антось вышел, я побежала вслед за ним и остановила его в коридоре.
– Извините… Меня это очень интересует. То есть Польская рабочая партия меня интересует. Мне кажется, я тоже прогрессивная. Не могли бы вы дать мне что-нибудь почитать насчет ППР? Какие у них задачи, что они делают и вообще… Мне бы хотелось узнать поподробнее.
– У нас есть брошюры. Сейчас я вам принесу.
Вскоре он вернулся с несколькими тоненькими книжечками. Начальник притворился, будто ничего не видит, нарочно полез в нижний ящик письменного стола. Я просмотрела названия: «Устав Польской рабочей партии», «История рабочего движения в Польше», «Борьба за новое хозяйственное направление», «Союз рабочих и крестьян».
Я захватила брошюры домой, не подозревая, какую бурю это вызовет.
Тот день никак нельзя назвать скучным или однообразным. Только я пообедала, как в передней залился звонок, оповещая о прибытии первого гостя. Люцина вернулась из отпуска и пришла нас навестить.
Вместе с ней – загорелой, отдохнувшей, сияющей – в квартиру ворвалось лето… Впрочем, нет, не в том дело. Люцина влюбилась. Это сразу и безошибочно определила пани Дзюня.
– Видим, видим, отпуск пошел тебе на пользу. Скажи только, хочешь ли есть, и мы готовы тебя слушать хоть всю ночь! – обрадованно воскликнула я.
– Спрашиваешь! У вас, конечно, как всегда, можно чего-нибудь перехватить.
– Да? Интересно, – с расстановкой произнесла пани Дзюня. – Очень интересно! У тебя есть аппетит? Влюбленные должны жить одной любовью.
– А откуда вы знаете, что я влюблена? Неужели до Вроцлава дошли слухи?
– Деточка, когда проживешь на свете столько лет, сколько я, и прочитаешь столько книг о любви и не только о любви, тоже будешь в миг угадывать такие вещи.
– Все правильно! Я влюблена! Через две-три недели свадьба, а потом я сразу уезжаю из Вроцлава.
– Люцина! – испугалась я. – Люцина, да ты не больна ли, может, у тебя жар? Признайся, что пошутила. Влюбилась, и прекрасно, очень за тебя рада. Но зачем же очертя голову выскакивать замуж? Зачем уезжать из Вроцлава? Ни за что не поверю. Ты нас разыгрываешь, ты шутишь!
– Да нет же! Серьезно! Я выхожу замуж, все уже решено.
Постепенно, слово за словом, мы вытянули из Люцины, что со своим будущим мужем она познакомилась на улице в Еленей-Гуре, что он отвез ее в Берутовицы и все две недели они провели вместе. Он из Валима, у него там домик, и вообще жизнь прекрасна.
– Погоди! Ты же его совсем не знаешь. Как можно доверяться незнакомому мужчине! Может быть, он вампир?
– Вампир! Колоссально! – расхохоталась Люцина. – Я должна ему об этом рассказать. Юзек – вампир. Да он, боюсь, и мухи в жизни не обидел. Откуда у тебя эти странные мысли? Мне бы такое и в голову не пришло.
Легкомыслие Люцины очень меня огорчило. Пропадет человек ни за что из-за какой-то темной личности. Ее жених не вызывал у меня никакого доверия – разве порядочные люди делают предложение едва знакомым женщинам? Я лихорадочно соображала, как бы отговорить Люцину от этого безумного шага, и вдруг вспомнила о Збышеке. Может быть, это подействует?
– Ну, а как же Збышек? Сама говорила, что он тебе нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65