Когда я закончил свой рассказ, она недоверчиво спросила:— Так вы все это время знали о нас? О папе, обо мне и о наших неприятностях и...— Мы узнали о вас несколько месяцев назад. Не конкретно о ваших неприятностях, какими бы они ни были, нет, мы узнали лишь, что генерал Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не спрашивайте меня, кто это «мы» или кто я такой, потому что я не люблю отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего боится ваш отец. Мери?— Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но...— Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари, что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами, преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался.Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами?Подумав немного, она ответила:— Могу сказать вам точно. Все началось, когда мы отдыхали на нашей яхте «Темптрисс» у Вест-Индских островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке, когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода.Вы, должно быть, слышали об этом, — продолжила она печально. — Похоже, все газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто отвратительные статьи.— Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью — за идеальный?— Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью «желтой» прессы, — горько произнесла она. — Я не знаю, что нашло на маму — нам всем было так хорошо друг с другом, — но это лишь говорит о том, что дети никогда точно не знают, что происходит между родителями.— Дети?— Я образно говорю. — В ее голосе слышались усталость и подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. — Дело в том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой.Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. «Развод» — одно из этих слов.— А ваш отец не делал попыток примириться?— Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда есть деньги, это нетрудно организовать. — Упоминание о деньгах, наверное, направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285 миллионов долларов. — Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот.— Я тоже не понимаю, — согласился я, чуть ли не извиняясь. — Может, я тоже читал «желтую» прессу. Меня в этом деле интересует только связь с Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене?— Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение, которое отвлекло бы его от проблем, и...— И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства.Полагаю, Ройал появился позднее.Мери молча кивнула — казалось, она вот-вот расплачется. Слезы действуют на меня, но не тогда, когда у меня времени в обрез. А сейчас мне страшно не хватало времени. Потушив свет, я подошел к окну, открыл одну ставню и посмотрел в темноту. Ветер еще больше усилился, дождь бил в окно и ручьями стекал по стеклу. Но важнее всего было то, что небо на востоке посерело — приближался рассвет. Я закрыл ставню, зажег свет и посмотрел на уставшую девушку:— Как вы считаете, смогут ли они сегодня полететь на Х-13?— "Вертушки" могут летать практически в любую погоду. — Внезапно она встрепенулась:— А кто сказал, что сегодня кто-то собирается лететь?— Я говорю, — развивать свою мысль дальше я не стал. — Ну, а сейчас вы, может, скажете правду, почему вы пришли поговорить с Яблонски?— "Скажете правду"?...— Вы сказали, что у него доброе лицо. Может, и так, но это — чушь, а не причина.— Понимаю. Я ничего не скрываю, правда. Это потому, что я очень тревожусь. Я слышала о нем кое-что, что позволило мне считать...— Переходите к делу, — грубо перебил ее я.— Вы знаете, что в библиотеке установлены подслушивающие устройства в...— Я знаю о них, — терпеливо произнес я. — Схема установки мне не нужна.На ее бледных щеках появился румянец:— Извините. Я находилась в соседней комнате, где есть наушники, и, не знаю почему, надела их.Я ухмыльнулся: попался, который кусался.— В библиотеке Вайленд и Ройал говорили о Яблонски. Мне стало не до ухмылок.— Они следили за ним в то утро, когда он поехал в Марбл-Спрингз.Похоже, он пошел в магазин скобяных изделий, но они не знают — зачем.Я мог бы рассказать — зачем: ему надо было купить веревку, изготовить дубликаты ключей и позвонить по телефону, но промолчал.— Кажется, он провел в магазине полчаса, и тогда «хвост» пошел в магазин. Яблонски вышел, а «хвост» — нет. Он исчез. — Она слабо улыбнулась. — Похоже, Яблонски обслужил его.Не улыбнувшись, я тихо спросил:— Откуда они знают об этом? «Хвост» же не объявился?— За ним послали три «хвоста». Двоих он не заметил.Я устало кивнул:— И что дальше?— Яблонски пошел на почту. Я сама видела, как он входил туда. Мы в это время ехали с папой в полицию рассказать историю, на которой он настаивал: вы выбросили меня из машины, и я на попутных добралась до дома.Кажется, он взял книжку бланков телеграмм, зашел в будку, а потом отправил телеграмму. Один из людей Вайленда дождался его ухода, взял книжку, оторвал верхний бланк и доставил его Вайленду. Насколько я поняла, Вайленд работал с ним каким-то порошком и лампами.Даже Яблонски поскользнулся. Но будь я на его месте, я бы тоже поскользнулся — тоже подумал бы, что от «хвоста» избавился. Вайленд умный человек, может быть, даже слишком умный для меня.— Еще что-нибудь слышали?— Очень мало. Насколько я поняла, они проявили большую часть текста, но не поняли его. Думаю, он был зашифрован, — она замолчала и, облизнув губы, продолжила:— Но адрес был написан нормальным языком, конечно.— Конечно, — я подошел к ней поближе и посмотрел на нее. Я знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был задать его:— И какой адрес?— Некоему мистеру Дж. К. Кертину, Федеральное бюро расследований. Вот почему я пришла. Я должна была предупредить мистера Яблонски. Больше я ничего не слышала — кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую дверь, но мне кажется, что мистер Яблонски в опасности. В большой опасности, мистер Толбот.— Вы опоздали, — сказал я хрипло и холодно, хотя не хотел этого. Яблонски мертв. Убит.Они пришли за мной в восемь утра. Ройал и Валентино.На мне было надето все, кроме пальто, и я был прикован к спинке кровати наручниками — ключи от них я выбросил вместе с тремя дубликатами Яблонски, когда запер все двери.Они не имели оснований обыскивать меня, и я очень надеялся, что они не станут делать этого. После того как Мери ушла — вся в слезах, несчастная, с неохотой пообещавшая не говорить ни слова о том, что произошло, никому, даже своему отцу, я сел на кровать и стал думать. Мои мысли шли по кругу, но когда и они иссякли, мрак внезапно прорезала первая за все время пребывания в этом доме вспышка — ослепительная вспышка интуиции или здравого смысла. Я поразмышлял еще с полчаса, затем взял лист тонкой бумаги, написал длинное послание, сложил листок так, что он стал не более двух дюймов в ширину, заклеил его и написал сверху домашний адрес судьи Моллисона. Затем сложил его вдвое в длину и засунул между воротничком рубашки и галстуком.Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа и совсем не поспал. Но прикинулся спящим без задних ног. Кто-то грубо потряс меня за плечо. Я не «проснулся». Он снова потряс меня. Я пошевелился. Он счел предыдущие свои действия бесполезными и довольно сильно ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Вот сейчас точно настала пора «просыпаться».Я заворчал, поморгал и приподнялся, потирая рукой лоб.— Давай, поживее вставай, Толбот. — Если не считать левой стороны его лица, напоминавшей своим цветом закат в миниатюре, то Ройал выглядел, как всегда, спокойным, приятным и отлично выспавшимся — еще один убитый человек на его совести не очень-то помешал ему спать. Я рад был увидеть, что рука Валентино все еще болтается на перевязи — это облегчало мою задачу превратить его в бывшего телохранителя.— Поживее вставай, — повторил Ройал. — А почему только одни наручники?— А? — я поводил головой по сторонам, вовсю делая вид, что еще не совсем пришел в себя. — Черт возьми, что я съел вчера на ужин?— Ужин? — Ройал слабо улыбнулся. — Ты и твой тюремщик разожрали бутылочку, вот и весь твой ужин.Я медленно кивнул. Он будет говорить уверенно до тех пор, пока уверен, что если я принял наркотик, то у меня будут лишь весьма смутные воспоминания о том, что происходило до того, как я отключился. Я мрачно посмотрел на него и кивнул на наручники:— Сними эту хреновину, а?— Почему только одни наручники? — спокойно повторил Ройал.— Какая разница — одни наручники или двадцать? — раздраженно ответил я. — Не помню. Кажется, Яблонски засунул меня сюда в большой спешке и нашел только одни. Думаю, ему тоже было нехорошо. — Я сильно потер ладонями лицо, словно пытаясь привести себя в чувство, и сквозь пальцы увидел, как Ройал медленно понимающе кивнул. Я понял, что попал в точку: именно так и поступил бы Яблонски — он почувствовал, что с ним что-то не в порядке, и поспешил приковать меня, пока не отключился.Проходя через комнату Яблонски, я, как бы между прочим, посмотрел на стол. Бутылка из-под виски все еще стояла на столе. Пустая. Ройал или Вайленд ничего не упускали.Мы вышли в коридор. Первым шел Ройал, за ним — я, за мной Валентино. Внезапно я замедлил шаг, и Валентино ткнул мне пистолетом в поясницу. Валентино ничего не делал нежно, но сейчас он ткнул меня сравнительно легко, однако я заорал так, как будто он сделал это в десять раз сильнее. Я остановился, Валентино наткнулся на меня, а Ройал развернулся. Он повторил свой фокус — его маленькая игрушка уже уютно покоилась в руке.— В чем дело? — спросил он холодно. Никакого изменения интонации, никакого повышения голоса. Я очень хотел надеяться, что доживу до того времени, когда увижу Ройала встревоженным.— В нем, — ответил я. — Держи свою дрессированную обезьяну подальше от меня, Ройал, иначе я разорву его на части, ему и пистолет не поможет.— Отстань от него, Гантер, — тихо приказал Ройал.— Боже, босс, я его почти не трогал. Если отбросить надбровные дуги антропоида, перебитый нос, оспины и шрамы, то на лице Валентино оставалось мало места для игры чувств, но, как бы то ни было, сейчас оно выражало изумление и острое недоумение несправедливо обиженного:— Я лишь слегка...— Конечно, — Ройал уже отвернулся и пошел вперед. — Просто отстань от него.Ройал подошел к лестнице и уже спустился ступеней на десять. И снова я внезапно замедлил шаг, и снова Валентино наткнулся на меня. Я развернулся и ударил его ребром ладони по запястью, выбив пистолет.Валентино наклонился, потянувшись за пистолетом левой рукой, и закричал от боли, когда я изо всех сил врезал ему каблуком но пальцам. Я не слышал, затрещали ли кости, но этого и не требовалось — теперь обе его руки повреждены, и Мери Рутвен понадобится новый телохранитель.Я не стал подбирать пистолет. Даже не двинулся с места. Слышал, как Ройал медленно поднимается по лестнице.— Подальше от пистолета, — приказал он. — Оба.Мы отошли. Ройал подобрал пистолет, отошел в сторону и жестом приказал мне спускаться по лестнице впереди него. Я не могу сказать, о чем он думал: с таким же выражением лица он наблюдал бы и за падением листа с ветки. Он больше ничего не сказал, даже не взглянул на руку Валентино.Генерал, Вайленд и наркоман Ларри ждали нас в библиотеке. Как и раньше, усы и борода скрывали выражение лица генерала, но глаза его слегка покраснели, а лицо казалось более серым, чем тридцать шесть часов назад.Но, может быть, мне это только показалось — в то утро мне все виделось в плохом свете. Вайленд был, как всегда, вежлив, элегантен, улыбчив, чисто выбрит и одет в прекрасно сшитый серый костюм, белую рубашку с красным галстуком. Ларри был просто Ларри — белое лицо, невидящий взгляд наркомана. Он тоже улыбался, и я пришел к выводу, что он плотно позавтракал, главным образом, героином.— Доброе утро, Толбот, — сказал Вайленд: крупным проходимцам сегодня так же легко удается быть вежливыми с вами, как и бить по голове. — Что там был за шум, Ройал?— Гантер, — Ройал равнодушно кивнул на Валентино, который только что вошел, сильно прижав левую руку больной правой и постанывая от боли. — Он слишком терроризировал Толбота, и тому это не понравилось.— Убирайся и скули где-нибудь в другом месте, — холодно приказал Вайленд. Манеры доброго самаритянина! — Чувствуешь себя крутым и обиженным сегодня, да, Толбот? — Он больше не делал попыток показать, что босс здесь — якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень ошибаться. Фатально.— Где Яблонски? — поинтересовался я.— Яблонски? — Вайленд лениво приподнял брови. — Кто тебе Яблонски, Толбот?— Мой тюремщик, где он?— Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? — он окинул меня долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31