– Войдите, – сказал он. Сенсорное устройство, отреагировав на его голос, открыло дверь, и Леонард Маккой, сияющий, с кучей пакетов в руках вошел в комнату.– Доктор, неужели вы?! – удивился Джим. – Какой заблудившийся транспортер занес вас ко мне?Маккой встал в театральную позу и произнес:– Quidquid id est, timeo Danaos dona ferentes.– Как-как, еще разок?– Ну, это на языке оригинала. Теперь люди говорят так: «Бойтесь ромулян, дары приносящих!» Не совсем, правда, точно, но вполне подходит, если еще учесть, что, – он пошарил рукой в одном из пакетов и вынул бутылку, полную жидкости цвета электрик, – это, с Днем рождения, Джим. – И он вручил Кирку пузатую асимметричную бутылку.– Ромулянский эль? Старина, ведь это же запрещенная штука.– Я употребляю его исключительно в медицинских целях. Не будь занудой.Джим разглядывал этикетку «22…83?».– Лекарство нужно слегка взболтать. Дай-ка мне сюда.Джим вернул бутылку и, открыв Викторианский секретер вишневого дерева с зеркальными дверцами, достал две пивные кружки. Маккой наполнил их доверху.– Послушай, или у меня галлюцинации, или он, в самом деле, дымится?Маккой рассмеялся.– Во время варки возможны оба варианта. – Он чокнулся с Джимом, твое здоровье, – и сделал большой глоток. Джим прихлебывал осторожно. Он хорошо помнил, как напиток отдает в голову. Цвет электрик был как раз подходящим оттенком: он почувствовал вкус так, словно легкий толчок, будто активный элемент тока, миновав органы пищеварения, прямо направился в мозг.– Эх, – крякнул он, снова отпил, наслаждаясь одновременно и вкусом и эффектом. – А теперь, разверни это, – Маккой протянул ему пакет, завернутый в коричневую с позолотой бумагу.Джим взял пакет, повертел его в руках и слегка встряхнул.– Слушай, я даже боюсь. А что это?Он еще глотнул эля, на этот раз сделав большой глоток, и пощупал тоненькую серебряную завязку. Странно: сегодня днем он без всяких усилий развернул подарок Спока. Нелепая идея пришла ему в голову, и он, смеясь, спросил:– Может это контрабанда от Клинтонов?– Это еще одна старинная вещичка для твоей коллекции. Твое здоровье!– Он поднял кружку и снова выпил.– Ну же, старина, что это?Он развернул один угол.– Да ведь ты уже почти открыл!Хотя ему стало казаться, что руки у него словно в перчатках, но почувствовал только твердую форму. Он перестал пытаться развернуть обертку целиком и разорвал ее.– Я знаю, что это, – он взглянул на конструкцию из золота и стекла, бросил взгляд на Маккоя и снова – на подарок. – Он просто очарователен.– Им четыреста лет. Сейчас уже не много осталось целых линз.– Старик, это что?– Очки.Джим отхлебнул еще эля. Может быть, если не будет отставать от Маккоя, наконец поймет, о чем тот говорит!– Для твоих глаз, – добавил доктор. – Они так же хороши на «Ретинаке 5»!..– Но у меня аллергия на «Ретинаке 5», – раздраженно бросил Джим. Он расстроился от того, что не может воспользоваться лекарством для глаз, которое расхваливал доктор.– В том-то все и дело!Доктор снова наполнил кружки.– С Днем рождения!Джим взял очки. Золотая проволока соединяла два маленьких стеклянных полукружка, к каждому из которых были приделаны изогнутые дужки.– Нет, не так нужно.Маккой заправил дужки Джиму за уши. Изогнутая проволока очутилась на носу, поддерживая стекла чуть ниже уровня глаз.– Вот это и есть очки. Да это была шутка насчет старинных линз. Они словно для тебя специально сделаны.Джим вспомнил картинку в одной из старинных книг. Он чуть опустил очки на переносицу.– Да вот так, – одобрительно отозвался Маккой.– Посмотри-ка на меня, вверх. А теперь вниз, сквозь стекла. С этой штукой тебе должно быть очень удобно читать.Джим поправил очки и с удивлением прищурился; он взял книгу, подарок Спока, открыл ее и обнаружил, что крохотный шрифт теперь стал отлично виден.– Поразительно. Старина, я даже не знаю, что и сказать.– Скажи: спасибо.– Спасибо, – послушно повторил Джим.– А теперь, давай выпьем еще.Маккой опорожнил бутылку, вылив остатки эля в кружки.Они сидели и пили. Эль оказывал свое обычное воздействие. Джим чувствовал себя почти так же, как когда-то, впервые ощутив невесомость его слегка мутило. Он никак не мог подобрать слова, хотя и чувствовал, что наступила долгая, неловкая пауза. Несколько раз Маккой порывался заговорить, но каждый раз что-то мешало ему. И Джим вдруг почувствовал, что ему лучше не слушать доктора, чтобы тот ни говорил. Он угрюмо уставился в кружку. Снова у него разыгралась паранойя. Зная, что все дело в выпивке, он даже не пытался никак облегчить свои страдания.– Какого черта, Джим! – вдруг прервал молчание Маккой. – Что, черт возьми, с тобой происходит? У всех есть дни рождения. Почему твой мы справляем как поминки?– Именно за этим ты и пришел? – огрызнулся Джим. – Мне не нужна твоя лекция.– Тогда что же тебе нужно? Что ты делаешь здесь, сидя совсем один, в День рождения? Только не неси снова всей этой чепухи об играх для юнцов!Ты просто вымотался и сам это отлично понимаешь. Дело ведь совсем не в возрасте. Все это от того, что ты играешь с компьютером вместо того, чтобы управлять космическим кораблем!– Мне бы твое чувство поэзии, я бы многое сделал.– Вот ведь бык упрямый! Тебе бы не следовало уходить с «Энтерпрайза» после «Вояжера».Джим снова отхлебнул эля, желая чуть продлить первое оживление.Теперь он вспомнил, почему пристрастился тогда к этому напитку.Возбуждение эля оправдывало депрессию, к которой приводил. Хотя не вполне.Он горько усмехнулся.– Да, я кажется занимался пиратством, старина.– И это – чушь. Если ты и позволил себе парочку смелых выходок, то им пришлось сместить тебя.– Вряд ли во всем Звездном Флоте найдется адмирал, который будет пересылать байты из одного банка данных в другой с большей охотой, чем мечтать.– Мы говорим не о каком-то там адмирале Звездного Флота. Речь идет о Джеймсе Т. Кирке.– Который имеет дурную славу. Так что, вполне справедливо использовать это.– Джим, этика – это одно, но ты же занимаешься самоистязанием.– Есть правила и инструкции…– За которыми ты прячешься.– Да ну? И от чего же я прячусь?– От самого себя – адмирала.Джим сдержал готовый сорваться резкий ответ. После долгой паузы он произнес:– Мне кажется, ты еще что-то хочешь посоветовать независимо от того, хочу ли этого я.– Джим, не знаю почему, – то ли как доктору, то ли просто как другу мне кажется это очень важным. Верни свой корабль. Верни его, пока ты еще не стар. Пока ты еще не стал одним из экземпляров своей коллекции.Джим взболтал остатки эля на дне кружки, поднял глаза и встретился взглядом с Маккоем. * * * Ветер буквально сбил Чехова с ног, когда тот вышел из-под защиты транспортера. Альфа Цети VI была одним из самых мерзких, негостеприимных мест, где ему когда-либо приходилось быть. На Альфа Цети VI было еще хуже, чем зимой в Сибири.Вздымаемый ураганным ветром песок скрипел на скафандре. Перед Чеховым вдруг возник капитан Террелл. Он осмотрелся и попытался связаться с кораблем.– Террелл вызывает «Уверенного».– «Уверенный». На связи Бич, капитан.Передатчик качало из стороны в сторону, как на волнах.– Очень плохо слышно, сэр.– Все нормально, Стоуни. Мы высадились. Никаких признаков жизни или чего-нибудь еще.– Вас понял, сэр.– Послушай, я не хочу весь день слышать этот писк. Я выйду на связь, ну скажем, через полчаса.– …Да, сэр.К разговору подключился Кайл:– Помните, что вы должны оставаться на открытой поверхности, капитан.– Не волнуйся. Кайл. Сеанс связи окончен.Он выключил передатчик и включил свой трикодер. Чехов вытянул руку; она почти совсем исчезла в вихре песка. Даже если те существа, которых они ищут, макроскопичны, не говоря уже о микроскопичных, они ни за что не смогли бы их разглядеть. Чехов тоже начал искать источник того сигнала, который, собственно, и привел их на эту несчастную планету.– Нашел что-нибудь, Павел?Чехов едва разбирал слова капитана, и вовсе не из-за плохой связи, а из-за песка и ветра, в шуме которых тонул голос капитана.– Нет, пока не нашел, сэр.– Ты уверен, что координаты верные?– Вы помните, капитан, то цветущее местечко, о котором Вы говорили: это оно и есть.Он сделал несколько шагов вперед. Песок скрипел, забиваясь в складки скафандра. Они не могли долго оставаться на поверхности: такие условия могли разрушить и самый прочный материал. Чехов отлично знал, что произойдет, если скафандр будет разорван или проколот. Окиси, составляющие большую часть атмосферы, отравят воздух и высушат легкие. А он хотел бы умереть более приятным способом и в более отдаленные сроки.– Я ни черта не вижу, – крикнул Террелл. Он направился к небольшому возвышению, указанному трикодером. Чехов с трудом пробирался вслед за ним.Ветер подгонял его, заставляя идти быстрее, чем было возможно в этих предательских песках. По лицу струился пот, и у него ужасно чесался нос от песка. Никому пока что не удалось изобрести скафандр, в котором можно было почесать нос.– Я ничего не вижу интересного, капитан, – прокричал Чехов. – Ничего, только мурашки по коже. Идем дальше? – Ответа не последовало. Он посмотрел вверх: на вершине холмика стоял капитан, пристально вглядываясь вперед.Его очертания были неясны и расплывчаты в этой песчаной буре, но видно было, что он отчаянно жестикулировал. Чехов пробивался сквозь песчаную дюну, стараясь скользить по гладким, острым крупицам. Он добрался до Террелла и остановился в изумлении.Песчаная дюна словно щит укрывала небольшую лощину, открывавшую взору нечто вроде оазиса чистого воздуха в самом центре бури. В сотне метров впереди Чехов увидел полузанесенные песком развалины зданий.Он неожиданно вздрогнул.– Что бы там ни было, – произнес Террелл, – а это явно не добиологическая стадия.Он перешагнул через острый как нож гребень дюны и скатился вниз по впалому подветренному склону.В следующее мгновение Чехов неохотно последовал за ним. Неприятное чувство, мучившее и беспокоившее его с тех пор, как они очутились на Альфе Цети VI, держало его в напряжении, перерастая в ужас.Террелл миновал первое строение. Чехов оставил всякую надежду на то, что они встретились с причудливыми образователями яростных ветров и чуждой геологии; без сомнений, они нашли обломки корабля.Чехов готов был держать пари, что это, к тому же, человеческий космический корабль. Его форма казалась знакомой. Чужой корабль всегда кажется нам… чужим.– Это похоже на грузовой корабль, – заметил Террелл.Чехов наклонился над иллюминатором, пытаясь заглянуть внутрь. Вдруг он увидел ребенка, выскочившего словно из-под земли, который беззвучно рас смеялся и исчез.– Господи, – вскричал Чехов, отшатнувшись и падая назад.– Чехов, какого черта! – споткнулся об него капитан.– Лицо! Я видел – детское лицо!Он указывал на иллюминатор, но там уже никого не было.Террелл помог ему подняться на ноги.– Пошли. Это проклятое место доконало тебя.– Но я видел его! – клялся Чехов.– Смотри – вход в тамбур. Давай все выясним.– Капитан, по-моему нам нужно вернуться на наш корабль и подыскать другое место для эксперимента, сделав вид, что мы здесь никогда, не были.Даже Ленин говорил: «Лучшее в доблести – благоразумие».– Пошли, – сказал Террелл тоном, не допускающим возражений. – И, кстати, это слова Шекспира.– Да нет же, Ленина. Или, может быть, какой-нибудь другой парень, он остановился, пытаясь вспомнить образец, – или, может, другой парень стащил эти слова.Террелл рассмеялся, но и это не успокоило Чехова.Хотя песок почти полностью засыпал корабль, что говорило о давности срока аварии, в тамбуре все было нормально. В данных условиях это означало сохранность и работу всех механизмов.Чехов чуть отступил назад.– Капитан, я думаю, нам лучше не входить внутрь. Ведь Кайл предупреждал, что электрические разряды в атмосфере создавали помехи, затрудняя связь и доставляя множество хлопот на транспортере. Кайл сказал, что даже ветви дерева или крыша дома (зная, что им предстоит увидеть оба.Чехов и капитан рассмеялись) могут деформировать радиосигнал из «вряд ли возможно» в «несомненно».– Ты знаешь, у Кайла – один недостаток, – сказал Террелл. – Он слишком осторожничает. Ты идешь?– Я войду внутрь, но вы останетесь снаружи и свяжитесь с кораблем.Пожалуйста.– Павел, ну это же смешно. Успокойся, ты расстроен.На «Уверенном» Чехова обычно поддразнивали за то, что он начисто забывает об Образце, Идеале, когда сердится или устает. Или – и этого никто из его товарищей не мог знать, – или когда он напуган.– Слушай, – предложил Террелл. – Давай я войду внутрь, а ты останешься дежурить снаружи.Чехов знал, что он на это не пойдет. Террелл шагнул внутрь, и Павел неохотно последовал за ним в тамбур. Внутренняя стена раздвинулась, и Чехов на секунду зажмурился. Привыкнув к тусклому свету, он увидел кровати и столы, книгу, пустую кофейную чашку: здесь жили люди. Должно быть те, кто уцелел после катастрофы. Но где все они?– Мы можем дышать, – Террелл снял гермошлем. Чехов взглянул на трикодер: капитан был прав: соотношение кислорода, нитрогена и двуокиси углерода было нормальным, и присутствие в воздухе химикатов, составляющих атмосферу снаружи, было вовсе незаметно. Но все равно, он лишь наполовину открыл шлем, ожидая в любую минуту горящую едкость кислотных паров.Но здесь, как и в любой общей спальне, пахло потом и грязными носками.Снаружи о стены бились волны песка. Террелл углубился в недра этого мирного грузового корабля. Его шаги отдавались гулким эхом. Ни одного живого звука. И все же это место не казалось покинутым. И в нем чудилось что-то зловещее.– Что за чертовщина? Они потерпели крушение? Тогда где все они?Террелл остановился у входа в следующее помещение – кухню. Чехов уставился молча на легкое облачко пара над котелком с мясом на плите.– Капитан… – но Террелл уже ушел вперед. Чехов поспешил догнать его и вошел в лабораторию, где тот рассматривал оборудование. Он остановился напротив огромного стеклянного бака с песком. Чехов подошел к нему, надеясь убедить капитана вернуться на корабль, или, хотя бы, вызвать отлично вооруженную группу безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24