- Мой, - объявила я.
Я свое доказала. Этот белый дьявол бывал спокоен со мной и
одним-двумя конюхами; как надлежало, его представили им - но со всеми
прочими он по-прежнему оставался демоном. Наверное, это самое разумное -
сдерживать коня только одной рукой. По крайней мере, я не уничтожила ни
его самого, ни его душу бешеного коня.

Мы отправились к Вазкору утром, я ехала во главе на белом коне. Эго
было нетрудно. Я сообщила Казарлу, что приведу армии Белой Пустыни к их
властелину, и тот поклонился, сразу же капитулировав. Что же касается
следовавших за мною воинов, то, думаю, что такое положение удручало
немногих. В конце концов, я же была богиней, да притом богиней-воином,
владыкой на день. Но заключавшийся в этом скрытый смысл значил очень даже
многое. Я больше не боялась встречи с Вазкором.
Когда солнечные лучи упали на край скалистых гор, мы спустились,
петляя по старой проселочной дороге, созданной в далеком прошлом,
наверное, путешественниками, и прибыли на огромное ровное плато с
разбросанными на нем палатками и загонами для лошадей. Это было огромное
открытое место, а за ним в скалах зияло много узких проходов, которые
летом должны были вести прямо в долину, но теперь были завалены снегом. В
одном месте у бреши в скале виднелось внизу пустое пространство,
завешенное сейчас белой вечерней мглой.
Армии юга уползали за мной вниз огромной змеей и растекались по
плато.
Позади меня полыхнул красным свет факелов в руках солдат.
Из черного шатра вышел человек в волчьей маске с алыми глазами.
- Властелин, - окликнула я. И отдала ему честь. - Я привела тебе твои
боевые силы, как ты приказал.
С миг он стоял не двигаясь, а затем подошел ко мне. Остановился около
коня, поднял голову.
- Добро пожаловать, - официально приветствовал он меня.
Он протянул мне руку, чтобы помочь сойти с коня, и я приняла ее
потому, что на нас смотрело множество глаз.
Я подняла одну руку, и Казарл, следуя указанию, спешился и передал
остальную огромную колонну на попечение ее капитанов. Фигуры на лошадях
повернулись и удалились. Стало очень шумно, когда воины принялись
разбивать палатки и расквартировываться.
Вазкор кивнул мне:
- У меня в шатре.
- Нет надобности, - отказалась я. - Уже подъезжает мой собственный -
вон там, видишь?
Подошел конюх, чтобы увести моего коня, и тот топнул и мотнул
головой. Я повернулась, дабы успокоить его, и обнаружила позади себя
Мазлека и еще десятерых из моей стражи, застывших и неподвижных,
повернувшихся лицом к Вазкору - прекрасная мизансцена, исключительно
эффектная и очень действенная.
Вазкор снова кивнул и отошел. Я подошла к белому коню и ласково
успокоила его.

В ту ночь я не могла лежать спокойно. Я ликовала, упиваясь
достигнутым, может быть, слегка переусердствовав. Я сидела у себя в шатре
в красном пылании множества жаровен и светильников, подрагивая, словно
животное во сне, и грезила наяву о достигнутой цели и независимости.
А затем к пологу подошел Казарл Джавховор, вошел, имея бледный вид,
поклонился и посмотрел на меня.
- Надеюсь, богиня хорошо себя чувствует, - сказал он.
- А разве она должна чувствовать себя иначе?
- Я явился попросить прощения, - проговорил он.
- За что?
- Ты должна понять, - нервно сказал он, - я не знал о состоянии
богини у Львиной Пасти.
- Моем состоянии? - повторила я, и мои мысли затвердели в кремень.
- Да, в самом деле - я не знал. Владыка Вазкор уведомил нас всех, и
он разгневан. Надеюсь и молюсь, что твое здоровье не подверглось
опасности.
Он оборвал фразу и отступил на шаг. С миг я не могла понять, почему,
а потом сообразила, поднялась на ноги и почувствовала, как ярость и
гнетущее напряжение закипают во мне, электризуя и ужасая - аура, которую
он мог ощутить и, возможно, даже увидел. Я отвела от него взгляд, и
хрустальный предмет на одном из приставных столов раскололся. Я сжала
кулаки и попыталась унять ярость.
- Вазкор, - прошипела я, - ошибся. Можешь так и передать своей армии.
А теперь - вон!
Он сразу повернулся и, спотыкаясь, вывалился из шатра.
Я стояла в центре шатра, мой гнев обратился внутрь, словно горящее,
бушующее море, заключенное в кувшин. Проведя руками по животу, я сказала
всему, что могло быть у меня в утробе:
- Нет, нет, не от него. Вон, вон из меня. Не от него.
Острая боль вонзилась мне сквозь пах в живот. Она напугала и
отрезвила меня, и вскоре я сделалась очень спокойной и холодной.
Шевельнулась одна мысль.
- Нет, - сказала я ей и натянуто улыбнулась. - Я не поверю в тебя. Я
очень сильна. Если я не уверую в тебя, ты не сможешь быть.
И захлопнула перед этой мыслью железную дверь, и повернулась к ней
спиной.

5
Три дня бригады воинов работали впереди, пробивая проход через ущелье
в скалах, расчищая но мере сил снег. На четвертый день великие армии юга
упаковали свое снаряжение и последовали за ними. Я уже видела мельком то,
к чему мы шли через ущелье, которое выходило в долину. Длинная впадина
белизны, вдали замерзшее озеро, заплаты вечно-зеленых деревьев с покрытыми
листвой вершинами и голыми ветвями, стоящих словно черные птицы на одной
ножке. А вдали - безошибочный силуэт города, накрененные стены, защитное
возвышение платформы, естественное или иное, окруженное лесами.
В ночь третьего дня Вазкор и его капитаны сидели в черном шатре и
обсуждали путь через горы и поход к тем стенам. Город назывался Ораш -
первая рыба улова. Я тоже просидела все это собрание. Никто не отрицал
моего права занимать тут место. Вазкор вообще со мной не разговаривал, и я
тоже не разговаривала с ним, только слушала. Похоже, тут почти напрочь
отсутствовал какой-то план, только агрессивная настойчивость, решимость и
жадность.
Хотя проезд через скалы оказался короче, чем предвидели, его нельзя
было назвать легким. С вершин обрушивались снега, сорванные с мест эхом от
тысяч марширующих ног, копыт, катящихся колес фургонов. Переход этот занял
три дня, и в первый из них погибло десять человек. Ночью лагерные костры
бросали кровавые кляксы на ледяные стены, высившиеся над станом. На третий
день голова армии появилась на скальных карнизах внизу, а следом
потащились и остальные. Последние крутые мили до низа долины мы преодолели
по остаткам старой дороги. По долине проходило много дорог. Они, казалось,
появлялись из ниоткуда и снова исчезали в земле после мили другой пути,
словно следы огромных первозданных слизней.
В той части долины возникало странное ощущение. Безмолвие. Пустыня
тоже безмолвствовала, но по-другому. Там свистел сухой ветер, а иной раз
пролетали птицы. Было легко представить себе, что какая-то жизнь могла
существовать, прячась теперь от снега. Но в долине, похоже, на дуло
никаких ветров - горы, казалось, замуровали ее, словно чашу, а низкое
белое небо служило крышкой. Даже деревья в долине выглядели нереальными:
прямые твердые стволы, почерневшая листва. Воины рубили их, пополняя
запасы дров, и скрежещущий визг каждого, когда оно падало, пронзал мне уши
и доходил до самого живота. А впереди - окруженный лесной гирляндой город
Ораш. Ораш казался спящим или же покинутым. Когда мы ехали к нему по
долине, во мне начала расти странная убежденность, что он совершенно пуст,
или же в нем все умерли. Это ведь Уасти, вспомнила я, рассказала мне среди
фургонов каравана легенду о Сгинувших - как пришла болезнь, и они умирали
там, где стояли или лежали, пока наконец не осталось никого, кто мог бы
похоронить их. По ночам начал являться сон. Я еду на белом коне так же,
как ехала днем, но во главе, одна, а за мной неподалеку движется великая
армия с людьми Мазлека. Ворота стояли, распахнутые настежь, а за ними идут
прямые, как линейка, улицы, тянущиеся к отдаленной горящей точке. В снах
никогда не бывает никаких звуков; я не слышала громыхания следовавшего за
мной воинства. Скачка все продолжается и продолжается, а с нею растет
страх, страх явно беспричинный, и все же холодный и цепкий, и избавиться
от него никак не удается. У этого сна не было никакой кульминационной
точки, никакого внезапного ужаса, только движение, пустота и страх.
Мы разбили лагерь у замерзшего овального озера на пятый день похода
по долине. По краю его торчали обледеневшие тростники, острые, как ножи.
Пришел и ушел розовато-лиловый рассвет, и силуэт, бывший городом, исчез во
тьме. Вот тогда-то мне в голову и пришло нечто, чего я раньше не замечала,
во всяком случае, сознательно: в Ораше не горело никаких огней. Нам
полагалось бы заметить их отблеск на много раньше, каким бы он ни был
слабым, над накрененными стенами ночью. А теперь на расстоянии дневного
перехода я различила очертания его валов и башен, но оконные провалы были
пустыми и черными.
Я прогуливалась вокруг железных стен лагеря с Мазлеком. Теперь я
повернулась к нему и высказала свои соображения.
- Да, - сказал он, - я подумал о том же. Это очень странно.
Кожу у меня начало нервозно покалывать. Я уставилась через плоскую
долину на густые заросли деревьев, которые опоясывали город, а потом текли
к нам, редея по мере приближения. Вдоль нашего металлического частокола
неподвижно стояли через постоянные промежутки часовые Эзланна, Со-Эсса и
Аммата лицом наружу, сжимая в руках копья.
- Лагерь хорошо охраняется, богиня, - сказал Мазлек.
Я кивнула.
Это казалось мелочью, темнота в Ораше. Наверное, они на зиму впадали
в спячку, как животные. Белая Пустыня слишком мало знала об их нравах.

Заснула, тот сон не пришел. Вместо него всю ночь завывали волки,
целая стая их, все кружившая и кружившая вокруг лагеря. Я ворочалась с
боку на бок, беспокойно и все же толком не проснувшись. Раньше я не
слышала в долине волков, не могла различить их воя, подступающего все
ближе и ближе. Мною овладела внезапная убежденность, что они перебрались
через частокол. Я сделала усилие и проснулась. Не раздавалось никакого воя
волков, только безмолвие давило, словно холодная рука.
А затем раздался страшный грохот, какофония пронзительного ржания
лошадей и невозможный гром их копыт. За тканью стен моего шатра вспыхнул
жгучий оранжевый свет. Я могла бы рассудить, что это какое-то происшествие
- пролили в костер масло для светильников, забрел к лошадям пьяный - но по
моему позвоночнику протянулся в мозг электрический серебряный шнур, и я
уже _з_н_а_л_а_. Спала я по большей части одетой для похода, так что
требовалось всего лишь схватить железный меч, длинный нож, заткнуть за
пояс кинжалы.
- Днарл! - позвала я, ибо сегодня ночью у моего входа караулил он. Но
никто не ответил. Я откинула полог и вышла, и меня мгновенно отшибло в
сторону стадо бешено несущихся мулов. Следующим рухнул шатер. Всю эту
сцену отчетливо освещала пылающая масса трех горящих фургонов и нескольких
палаток невдалеке от меня. Там с ржанием неслись сквозь огонь дикие
лошади, перепуганные и разъяренные, и орущие толпы людей. Сквозь шум
ломающегося дерева, крики и панику я услышала, как рычат капитаны, наводя
порядок. Где-то справа от меня раздался отчаянный гулкий стук. На этот раз
золотой огонь, извилистый столб дыма и струи искр: среди запасов дров
взорвалось масло. Почти освободившись, я увидела бегущую ко мне темную
фигуру и сперва подумала, что это, должно быть, Днарл.
- Эта веревка обмоталась мне вокруг голени, - беспомощно сказала я,
но это был не Днарл, это был человек в белых одеждах, испачканных грязью,
с лицом, скрытым маской, похожей на кошмар в аду. Он упал ко мне, рука его
ожила, ощетинившись кривым клинком, и я откатилась вбок, с трудом
поднялась на колоны и ударила его в грудь, когда он попытался подняться и
прикончить меня. Я встала и споткнулась об еще одного мертвеца. На этот
раз им был Днарл.
Еще два грохота - взорвались фургоны с маслом. Горящие щепки и искры
освещали небо. Палатка рядом со мной занялась и вспыхнула, словно торт в
свечах. Разъяренная, я побежала между шатрами. Двое в белых одеждах и
масках демонов людей из Ораша резко повернулись ко мне, но мой меч и
длинный нож взметнулись как один и поразили их обоих прежде, чем они
смогли издать хоть какой-нибудь звук. Чьи-то руки схватили меня за волосы,
но я дернулась назад, ударив его пяткой, и руки разжались. Свистнул клинок
и рассек мне спину настолько чисто, что на секунду я даже не почувствовала
этого. Я обернулась и обнаружила пятерых-шестерых, ждущих меня на фоне
подожженной темноты. При свете пожара их белые одежды выглядели теперь
мрачно-красными, а с масок капало пламя, словно кровь. Они надели морды
зверей, не похожих на каких-либо виденных мной или известных понаслышке:
гривастые и рогатые, с выпирающими длинными жестокими зубами.
Я прыгнула вперед, и мои клинки зазвенели по их клинкам. Металл
встретил сопротивление, и один из рогатых выругался. По ребрам мне
чиркнула острая боль, а затем напавший сзади толкнул меня вперед и сшиб с
ног, ударив о бело-красно-черную землю. Мною не владело никакого истинного
боевого неистовства. С миг я в панике извивалась и дергалась, избегая
верного удара ножом.
А затем услышала, как он говорит с легким смешком на городской речи:
"Женщина".
Давление ослабло, и меня перевернули на спину, лежать, глядя на его
страшную маску.
- Нет времени, - бросил один из них. - Убей ее и пошли дальше.
Но он, этот житель Ораша, жаждал насладиться своим открытием.
По-прежнему прижимая к земле обе мои руки, он нагнулся надо мной, и в
мозгу у меня разбилась маленькая тонкая скорлупа, и глаза мои наполнились
ненавистью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71