Оно ожидало меня за несколькими не выполненными еще
формальностями. "Нужно сделать это решительно и быстро,- подумал
я.- Теперь, коль скоро я пропал, хуже уже не будет". Должно
быть, к этой мысли я был готов и раньше, ибо она-то и явилась из
массы теснившихся в голове химер, словно освобождение.
В эту минуту, когда я уже был готов взвалить на себя
крест осужденного, из последних листов выскользнула небольшая
жесткая карточка с довольно неразборчиво нацарапанным на ней
номером три тысячи восемьсот восемьдесят три и упала на пол у
моих ног.
Я медленно поднял ее. Словно бы желая рассеять всякие
возможные сомнения, явно другая рука приписала перед цифрами
маленькими аккуратными буквами сокращение "комн." - комната.
Они хотели, чтобы я туда пошел?
Ладно. Я завязал папку тесемками и встал. С порога двери
еще раз окинул взглядом сверкающий никелем интерьер, и из
зеркала, будто из темного окна, на меня глянуло собственное
лицо, словно бы составленное из прилепленных друг к другу
кусков. Причиной тому были, конечно, неровности стекла, но мне,
в моем состоянии, оно виделось в ледяных мазках страха. Какое-то
время мы смотрели друг на друга, я и я, и как незадолго до этого
я вроде бы мысленно заползал в тесную шкуру изменника, так
теперь я наблюдал перемены, произошедшие в моей внешности. Мысль
о том, что это изменившееся от предчувствий, поблескивающее,
словно залитое водой, лицо исчезнет, не была для меня так уж
неприятна. Собственно, я давно уже подозревал, чем все это
кончится.
Я упивался сокрушительностью катастрофы с патологическим
наслаждением, проистекавшим от очевидной правильности моих
предвидений. Ну, а если подбросить куда-нибудь эти бумаги?
В таком случае я остался бы вообще без ничего. Ни
отмеченным, ни даже обманутым, преданным - абсолютно без ничего.
Может, я очутился между молотом и наковальней, оказался втянут,
не ведая о том, в какую-то крупную интригу, и мне предназначено
было пасть жертвой противоборствовавших интересов? В таком
случае апелляция к высшим инстанциям могла оказаться
спасительной.
Комнату номер три тысячи восемьсот восемьдесят три я
решил оставить на крайний случай, а сейчас пока идти снова к
Прандтлю. Как-никак, он ведь дохнул, и это должно было что-то
означать. Дохнул - следовательно, он мне сочувствовал, был
потенциальным союзником.
Правда, он отвлекал мое внимание, чтобы жирному было
легче украсть у меня папку.
Видимо, он обязан был так поступать.
Он ведь спросил у меня, выполняю ли я приказы, и заявил,
что сам тоже это делает.
Наконец я решился.
Коридор был пуст. Я чуть ли не бежал к лифту, чтобы не
передумать. Лифта я ждал довольно долго.
Наверху царило оживление. В лифт вместе со мной вошли
сразу несколько офицеров. Однако по мере приближения к Отделу
Шифрования я шел все медленнее. Бессмысленность этого шага
становилась очевидной. Но я все же вошел в ту комнату. На столе,
за которым сидел во время моего прошлого визита жирный, на куче
перепачканных бумаг стояли стаканы из-под чая, среди которых я
узнал свой - по искусственным мухам, лежавшим, словно косточки,
на краю блюдца. Я сел, подождал с минуту, но никто не появился.
Стол у стены был завален различными документами. Я стал
копаться в них в слабой надежде, что нападу хотя бы на след моей
исчезнувшей инструкции. Что ж, там среди других лежала и желтая
папка, но в ней была только платежная ведомость на нескольких
листах, которую я бегло просмотрел. При других обстоятельствах
я, вероятно, уделил бы ей куда больше внимания, поскольку в ней,
среди прочих, попадались такие должности, как Информатор Тайный,
Разоблачитель первого ранга, Иссушитель, Фекалист, Продажник,
Опровергатель Скрытный, Костолом, Крематор, однако сейчас я
равнодушно засунул ее на прежнее место в стопку бумаг. В тот
момент, когда моя рука проходила над стоявшим на столе
телефоном, тот неожиданно зазвонил, и я вздрогнул. Затем
подозрительно посмотрел на него. Он с настойчивостью прозвенел
еще раз.
Я снял трубку.
- Алло? - послышался мужской голос.
Я не ответил. Однако в трубке прозвучал ответ - кто-то,
по-видимому, снял трубку параллельного телефона, и теперь я мог
слышать голоса обоих собеседников.
- Это я,- заговорил голос, который произнес перед этим
"алло".- Не знаем, что и делать, капитан!
- А что? С ним плохо?
- Все хуже. Мы опасаемся, как бы он чего с собой не
сделал.
- Не поддается? Я с самого начала так и думал. Не
поддается, а?
- Я этого не говорю. Сперва все было хорошо, но вы ведь
знаете, как это бывает. Тут нужен тонкий подход.
- Это для шестерки, не для меня. Чего вы хотите?
- Вы ничего не можете сделать?
- Для него? Не вижу, чем бы я мог быть полезен.
Я слушал, затаив дыхание. Возникшее ранее ощущение, что
говорят обо мне, превратилось в уверенность. Некоторое время в
трубке царила тишина.
- Вы в самом деле не можете?
- Нет. Это случай для шестерки.
- Но это будет означать снятие с должности.
- Ну да.
- Значит, нам придется от него отказаться?
- Я так понимаю, что вы этого не хотите?
- Речь идет не о том, чего я хочу, но вы же видите - он
уже немного освоился.
- Тогда в чем причина? У вас же есть собственные
специалисты. Что говорит Прандтль.
- Прандтль? Он сейчас на конференции. С тех пор он ни
разу не появлялся - словно ветром сдуло.
- Так вызовите его. И вообще, я не намерен больше
заниматься этим делом. Оно не имеет ко мне никакого отношения.
- Я пошлю к нему конфидентов из медицинского.
- Это уж как хотите. Прошу прощения, но у меня больше нет
времени. До свидания!
- До свидания.
Обе трубки щелкнули, возле моего уха зашумела, словно
раковина, тишина. Я колебался. Теперь, когда этот разговор
окончился, я уже не был так уверен, что говорили обо мне.
Во всяком случае я узнал, что Прандтля нет. Я положил
трубку и, услышав, что кто-то зашел в соседнюю комнату, поспешил
выйти в коридор. И тут же пожалел об этом, но уже не мог
решиться вернуться. Теперь я стоял перед выбором: Эрмс или
комната три тысячи восемьсот восемьдесят три. Я долго шел по
коридору все время прямо. Три тысячи восемьсот восемьдесят три -
это должно быть где-то на пятом этаже. Следственный Отдел?
Скорее всего. И оттуда я уже наверняка не выйду. В конце концов,
не так уж плохо просто ходить по коридорам. Отдыхать можно в
лифте, можно просто постоять спокойно в коридоре, а для того,
чтобы спать, вполне сгодится и ванная комната. И вдруг я
вспомнил о бритве. Странно, что до сих пор это не приходило мне
в голову.
Была ли она предназначена для меня?
Может быть. Ответить на этот вопрос с полной
определенностью было невозможно. К тому же я был возбужден,
взбудоражен.
Я шел по лестнице вниз, испытывая легкое головокружение.
Шестой этаж... Пятый: белый, необыкновенно чистый, как, впрочем,
и все другие, коридор вел прямо. Три тысячи восемьсот
восемьдесят шесть, три тысячи восемьсот восемьдесят пять, три
тысячи восемьсот восемьдесят четыре, три тысячи восемьсот
восемьдесят три.
Сердце мое тревожно забилось. В таком состоянии мне,
пожалуй, говорить будет трудно. Перед тем, как входить, я
остановился, чтобы набрать в легкие воздуха.
"В конце концов, я могу просто заглянуть туда,- подумал
я.- А если меня спросят, скажу, что ищу майора Эрмса, и что я
ошибся. Ведь никто не будет же силой вырывать папку у меня из
рук. В конечном счете это же моя инструкция, и в случае
необходимости я потребую, чтобы позвонили в Отдел Инструкций,
Эрмсу. Но все это наверное, чепуха, потому что они и так знают.
А раз они знают, то мне тем более нечего беспокоиться". Я
постарался припомнить в общих чертах все выпавшие на мою долю
испытания, которые должен буду изложить для занесения в
протокол. Если меня поймают на каком-то искажении, это может
дополнительно усугубить мою вину. Однако событий было уже
столько, что я начал в них путаться и не мог теперь с
уверенностью сказать, что было раньше - история со старичком или
арест в коридоре моего первого провожатого. Ах, да, разумеется,
сначала я лишился провожатого. Я закрыл глаза и нажал на ручку.
К счастью, в этом обширном, полутемном, загроможденном
какими-то шкафами и стеллажами помещении никого не было, ибо я
долго был не в состоянии выдавить из себя хотя бы слово.
Огромные кипы книг, стопки перевязанных бечевкой бумаг,
бутылочки с белым канцелярским клеем, ножницы, штемпельные
подушки и письменные приборы - всем этим были сплошь завалены
стоявшие возле стен большие столы.
Кто-то приближался к другому входу. Было слышно, как он
шаркает по полу.
В приоткрытой боковой двери, ведущей в непроницаемую
тьму, появился замызганный старик в грязном, с пятнами мундире.
- Вы к нам? - проскрипел он.- Редко, однако, к нам
заглядывают! Чем могу служить? Вы за какой-нибудь справкой,
вероятно?
- Я... э-э...- начал я.
Но антипатичный индивидуум, шмыгая носом, под которым
болталась блестящая капля, продолжал:
- Вы, я вижу, в штатском, значит, что-нибудь из
каталога... Извольте, это здесь...
Он проковылял к предмету обстановки, который я принял
сначала за большой шкаф, и стал точными движениями выдвигать
один за другим узкие и длинные библиотечные каталожные ящички. Я
еще раз оглядел захламленное бумагами помещение - повсюду были
навалены кучи старых документов, в воздухе стоял удушливый запах
пыли и лежалых бумаг.
Перехватив мой взгляд, старик прохрипел:
- Господина архивариуса Глоубла нет. Конференция, сударь,
что поделаешь! Господина генерального секретаря архивариуса тоже
нет, к сожалению,- с вашего позволения, вышел. И вообще, один я
здесь, как перст, со всем хозяйством остался. Каприл Антей к
вашим услугам, сторож девятого разряда с выслугой лет после
сорока восьми годов службы. Господа офицеры говорят, чтобы,
дескать, я уходить на покой готовился, только я - как сами
видите - покуда на своем посту незаменим! Ох, я тут болтаю, а
вам, наверное, с делами служебными нужно поспешать. Заказы прошу
класть в этот ящичек-шкатулку, и звоночек уж, пожалуйста,
трясите поэнергичнее - прибегу, мигом отыщу, старый глаз, хе-хе,
уж поверьте мне, будьте любезны, не хуже молодого. И если есть
на месте, тогда - будьте любезны, а если за пределами, то
извольте только цифирку свою на карточке поставить в графе
"четверка римская дробь Б" - вот и все.
Закончил он эту свою тираду долгим ныряющим движением -
не знаю, поклон ли это был, или же его ноги были слегка
затронуты параличом - и приглашающе указал на шеренгу выдвинутых
ящиков огромного каталога.
Одновременно с этим он точным движением передвинул очки с
носа на лоб, после чего с не сходящей с лица заискивающей
улыбкой стал отступать к двери, через которую вошел.
- Господин Каприл,- внезапно произнес я,- скажите
пожалуйста, а нет ли на этом этаже случайно прокуратуры?
При этом я не смотрел на него.
- Как вы сказали? - Он суетливо приложил к уху сложенную
трубочкой ладонь.- Про?.. не слыхал. Нет, не слыхал.
- А Следственный Отдел? - продолжал я гнуть свое,
совершенно не задумываясь о возможных последствиях такой
откровенности.
- Отдел? - Его улыбка бледнела, переходя в изумление.- И
отдела здесь никакого нет, извините, и не может быть, потому что
тут мы находимся, только мы, и больше никого.
- Архив?
- Так точно, архив, главный каталог и библиотека, штаб-
квартира наша, как я имел случай заметить... Могу быть чем-
нибудь еще полезен?
- Нет... Пока нет, спасибо.
- Не за что - служба. Звоночек я для вас приготовил вот
здесь, на подставочке, чтобы удобнее было.
Он вышел, шаркая ногами. И сразу же за дверью
раскашлялся, по-старчески раздирающе, и звук этот, сам по себе
не привлекавший внимания, но в то же время жуткий, будто бы кто-
то душил его, постепенно удалялся. Наконец я остался один в
гнетущей тишине перед шеренгой выдвинутых ящиков с латунными
табличками.
"Что бы это могло значить? - раздумывал я, садясь на
стул, который он для меня откуда-то выдвинул.- Может, они хотят
изучить мои интересы? Но зачем? Что им это даст?
Я нехотя скользнул взглядом по выгравированным
наименованиям. Каталог был предметный, не алфавитный, с такими,
например, названиями: РАБОЛЕПНИЧЕСТВО, ЭСХАТОСКОПИЯ, ТЕОЛОГИЯ,
ПОНТИ- и МИСТИОКАТОРИКА, КАДАВЕРИСТИКА ПРИКЛАДНАЯ. Я заглянул в
раздел теологии. Кто-то наверное перемешал здесь все карточки,
так что располагались они без всякого порядка.
СУЩЕСТВА ВОЗДУШНЫЕ - см. АНГЕЛЫ. Там же: Рекомендации для
повседневного пользования.
ЛЮБОВЬ - см. ДИВЕРСИЯ. Там же: Благосклонность.
ВОСКРЕШЕНИЕ - см. КАДАВЕРИСТИКА.
СВЯТЫХ ОБЩЕНИЕ - см. СВЯЗЬ.
"В конце концов, чем мне это может повредить?" - подумал
я, выписывая на формуляре то, что относилось к рекомендациям для
повседневного пользования из раздела АНГЕЛЫ. Много было
непонятных терминов, например: ИНФЕРНАЛИСТИКА, ЛОХАНАВТИКА,
ИНЦЕРЕБРАЦИЯ, ЛЕЙБГВАРДИСТИКА, ДЕКАРНАЦИЯ, но у меня не было
желания копаться под этими рубриками - каталог был слишком
велик. Поддерживаемый деревянными колоннами, он уходил под самый
свод. Он шелестел, как море, и даже беглое изучение его заняло
бы неделю. Извлеченные из ящиков зеленые, розовые и белые
карточки уже не вмещались у меня в руках, падали, кружились,
ложились на пол. Я откладывал их по две, по три, но наконец,
когда все это мне надоело, оглянулся и, видя, что здесь я по-
прежнему один, как попало, не глядя, рассовал их обратно по
ящикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32