врачевать ближних и укреплять собственное тело. Но теперь вы будете постигать самое главное, что составляет смысл жизни каждого человека — вы будете учиться любить, и здесь единственным наставником будет для вас ваше собственное сердце…Гром, способный обрушить свод любого дворца, грянул над самой головой, но никто даже не пошевелился, уверенный в незыблемости естественной кровли. Мона Сэниа поискала глазами оратора и невольно обратила внимание на статную фигуру в белом, до земли, плаще, обращенную к ней спиной. Рассыпавшиеся по плечам смоляные кудри заставили принцессу предположить, что перед нею женщина, но она тут же вспомнила, как ошиблась на перевале с убогим калекой, которого она тоже поначалу приняла за старуху; царственная осанка выдавала знатную особу.Но голос-то был мужским.Более десятка слушателей расположилось прямо на траве, но все они уже несомненно вышли из детского возраста. Парни, так те просто в дружину просятся…— Быстротекучесть. Она неумолима к времени человеческой жизни, — снова зазвучал голос, одновременно ясный и печальный, как лунный свет; — и вы должны быть готовы, когда и вам настанет пора выбирать и быть избранными. Тогда счет времени пойдет на краткие дни и еще более мимолетные ночи, которые вы наполните своей последней и единственно настоящей любовью.Говоривший опустил голову, точно собираясь с мыслями.Легкий шорох, как эхо, пролетел над поляной, над головами взлетели руки с круглыми коробочками крошечных барабанов, и снова раздалось дружное «дум-дум», прозвучавшее как подтверждение: «да будет так».— Свершилось, — снова зазвучал голос, покоряющий своей мягкой властностью. — Сегодня, по обычаю предков, я обвенчал вас с предметами вашей первой любви: заботливо взращенными саженцами и прирученными мелкими тварями, с привычными от пеленок куклами и недавно полученным, пока еще притуплённым оружием. Этот выбор вы сможете изменить. Но Последняя Любовь — она неизменна, потому что с того мгновения, как она завладеет вами, вам будет отмерено лишь столько времени, сколько нужно для того, чтобы подарить Подлунью свое отражение — детей своей страсти и нежности, которые так же, как когда-то вы сами, начнут свой путь к последнему блаженству, венчающему всю человеческую жизнь.Снова пауза, и снова дружное «дум-дум».— Готовьтесь. Совершенствуйте умение любить, постигайте чародейную науку отдавать всего себя своему избраннику, с которым вы завершите череду своих ночей, как делают сегодня Чиута и Роому, уходящие, чтоб найти свое место под солнцем.Дум-дум.Что-то мрачновато все это для народного гулянья на открытом воздухе… хотя кто сказал, что все происходящее — это праздник? Во всяком случае, этих двоих, что спускаются сейчас по ступеням амфитеатра, веселящимися не назовешь. Совсем старенькие, он еще и хромает, она прямо-таки тащит его на себе — где уж им искать место под солнцем? Да еще под таким, как здешнее! Дикость какая-то. Доковыляли до оратора и… Древние боги, они что, раздеваются? Да, все скинули, даже лыковые сандалии, остались в убогих тряпочках на чреслах. Зато взамен получили какой-то кувшинчик и благославляющий взмах белого плаща. Поковыляли.Мона Сэниа отступила за шершавый древесный ствол, потому что полуобнаженная чета двинулась прямо на нее. Дум… Дум… Дум… Казалось, маленькие барабаны помогают старикам делать каждый шаг, дающийся с таким трудом. Пряталась она напрасно: уходящие были настолько поглощены друг другом, что, наверное, не заметили бы и молнии, ударившей перед ними. Куда же они в грозу-то? Впрочем, пока им удастся таким шагом добраться до границы подлесья, буря утихнет — вот и гром доносится откуда-то издалека, а ни капли дождя так и не ударило в звонкую кольчужную листву верхнего покрова их купины. Дум… Дум… И барабаны звучат все тише, и всего двое двинулись следом — наверное, дети или внуки, готовые поддержать старших родичей в этой нелепой ночной прогулке. Остальные просто поднялись и провожают уходящих задумчиво, но не слишком печально, как глядят па нечто такое, что для себя самих еще просто непредставимо. Вот и оратор обернулся им вслед…Она почти не удивилась, узнав в нем давешнего горбуна. Теперь, когда он стоял к ней вполоборота, было видно, как белоснежный плащ топорщится за плечами, а вот на шее… Древние боги, такое она видела только на варварской Тихри — рабский ошейник!Он скользнул взглядом по непрошеной гостье, словно не узнавая ее, потом круто повернулся и зашагал к опустевшему амфитеатру, со ступеней которого все уже спустились вниз, на поляну. Смешался с толпой, которая послушно расступалась перед ним, словно боясь к нему прикоснуться, и принцесса поняла, что сейчас потеряет его. Ну нет, раз уж они познакомились под ураганными порывами надвигающейся бури, то здесь, где тишь и гладь и вселенская благодать, она попытается получить у него ответы на свои вопросы. Ведь странники — наиболее информированные существа на каждой планете.Она бесцеремонно врезалась в толпу; действительно, кто держал в руках куклу, кто — клеточку с какой-то мелкой живностью, кто — глиняный горшочек с чахлым саженцем. Но сейчас эти детали ее мало волновали. Не упуская из вида мелькающий впереди белый плащ, она приблизилась к каменным ступеням — надо же, и не амфитеатр это вовсе, а фасад куполообразной скалы, превращенной в громадный дом. Черные жерла тоннелей уходили вглубь с каждой ступени, провалы пещер были превращены в балконы и террасы; каменные навесы и козырьки поддерживались изящными столбиками, кое-где даже с полустершейся резьбой, и единственное, чего здесь ни в малейшей степени не наблюдалось, так это симметрии.Горбун нырнул в какой-то дверной проем и она, не раздумывая, последовала за ним. Так и есть, естественные пещеры, приспособленные под жилье. Мягкий свет фосфоресцирующих камышей в тяжелых вазах, скамья между ними.Незнакомец скинул на нее свой плащ, и принцесса едва не вскрикнула, увидав, что скрывается под ним. 12. Новоявленный бог земли Ала — Рани Плащ снежными складками по-хозяйски разлегся на скамье, отчего в пещерке-комнатушке стало светлее, и у принцессы мелькнуло невольное желание отвернуться, чтобы не увидеть обнажившегося старческого уродства — естественная брезгливость юности; но она не успела: стоявший к ней спиной незнакомец пошевелил плечами, распрямляя их, и с безмерным изумлением она обнаружила, что никакого горба у него нет, а вместо этого всю спину прикрывает какой-то плоский решетчатый короб, закрепленный между кожаным ошейником и широким поясом. Сквозь редкое лыковое плетение было видно, что два жутких лиловых пятна, несомненное следствие недавнего ожога, расползлись от лопаток по всей коже, которую таким вот хитроумным способом приходилось защищать от любого неосторожного прикосновения.Принцесса почувствовала, как всю ее заливает жар неуемного стыда, словно она подглядывала за чем-то непристойным. Между прочим, неслышимый советчик мог бы и предостеречь, но промолчал, собака.А может, так лучше — с самого начала знать, что к чему?Смущение сменилось злостью на себя. Да что она, девочка, что ли? Уж сколько раз купалась вместе со всей дружиной, а Милосердного князя тихрианского однажды умудрилась узреть во всей естественной красе (о чем он, к счастью, не подозревал); а тут вдруг… Да и вообще, почему — стыд? Сострадание тут уместнее.Экс-горбун устало опустился — не на скамью, занятую парадным одеянием, а прямо на каменный пол. Ни секунды не колеблясь, она приблизилась к нему и присела рядом.— Может, тебе воды? — спросила она участливо. Он совсем не удивился, словно ждал ее появления.— Принесут, — проговорил она с величавой простотой, как властитель, не сомневающийся в расторопности своих слуг. — А пока поговорим.А вот продолжительного разговора она отнюдь не планировала. То, что хотела, она уже увидела — примитивный обряд полуварварского племени. Зрелище не впечатляющее.— М-м-м… только недолго, хорошо?Он слегка запрокинул голову, словно над нею было небо, а не выдолбленный в скале свод, и аскетическая замкнутость уступила место мягкой печали. Принцессе подумалось, что если бы уголки его губ не висели уныло книзу, как усы у сома, он казался бы намного моложе; зато серебристые нитяные просверки, которых прежде не разглядеть было в обманчивом свете луны, теперь явственно проступали в темных волосах, кстати, не черных, а какого-то очень густого орехового тона. Они постоянно почти полностью закрывали его лицо — вероятно, незнакомец знал о том, что оно если и не столь уродливо, как его тело, то во всяком случае тоже малопривлекательно. Но, в самом деле, что это ей приспичило его разглядывать?— Торопишься. — Он снова опустил голову, и летучая грива поспешила скрыть лицо. — Ты едва успела здесь появиться, а тебя уже кто-то ждет… Вот что значит быть такой юной. Но подари несколько мгновений и мне. Итак, празднество позади. Куда же ты теперь направишься?Он был совершенно уверен в том, что она настроена ему отвечать. И абсолютно правдиво притом. Его что, никогда не водили за нос?Но у нее не было времени на хитрости.— Я пойду искать Горона. Мне сказали, что он должен быть где-то поблизости.— Хм… — пробормотал он озадаченно. — Оказывается, кому-то известно, где должен быть Горон. Между тем даже я этого не знаю. И кто же этот ясновидец?— Да не помню я, кто именно… — Она действительно этого не могла припомнить. — Мы вместе играли в мяч.Улыбка снова коснулась его губ.— Мальчишки. Эти действительно знают все. Или им всегда везет на отгадки… И для чего тебе надобен Горон?— Разве ты не слышал о нем? Он вроде здешнего пророка, всесильный и всеведущий..— Россказни. Легковерное дитя, тебя обманули. Горон — это я, и как видишь, не в моей власти даже облегчить собственные страдания. Как же я смогу помочь тебе?Можно было и раньше догадаться — ну да, это и есть Горон, но только он не таинственный маг, а попросту странствующий проповедник, из-за своего увечья не способный прокормить себя честным трудом и потому кочующий из одного подлесья к другому в ореоле призрачного всемогущества — такая иллюзия легко достигается с помощью хорошо подвешенного языка. Ах ты, какая досада, а она-то понадеялась, что Горон и будет тем искомым существом, который не является жителем ни Тихри, ни Джаспера, ни Земли и поэтому неподвластен заклятию, наложенному на Адские Горы. Значит, опять ползать по руинам и болотам полудохлой Свахи, которая надоела ей уже до тошноты своей безнадежной принудиловкой «искать то — не знаю что»…— Спрашивай. О чем ты хотела попросить Горона? — с мягкостью, напомнившей ей Алэла, проговорил странник.— Это долгая история, — безнадежно отмахнулась она.— Ничего. У меня есть еще немного времени.У него, видите ли! Однако. Она что, прилетела сюда развлекать разных бродяг?Доверься ему, девочка, потому что сейчас он стоит на стезе добра…А вот всяким беззвучным советчикам рекомендовалось бы помолчать. «Девочка». И этот туда же.Тебе что, трудно ему ответить? Будь мягче, добрее, великодушнее…— В пустынном холодном краю, который лежит так далеко, что ты и представить себе этого не можешь, стоит заколдованная гора, — совершенно неожиданно для себя самой начала рассказывать принцесса. — Где-то на склонах или на вершине этой горы спрятан человек. Мертвый или спящий — сейчас это не важно. Загадка в том, как его отыскать.— Волшба. Не здешняя. А в чем, если точнее, заклятие? — деловито поинтересовался Горон.— Гора одета колдовским туманом, таким густым, что в нем невозможно даже передвигаться. А уж что-нибудь рассмотреть…— Звездное Око. Только оно могло бы тебе помочь. А для полета — ручной Крылан-Великан.— Да, Горон, да! Где их найти?— В сказках. Все это существует только в древних легендах, дитя мое.Она не удержалась — вскочила, топнула ногой:— Не может быть, чтобы на вашей земле не было магов и кудесников! Не может быть, чтобы под таким солнцем вы выжили без чародейства, амулетов и оберегов!— Разумно. И, тем не менее, здесь, в горах кампьерров, нет колдунов и кудесников. Их надо искать в пустыне маггиров.— И ты знаешь, где это?— Знаю. Мне уже доводилось вести переговоры с маггирами. Собственно говоря, ни с кем другим они и встречаться-то не желают, огораживая свои оазисы песчаной пеленой. Не пытайся пробраться туда, девочка, это только мне под силу.— Скажи, что ты хочешь за то, чтобы проводить меня туда?— Забавно. Ты предлагаешь мне плату?Ты оскорбила его, теперь если хочешь чего-то добиться — вымаливай прощение!— Послушай, Горон, — заторопилась она; — я же не знаю ваших обычаев. Извини, если сгоряча я сказала что-то, затрагивающее твое самолюбие. Будь настоящим мужчиной и не обращай внимания на такие мелочи. Итак, проводишь?..— Тараторка. Ты напоминаешь мне песчаного кузнечика, который не перестает стрекотать даже жарким днем. Ты действительно не знаешь моих привычек, и мне жаль, что первая и наиглавнейшая из них такова: я путешествую только в одиночестве. И для тебя это тем более досадно, потому что сейчас я направляюсь именно к маггирам.— Ну и прелестно! Я не собираюсь надоедать тебе, цепляясь за руку или за край твоего плаща. Ступай себе потихоньку, а я двинусь следом, так что ты меня даже не заметишь.— Исключается. Быть на расстоянии взгляда — для меня это все равно, что находиться не дальше шага. Сожалею.Она чуть было снова не топнула ногой.— Ну, хорошо, хорошо! Ты нарисуешь мне план дороги. В конце концов, покажешь на пальцах. Я понятливая.— Не только. Ты приставучая, как свежая смола, вот ты какая. И, скорее всего, для выполнения какой-то задачи, о которой мне знать не обязательно, именно тебя и избрали благодаря всем твоим невыносимым качествам… Но, надеюсь, в их число не входит отступление от клятв?— Мое слово нерушимо.Еще бы! Ведь это было королевское слово. И невольный тон, которым это было произнесено, как видно, был последней каплей, убедившей Горона.— Верю. Ступай за мной.Он наклонился и вытащил из-под скамьи темный ком — это оказался его старый плащ, в который он тут же старательно закутался, несмотря на жару поистине тропической ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66