Великие, которые сидят на
благоуханных террасах, услышат этот крик, и ими овладеет столь сильная
ностальгия, что все красоты и чудеса твоего города не смягчат боль их тоски
по мрачному кадатскому замку и соцветию вечных звезд над ним.
Потом опустись рядом с ними верхом на птице шантак - пускай они увидят
и погладят чудовищную лошадиноголовую птицу, а сам тем временем расскажи им
о неведомом Кадате, который ты только что покинул, поведай им, как прекрасны
его бесконечные неосвещенные покои, где в старину они предавались веселым
играм в божественном сиянии. Потом с ними заговорит птица шантак на языке
шантаков, и ее речь лишь обострит их воспоминания о днях юности.
Без устали ты должен будешь настойчиво рассказывать Великим о родной
обители их детства, пока они наконец не прольют слезы и не попросят тебя
показать позабытую ими обратную дорогу домой. Тогда ты отпустишь птицу
шантак, и она взмоет в небо с призывным радостным криком, заслышав который,
Великие в безмерной радости запрыгают, и пустятся в пляс, и поспешат следом
за чудовищной птицей, как и подобает богам, сквозь глубокие бездны неба к
знакомым и дорогим кадатским башням и куполам.
И потом чудесный предзакатный город останется тебе для вечного
наслаждения, а земные боги, вновь заняв привычное место, будут править снами
людей. Иди же - путь свободен и звезды ждут. И твоя птица шантак уже храпит
и топочет ногами в нетерпении. Держи курс на Вегу, но сразу поверни, как
только заслышишь первые звуки песни. Не забудь мое предупреждение, ибо
невообразимые исчадия кошмара засосут тебя в черную бездну истошного и
рыдающего безумия. И помни об Иных богах, они могущественны, безрассудны и
ужасны и таятся во внешних безднах. Лучше избегать встречи с ними.
Хей!А-шанта ниг\ Иди! Пришли земных богов обратно в их обитель на
неведомом Кадате, и моли небо, чтобы никогда не встречать меня ни в одном из
моих тысяч обличий. Прощай, Рэндольф Картер, и будь осторожен, ибо я и есть
Ньярлатотеп, ползучий хаос!
Рэндольф Картер оседлал птицу шантак и, сбившись с дыхания и испытывая
сильное головокружение, со свистом улетел в небесную бездну навстречу
холодному сиянию северной звезды Веги, и лишь раз бросил взгляд через плечо
на хаотично громоздящиеся башни ониксового кошмара, в котором по-прежнему
смутно сиял одинокий свет из окна высоко над облаками земного сновидческого
мира. Мимо проносились огромные полипообразные исчадия и незримые крылья
надсадно хлопали во мраке, но он крепко держался за мерзкую гриву чудовищной
лошадиноголовой чешуйчатой птицы. Звезды в выси стали кривляться, сорвались
со своих привычных мест и выстроились в причудливые знаки судьбы, которых ни
один смертный почему-то ранее не замечал и не боялся. А ветры бездонных
бездн ревом возвещали о смутном мраке и космическом одиночестве.
А потом сверкающую бездну впереди прорезало, словно грозное знамение
беды, безмолвие, и все ветры и чудовищные исчадия растаяли во мраке, как
исчезают с первым лучом рассвета ночные твари. Издалека, дрожа на волнах,
которые вдруг с ужасающей осязаемостью возникли из золотых клочков туманов,
донеслись далекие звуки мелодии, струившейся невнятными и неслыханными в
земном небе аккордами. И когда музыка зазвучала громче, шантак навострила
уши и рванулась вперед, равно и Картер с превеликим вниманием старался
уловить каждый звук, столь сладкий его слуху. То была песня, но пел ее не
голос. Ее пели сама ночь и небесные сферы, и эта песня возникла в древнюю
пору рождения космоса и Ньярлатотепа, и Иных богов.
Птица шантак летела все быстрее, и все ниже пригибался к ее спине
наездник, опьяненный чудом мелодии бездны и завороженный хрустальными
извивами космической магии. И потом запоздало ему воспомнилось грозное
предостережение исчадия зла, сардоническое предупреждение демонического
посланника, который наказал искателю опасаться безумия этой песни. Не более
чем издевкой был предначертанный Ньярлатотепом путь его спасения в чудесном
предзакатном городе, не более чем в насмешку черный посланник открыл ему
тайну праздных богов, дорогу к которым он и сам бы мог с легкостью найти.
Ибо безумие и дикое отмщение бездны - вот единственные дары Ньярлатотепа
самонадеянным смертным, и хотя наездник с безумным усилием пытался
поворотить своего летучего возницу, с насмешливым клекотом птица шантак
продолжала неумолимо нестись вперед, в злонамеренной радости хлопая
гигантскими перепончатыми крыльями, держа путь прямо к тем богомерзким
провалам, куда не долетают сны, в тот предельный аморфный хаос нижних
пределов естества, где бурлит и богохульствует в средоточии бесконечности
неразумный султан демонов Азатот, чье имя никто не смеет произнести вслух.
Неукоснительно следуя приказу мерзкого посланца зла, дьявольская птица
мчалась вперед, врезаясь в легионы бесформенных обитателей мрака и
неосязаемые сонмы мельтешащих тварей, которые тянули к ней свои когтистые
цепкие лапы, то были безымянные отродья Иных богов, такие же слепые и
неразумные и охваченные лишь неизбывной жаждой и гладом.
Вперед, неуклонно вперед, с радостным клекотом приветствуя хохот и
истерические вопли, в которые преобразилась песнь ночи и небесных сфер,
чешуйчатокрылое чудовище несло своего беспомощного наездника, вспарывая,
казалось бы, конечный окоем неба и минуя запредельные бездны, оставляя
позади звезды и материальные пространства и метеором несясь сквозь кромешный
хаос к непостижимым темным покоям вне времени, где под приглушенный
умопомрачительный бой богомерзких барабанов и тонкое монотонное завывание
сатанинских флейт растекся бесформенной массой вечно жующий и вечно
ненасытный Азатот.
Вперед - вперед сквозь крики и вопли, сквозь кишащие мерзкими
обитателями черные провалы, - и вдруг из какой-то далекой благословенной
дали обреченному Рэндольфу Картеру явились образ и мысль. Чересчур
изощренной оказалась коварная и мучительная ловушка Ньярлатотепа, ибо злой
демон заставил свою жертву вспомнить то, чего никакие объятия льдистого
ужаса не могли стереть из памяти. Родной дом - Новая Англия - Бикон-хилл -
бодрствующий мир.
"Ибо знай, что твой золотой мраморный город чудес - это лишь сумма
всего того, что ты видел и любил в юности... Это великолепие бостонских крыш
на горных склонах и озаренных пожаром заката западных окон, и душистых
цветов на площади Коммон, и огромного купола на холме, и лабиринта фронтонов
и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно течет Чарльз... Эта
красота, отлитая, закаленная и отшлифованная годами воспоминаний и снов, и
есть твой чудесный град на неуловимом закате; и чтобы найти этот мраморный
парапет с дивными вазами и резным перилами, и чтобы спуститься наконец по
бесконечным ступеням в город широких площадей и разноцветных фонтанов, тебе
надо лишь вернуться к мыслям и видениям своего милого детства".
Вперед, вперед - головокружительный полет к последнему пределу сквозь
мрак, где безглазые твари выпускают когти, а склизкие морды тычутся в разные
стороны, а безымянные исчадия щебечут, и щебечут, и щебечут. Но образ и
мысль уже возникли, и Рэндольф Картер осознал, очень отчетливо, что он спит,
только спит, и что где-то далеко остался бодрствующий мир и город его
детства. И вновь вспомнились слова: "Тебе надо лишь вернуться к мыслям и
видениям своего милого детства". Вернуться, повернуться - но его со всех
сторон обступала тьма, однако Рэндольф Картер мог повернуться.
Как бы ни были сильны объятья кошмара, сжавшие душу Рэндольфа Картера,
он все же мог бы найти силы повернуться и двинуться в попятном направлении.
Он мог двигаться сам, а если бы захотел, мог бы даже спрыгнуть с дьявольской
птицы шантак, которая по приказу Ньярлатотепа неукоснительно несла его к
погибели. Он мог бы спрыгнуть и нырнуть в глубины ночи, зияющие далеко
внизу, в бездны страха, которые вряд ли ужаснее безымянной погибели,
ожидавшей его в самом средоточии хаоса. Он может повернуться и двинуться и
спрыгнуть... он сможет - он должен... он должен ...
И обреченный сновидец в отчаянье спрыгнул со спины исполинского
лошадиноголового крылатого чудовища и полетел в бесконечную бездну разумного
мрака. Мчались световые годы, галактики умирали и рождались вновь, звезды
превращались в туманности, а туманности в звезды, но Рэндольф Картер все
падал сквозь бесконечную пустоту разумного мрака.
А потом медленно, неспешным путем вечности, космос совершил очередной
цикл, вновь возвратившись к точке бесполезного завершения, и все вновь стало
таким же, как и прежде, вернувшись на неисчислимые калпы назад. Материя и
свет родились заново такими же, какими они некогда возникли в пространстве,
а кометы, солнца и миры возгорелись к новой жизни, хотя ничего не уцелело
для напоминания о том, какими они были в миг рождения и в миг исчезновения,
в вечной смене начала и конца и возврата к бесконечному началу.
И вновь возникла твердь, и ветер, и сияние пурпурного света в глазах
падающего сновидца. Возникли боги, и твари, и воля, красота и зло, и
жалобные вопли гибельной ночи, лишенной своей добычи. Ибо в неведомом вечном
цикле выжила мысль и видение детства сновидца, и его бодрствующий мир, и
милый его сердцу древний город возродились, дабы воплотить все сущее и
придать ему смысл. Из пустоты фиолетовый газ Снгак метил путь, и древний
Ноденс изрыгал наказы из неведомых бездн.
Звезды сменились рассветами, а рассветы взорвались золотыми, пунцовыми
и пурпурными фонтанами, но сновидец продолжал падать. Эфир разрывали жуткие
крики, когда шлейфы света гнали прочь исчадия внешней тьмы. И седой Ноденс
поднял вой торжества, когда Ньярлатотеп, уже было овладевший своей добычей,
был остановлен, ослепленный рассветным сиянием, обратившим полчище его
бесформенных охотников в серый прах. Рэндольф Картер и впрямь достиг наконец
широкой мраморной лестницы, ведущей к его чудесному городу, ибо он вновь
вернулся в родную Новую Англию, в мир, который его породил.
С криком и содроганием пробудился в своей бостонской спальне Рэндольф
Картер, оглушенный органным аккордом утреннего щебета и посвиста и
ослепленный блеском рассветного солнца, чьи лучи, отразившись в огромном
золотом куполе ратуши на холме, проникли сквозь пурпурные окна. Птицы пели в
потаенных садах, и пьянящее благоухание аккуратно подвязанных лоз струилось
из сада, посаженного еще его дедом. Красота и свет плясали на классическом
камине, и на резном карнизе, и на стенах в причудливых узорах, а лоснящийся
черный кот, разбуженный громким криком хозяина, поднялся, зевая, со своей
лежанки. И далеко-далеко, за вратами Глубокого Сна, за зачарованным лесом и
садами, за Серенарианским морем и за сумеречными просторами Инкуанока,
ползучий хаос Ньярлатотеп задумчиво вошел в ониксовый замок на вершине
неведомого Кадата в холодной пустыне и принялся надменно упрекать добрых
земных богов, чье упоительное веселье в чудесном закатном городе он так
грубо прервал.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19