— Меня очень нервирует твое решение, — призналась Ким.— Хочу заверить тебя, — продолжал Эдвард, — что я отнюдь не претендую на роль мученика, я всего лишь очень мирный и тихий человек. Я никогда не стал бы делать это сам и не позволил бы другим, если бы не был на сто процентов уверен в безопасности наших действий. Кроме того, если вспомнить историю, то мы оказываемся в неплохой компании. Многие великие медики прошлого проверяли на себе действие лекарств.Ким высоко подняла брови. Его объяснения не убедили ее.— Возьми и просто доверься мне, — убеждал Эдвард. Он энергично ополоснул лицо и насухо вытер его полотенцем.— У меня есть еще один вопрос. Что ты сказал своим сотрудникам обо мне?Эдвард опустил полотенце и недоумевающе воззрился на нее.— О чем ты говоришь? Почему я, собственно, должен распространяться в лаборатории о наших с тобой отношениях и что-то говорить о тебе?— Я имею в виду, что ты сказал о наших отношениях?— Ну, я точно не помню… — Эдвард пожал плечами. — Наверное, я сказал, что ты моя подруга.— Это означает, что я твоя любовница или просто друг? — настаивала Ким.— Что происходит? — нетерпеливо спросил Эдвард. — Я не открывал никаких личных тайн, если тебя интересует именно это. Я не вдавался в интимные детали, которые касаются только нас двоих. Да и потом, что это за допрос с пристрастием во втором часу ночи?— Прости, если тебе показалось, что это допрос, — проговорила Ким, — но пойми меня правильно, я вовсе не собираюсь тебя допрашивать. Мне просто любопытно, что ты им сказал. Ведь мы с тобой не женаты, а вы наверняка говорили о своих семьях.Ким хотела, было рассказать ему о сегодняшнем столкновении с Франсуа, но передумала. Для такого разговора Эдвард был слишком взвинчен от усталости и переживаний, связанных с «ультра». Кроме того, Ким не хотелось, чтобы между Франсуа и Эдвардом пробежала черная кошка, так как была не вполне уверена, что со стороны Франсуа присутствовали какие-то неприличные намерения. Они могли быть и совершенно невинными.— Надеюсь, я не очень тебя расстроила. — Ким встала. — Я понимаю, насколько ты устал. Спокойной ночи. — Она вышла из ванной и пошла спать.— Подожди, — окликнул ее Эдвард. Он поспешил вслед за ней. — Я опять слишком бурно на все отреагировал. Я должен был бы вместо этого поблагодарить тебя за прекрасный обед, который ты с таким блеском сумела организовать. Он был великолепным и произвел на всех очень приятное впечатление. Это была для нас замечательная разрядка, в которой все мы так нуждались.— Мне очень приятно слышать это от тебя, — сказала Ким. — Я старалась вам помочь. Я же понимаю, под каким прессингом вы находитесь.— Ну, теперь нам удалось на некоторое время умилостивить Стентона, — заключил Эдвард. — Теперь я могу сосредоточиться на «ультра» и Гарвардском университете. 13 Конец сентября 1994 года Благодарность Эдварда за прекрасно организованный обед вселила в Ким надежду, что теперь-то их отношения улучшатся. Но надежде не суждено было сбыться. Наоборот, после обеда в тот достопамятный понедельник дела пошли еще хуже. Ким вообще перестала видеть Эдварда. Он возвращался домой так поздно, что она уже спала. Уходил же задолго до того, как она просыпалась. Он не делал никаких попыток поговорить с ней, хотя она несколько раз оставляла ему записки с просьбой об этом.Даже у Буфера стал еще больше портиться характер. Он неожиданно прибежал вечером в среду в коттедж, когда Ким готовила на кухне ужин. Выглядел пес очень голодным. Ким насыпала ему в плошку собачьего корма и собралась поставить плошку на пол. Но в ответ Буфер оскалил зубы и начал неистово лаять. Ким выбросила содержимое плошки.Не контактируя ни с кем из сотрудников лаборатории, Ким начала чувствовать свою отчужденность. К ней вернулось то ощущение, которое беспокоило ее в первое время после переезда в коттедж. Она даже начала тяготиться своим одиночеством. К своему удивлению и против всяких ожиданий, ей захотелось скорее выйти на работу. А когда она в конце августа уходила в отпуск, ей казалось, что будет трудно снова приступить к работе.В четверг Ким поняла, что у нее началась депрессия и появившаяся тревога ее непосредственный результат. Ее состояние доставляло ей массу неприятностей. Она страдала депрессией, учась на втором курсе колледжа, и это оставило в душе незаживающий шрам. Боясь, что самочувствие еще больше ухудшится, Ким позвонила своему психотерапевту Элис Макмюррей, у которой не была уже несколько лет. Элис с готовностью согласилась принять Ким в своем кабинете в Массачусетском госпитале на следующий день, в первой половине.Утром в четверг Ким проснулась в несколько приподнятом настроении по сравнению с предыдущими днями. Она поняла, что это связано с ее планами выбраться в город. Не имея права на стоянку у госпиталя, Ким решила поехать поездом.В Бостон Ким приехала в начале двенадцатого. Времени оставалось еще вагон, и она решила пройтись пешком от Северного вокзала до госпиталя. Стоял чудесный осенний день, сквозь облака иногда проглядывало солнце. В отличие от Салема листья на деревьях в Бостоне только-только начали желтеть.Настроение Ким еще улучшилось, когда она, оказавшись в знакомой обстановке госпиталя, встретила нескольких коллег, которые поддразнили ее по поводу загара. Кабинет Элис находился в отдельном корпусе. В приемной никого не было.Спустя несколько секунд открылась дверь кабинета, и оттуда вышла Элис.— Привет, — поприветствовала она Ким. — Пошли. — Элис покосилась на стол секретаря. — Все ушли на ленч, если это тебя интересует, — добавила она.Кабинет Элис выглядел простым, но удобным. В середине его, на восточном ковре, стояли кофейный столик и четыре кресла. У стены разместился небольшой письменный стол. У окна помещалась пальма в кадке. На стенах были развешаны репродукции картин импрессионистов и помещенные в рамки сертификаты, дипломы и лицензии.Элис была полной общительной женщиной. От нее исходило какое-то магнетическое излучение. Как она сама признавалась Ким, всю жизнь ей приходилось бороться с лишним весом. Эта борьба сделала Элис хорошим психотерапевтом, так как научила ее с пониманием относиться к проблемам других людей.— Итак, чем я могу помочь тебе? — спросила Элис, когда они уселись в кресла.Ким принялась рассказывать о своей нынешней жизненной ситуации. Она старалась быть предельно честной и призналась: ее разочарование вызвано тем, что все пошло не так, как она ожидала. Все складывается вопреки ее расчетам и предположениям. Излагая свои проблемы, Ким поняла, что берет на себя вину за то, как идет ее жизнь. Уловила это и Элис.— Все это звучит как старая знакомая история, — заметила Элис без тени осуждения в голосе. Потом она поинтересовалась личностью и профессией Эдварда.Ким описала Эдварда. Присутствие Элис помогло ей понять, что она всеми силами защищает его.— Как ты думаешь, существует ли какое-нибудь сходство между твоими отношениями с отцом и твоими отношениями с Эдвардом? — спросила Элис.Немного подумав, Ким признала, что ее поведение на недавнем обеде может служить основанием для такой аналогии.— Мне кажется, что даже при поверхностном взгляде их схожесть просто бросается в глаза, — заключила Элис. — Я припоминаю, что такую же фрустрацию у тебя вызывали попытки ублажить отца. Оба они кажутся целиком погруженными в свои профессиональные интересы, которые отодвигают на задний план их личную жизнь в их же собственных глазах.— У Эдварда это временное явление, — возразила Ким.— Ты в этом уверена? — спросила Элис. Перед тем как ответить, Ким помолчала.— Полагаю, никогда нельзя быть уверенным, что знаешь, о чем думает другой человек.— Это очень верно сказано, — проговорила Элис. — Кто знает, Эдвард ведь мог и измениться. Как бы то ни было, все это звучит так, словно Эдвард нуждается в твоей поддержке и получает ее. Это нормальное положение вещей. Но вся беда в том, что твои потребности остаются неудовлетворенными.— Да, об этом я умолчала, — признала Ким.— Тебе надо подумать, что хорошо для тебя, и действовать соответствующим образом, — посоветовала Элис. — Я понимаю, это легко сказать, но трудно сделать. Твоя самооценка подвергается чудовищному испытанию из-за страха потерять его любовь. В любом случае тебе необходимо крепко об этом подумать.— Ты хочешь сказать, что мне не следует жить с Эдвардом? — спросила Ким.— Как раз этого я не хочу сказать, — ответила Элис. — Не мне об этом говорить и судить. Решить этот вопрос можешь только ты. Как мы уже говорили с тобой раньше, тебе стоит подумать об истоках своей зависимости.— Ты думаешь, что я опять впала в зависимость?— Я просто хочу, чтобы ты подумала о такой возможности в данной ситуации. Ты же понимаешь, что люди, которые в детстве подвергались плохому обращению, имеют тенденцию воссоздавать в своей последующей жизни те ситуации, в которых с ними плохо обращались в детстве.— Но ты же знаешь, что я не подвергалась плохому и жестокому обращению, — возразила Ким.— В общепринятом смысле этого слова — нет. С тобой обращались нормально, — согласилась Элис. — Но у тебя, тем не менее, не сложились отношения с отцом. Они были плохими. Дурное обращение с детьми может принимать самые разнообразные формы. Это происходит от того, что силы детей и родителей просто несопоставимы.— Я поняла, что ты имеешь в виду, — заверила Ким. Элис подалась вперед и положила руки на колени Ким.Она ласково улыбнулась своей пациентке.— Мне показалось, что у тебя возникли проблемы, которые нам надо обсудить более подробно. К сожалению, наши полчаса истекли. Я бы хотела разобраться глубже, но это невозможно при столь кратком свидании. Надеюсь, я все же смогла за это время убедить тебя подумать о своих собственных нуждах.Ким поднялась. Взглянув на часы, она поразилась, как быстро пролетело время. Она от души поблагодарила Элис.— У тебя есть чувство тревоги? — спросила та. — Я могу дать тебе ксанакс, если ты думаешь, что он тебе поможет.— Спасибо, но я в полном порядке. — Ким отрицательно покачала головой. — Да потом, у меня осталась пара упаковок из тех, что ты мне дала когда-то.— Позвони, если тебе потребуется настоящая консультация, — напутствовала ее Элис.Ким заверила врача, что в будущем воспользуется этим предложением, и вышла из кабинета. Идя к вокзалу, Ким обдумывала содержание сеанса. Ей даже показалось, что именно сейчас, когда консультация закончилась, ей надо, чтобы она началась снова. Элис дала ей пищу для размышлений, и у Ким сразу возникла к ней масса вопросов. Поэтому Ким и хотелось вернуться в кабинет психотерапевта.В поезде по дороге домой Ким решила, не откладывая поговорить с Эдвардом. Она понимала, что это будет для нее нелегкой задачей, поскольку она страшно не любила таких столкновений и боялась их. Кроме того, учитывая тот прессинг, под которым сейчас находился Эдвард, он вряд ли будет в настроении обсуждать эмоционально насыщенную проблему о том, стоит ли им продолжать совместную жизнь. Несмотря на это, Ким предполагала, что разговор необходим сейчас, пока все не стало еще хуже.Подъезжая к имению, она посмотрела на здание лаборатории и пожалела о том, что у нее не хватает напористости пойти туда и немедленно вызвать Эдварда для важного разговора. Но она понимала, что никогда на это не решится. Более того, она знала, что не заговорит с ним на эту тему, даже если он сам придет днем в коттедж, если, конечно, не почувствует, что он готов к беседе. Со смирением Ким подумала, что ей опять приходится ждать решения Эдварда.Но в четверг вечером Ким не встретилась с ним. Не видела она его ни в пятницу, ни в субботу. По некоторым признакам она поняла, что он побывал в эти дни дома между полуночью и ранними утренними часами. Чувствуя, что необходимость разговора с ним продолжает нависать над ней как туча, Ким начинала все больше и больше ощущать внутреннее беспокойство.Воскресное утро она провела на чердаке в замке, сортируя документы. Механическая бездумная работа отвлекла ее от мрачных мыслей о житейской ситуации, и ей стало немного легче. В четверть первого желудок напомнил, что пора позавтракать, и она пошла в коттедж выпить кофе и съесть тарелку овсяных хлопьев с молоком.Выйдя на улицу из затхлой атмосферы замка, Ким остановилась на декоративном подъемном мосту и залюбовалась великолепием окружавшей имение осенней природы. Чудесны были цвета деревьев, обещая через несколько дней выплеснуть еще большую красоту. Высоко в небе громадными кругами лениво парили чайки.Обводя глазами имение, Ким боковым зрением уловила нечто у ворот, где была видна дорога. На ней, прячась в тени деревьев, стоял автомобиль.Ким разобрало любопытство: зачем в столь необычном месте припаркована машина? Она двинулась к ней через поле. Осторожно приблизившись, Ким с удивлением увидела в машине Киннарда Монихена.Заметив Ким, Киннард высунулся из машины и сделал то, на что, как казалось Ким, он не был способен вообще. Он покраснел.— Прости, — произнес он застенчиво. — Я не хочу, чтобы ты подумала, будто я стою тут, как шпион, и подсматриваю за тобой. Нет, я просто пытаюсь собраться с духом и въехать во двор.— Почему это так для тебя трудно? — спросила Ким.— Наверное, потому, что в последнее время, стоит нам встретиться, я веду себя, как осел, — ответил Киннард.— Мне кажется, все это было очень и очень давно, — проговорила Ким.— Да, мне тоже так кажется, — согласился Киннард. — Но я надеюсь, что не очень тебе помешал.— Ты мне нисколько не мешаешь.— Командировка моя в здешний госпиталь заканчивается, — сообщил Киннард. — Два месяца пролетели как один день. Через неделю возвращаюсь в наш госпиталь.— Я тоже.Она пояснила, что на сентябрь брала отпуск.— Я несколько раз проезжал мимо имения, но не заехал. Нагрянуть внезапно как-то неудобно, а в телефонном справочнике нет номера этого дома.— А я каждый раз, оказываясь около госпиталя, думала, как проходит твоя командировка.— Ты закончила реконструкцию? — поинтересовался Киннард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58