Я обсудил со своей семьей Ваше предложение касательно нашей возлюбленной дочери Элизабет, девушки смелой и достойной. Если на то будет воля Господа, то Вы получите в жены нашу дочь при условии, что Вы предоставите мне работу и поможете перевезти семью в Салем, поскольку здесь, в Эндовере, не стало житья от индейских набегов, кои причиняют нам многие беспокойства. Ваш смиренный слуга Джеймс Фланаган. Ким не спеша, сложила письмо и спрятала его обратно в конверт. Она была раздосадована, даже несколько шокирована. Она никогда не считала себя феминисткой, но письмо настолько обидело ее, что сейчас она, не задумываясь, стала бы ею. Элизабет оказалась вещью, выставленной на продажу. Симпатия Ким к своей прапрабабушке, которая и до того росла, теперь быстро и безраздельно завладела ее душой.Вернувшись в погреб, Ким положила письмо на бюро и стала с еще большим вниманием обследовать его ящики. Потеряв всякое чувство времени и не обращая более никакого внимания на окружающую обстановку, она тщательно просматривала связки бумаг. Она нашла множество счетов семнадцатого века, но письма ей больше не попадались. Она бесстрашно принялась за следующий ящик и в этот момент услышала над головой звук шагов. Ошибки быть не могло, звуки не были плодом ее воображения.От ужаса Ким застыла на месте. Страх, который она испытала, впервые спустившись сегодня в погреб, охватил ее с новой силой. Однако теперь этот страх питался не только призрачными звуками огромного пустого здания. Теперь страх был безотчетным и усиливался от того, что она преступила запретную черту и вторглась в заветное и страшное прошлое.Как следствие, у нее разыгралось воображение, и, слушая приближавшиеся шаги над головой, она представила себе ужасный призрак. Ей даже пришло в голову, что это идет ее покойный дед, пришедший вершить месть за ее беззастенчивую и предосудительную попытку проникнуть в страшную тайну.Шаги стихли, потом усилились вместе со скрипами и стонами, переполнявшими дом. Ким раздирали два противоречивых желания: немедленно очертя голову бежать из погреба или надежно спрятаться среди сундуков и бюро. Не в силах ни на что решиться, она крадучись подошла к двери отсека и, заглянув за притолоку, оглядела длинный коридор, ведущий к гранитной лестнице. В этот момент она услышала, как со скрипом открывается дверь погреба. Двери она не видела, но как кто-то открывает ее, слышала явственно.Парализованная страхом, Ким беспомощно наблюдала, как в проеме лестницы появились ноги человека, уверенно спускавшегося в погреб. На полпути человек остановился и, нагнувшись, видимый только как силуэт на фоне падавшего со спины света, заглянул в погреб.— Ким! — позвал Эдвард. — Вы здесь?Услышав его голос, Ким, прежде всего, испустила глубокий вздох облегчения. До этого она даже не замечала, что стоит, задержав дыхание. Ухватившись за стенку, не надеясь, что ее удержат ставшие ватными ноги, она крикнула что-то в ответ, чтобы дать знать Эдварду, где она находится. Через несколько секунд в дверном проеме появилась его рослая фигура.— Как вы меня напугали, — призналась Ким, пытаясь сохранить спокойствие. Теперь, когда она наверняка знала, что это Эдвард, ей было стыдно за охвативший ее страх.— Простите меня, — произнес Эдвард, запинаясь, — я вовсе не хотел вас напугать.— Почему вы не окликнули меня раньше? — спросила Ким.— Я окликал, — ответил Эдвард. — Первый раз, когда вошел, потом еще раз, когда был в большом зале. Видимо, в винном погребе прекрасная звукоизоляция.— Да, видимо, так, — согласилась Ким. — Однако что вы тут делаете? Я вас не ждала.— Я пытался сегодня дозвониться вам, — ответил он. — Марша сказала мне, что вы поехали сюда, желая заняться старым домом. Я решил тоже приехать сюда, поскольку чувствую некоторую ответственность, ведь это я порекомендовал вам поселиться здесь.— Да, это решено, — сказала Ким. Пульс ее все еще частил.— Я действительно прошу у вас прощения за то, что напугал вас.— Ничего страшного, — успокоила его Ким. — Мне надо было давать меньше воли своему расходившемуся глупому воображению. Я услышала ваши шаги и вообразила, что это привидение.Эдвард скорчил страшную рожу и изобразил руками нечто вроде крыльев. Ким шутливо толкнула его в плечо и заявила, что выглядит он совсем не смешно.Оба почувствовали облегчение. Некоторое напряжение, возникшее между ними, исчезло.— Итак, вы начали розыски Элизабет Стюарт и самостоятельное следствие по ее делу. — Эдвард выразительно посмотрел на выдвинутый ящик бюро. — Что-нибудь удалось найти?— Да, удалось. — Ким шагнула к бюро и подала Эдварду письмо Джеймса Фланагана Рональду.Эдвард осторожно достал письмо из конверта, поднес его ближе к свету. Для прочтения ему потребовалось ровно столько же времени, сколько и Ким.— Индейские набеги на Эндовер! — прокомментировал Эдвард. — Вы можете вообразить себе нечто подобное? Да, действительно, жизнь в те стародавние времена несколько отличалась от нашей.Эдвард прочитал письмо и вернул его Ким.— Захватывающе, — прокомментировал он.— Вас не расстроило это письмо? — спросила Ким.— Нет, не сказал бы, — ответил Эдвард. — А что, в нем есть что-то такое, что должно было меня расстроить?— Во всяком случае, меня оно огорчило, — сказала Ким. — У бедняжки Элизабет еще более трагическая судьба, чем я себе представляла. Ее отец использовал свою дочь, как дешевый предмет, обделывая свои дела. Это очень прискорбно.— Мне кажется, вы делаете слишком поспешные выводы, — возразил Эдвард. — Права свободного выбора, как мы его понимаем, в семнадцатом веке попросту не существовало. Жизнь была грубее и стоила гораздо дешевле. Людям приходилось держаться вместе, чтобы элементарно выжить. Личные интересы ценились не слишком высоко.— Но это вовсе не значит, что можно превращать жизнь дочери в разменную монету, — не соглашалась Ким. — Все это звучит так, словно отец рассматривал Элизабет как корову или какой-то предмет обстановки.— Думаю, что вы приписали этому письму более глубокий смысл, чем тот, который в нем содержится на деле, — упрямо повторил Эдвард свое утверждение. — Тот факт, что у Джеймса и Рональда состоялась сделка, еще не говорит о том, что никто не спрашивал Элизабет, хочет она выходить замуж на Рональда или нет. К тому же следует принять в расчет следующее: сама мысль о том, что она может стать опорой всей своей семьи, должна была быть приятна Элизабет.— Ну, может, это и так, — неохотно согласилась Ким. — Но вся беда в одном: мне известно, что произошло с ней в дальнейшем.— Но вы ведь все еще не знаете точно, была она повешена или нет, — напомнил ей Эдвард.— Это все верно, — проговорила Ким. — Но из этого письма, по крайней мере, становится ясно, что, выйдя замуж за Рональда, Элизабет поставила себя в очень уязвимое положение, и это сделало обвинение против нее довольно легким делом. Из того, что я прочитала, мне стало ясно: в те пуританские времена было не принято менять свой социальный статус. А если люди все же это делали, то считалось, что они нарушают Божью волю. Под эту категорию, несомненно, подпадает и Элизабет, которая из дочери бедного фермера неожиданно превратилась в жену преуспевающего торговца.— Между уязвимостью и судебным обвинением есть большая разница, — пробовал убедить ее Эдвард. — Так как я не встречал имени Элизабет ни в одной из прочитанных мной книг, я все еще сомневаюсь, судили ли ее вообще.— Моя мать думает, что ее имя не упоминается ни в одном списке, потому что наша семья пустилась во все тяжкие, лишь бы имя Элизабет не упоминалось публично в связи с процессами. Она даже предполагает, что семья сделала это из-за того, что считала Элизабет виновной.— Неожиданный поворот дела, — признал Эдвард. — В каком-то отношении это имеет смысл. В семнадцатом веке люди искренне верили в колдовство. Может быть, Элизабет действительно занималась им.— Подождите секунду, — прервала его Ким. — Значит, вы полагаете, что Элизабет на самом деле была ведьмой? Я же думаю, что она виновна лишь в чем-то вроде смены своего социального статуса, но определенно она не считала себя колдуньей.— Может быть, она занималась магией, — не унимался Эдвард. — В те времена существовала белая и черная магия. Разница в том, что белой магией занимались с благими намерениями: с ее помощью, например, пытались лечить людей или животных. Черной магией, напротив, — со злым умыслом и называли колдовством или ведьмовством. Очевидно, тогда было время, когда во мнениях, что считать белой магией, а что черной, существовал разнобой.— Ну хорошо, может, вы попали в самую точку, — нехотя призналась Ким. Она на мгновение задумалась, но потом решительно покачала головой. — Этого я не могу принять. Моя интуиция говорит мне совершенно противоположное. Я чувствую, что Элизабет ни в чем не виновна и ужасная трагедия обрушилась на нее по воле какого-то коварного поворота судьбы. Каков бы ни был этот поворот, но, видимо, он страшен. И то, как обращаются с ее памятью, еще более усиливает несправедливость по отношению к ней. — Ким окинула взглядом шкафы, бюро и коробки. — Вопрос заключается в следующем: возможно ли найти объяснение, в чем бы оно ни состояло, в этом море документов?— Я бы сказал, что находка этого письма — хороший знак, — проговорил Эдвард. — Если есть одно письмо, возможно, существуют и другие. Если вы собираетесь найти ответ, то, скорее всего, он содержится в частной переписке.— Хорошо бы, конечно, если бы эти бумаги находились хоть в каком-нибудь хронологическом порядке, — посетовала Ким.— Что насчет старого дома? — спросил Эдвард. — Вы приняли решение поселиться в нем?— Да, — ответила Ким. — Пойдемте, я вам все расскажу. Оставив автомобиль Эдварда у замка, они поехали к дому в машине Ким. Охваченная энтузиазмом, Ким устроила Эдварду настоящую экскурсию, рассказав, что решила последовать его предложениям разместить удобства в пристройке. Самой важной частью новой информации было то, что она согласилась на предложения архитекторов устроить ванную между спальнями.— Это будет просто замечательный дом! — воскликнул Эдвард, когда они покинули строение. — Я даже как-то ревную вас к нему.— Я очень волнуюсь, — призналась Ким. — Я с нетерпением жду, когда можно будет начать украшать интерьеры. Чтобы заняться этим, я возьму очередной отпуск и, может быть, даже отпуск за свой счет в сентябре, чтобы посвятить себя этому делу.— Вы все собираетесь делать сами? — спросил Эдвард.— От начала до конца, — ответила Ким.— Это восхитительно, — поразился Эдвард. — Я на такие подвиги не способен.Они сели в машину Ким, глядя на дом через ветровое стекло. Заводя мотор, Ким некоторое время колебалась.— Вообще-то я всегда мечтала быть художником по интерьеру, — произнесла Ким с сожалением.— Вы не шутите? — спросил Эдвард.— Это была упущенная возможность, — сказала Ким. — Ребенком и подростком я с удовольствием занималась разными видами искусства. Особенно увлекло меня это в средней школе. Я была тогда очень прихотливой артистической личностью и с трудом приспосабливалась к работе в коллективе.— Я, признаться, тоже никогда не отличался склонностью работать в группе, — проговорил Эдвард. — Почему же вы не стали художником по интерьеру?— Родители отговорили меня от этого, — ответила Ким. — Особенно усердствовал отец.— Я ничего не понимаю. В пятницу, за ужином, вы сказали, что никогда не были особенно близки с отцом.— Мы не были близки, но он оказал на меня огромное влияние, — пояснила Ким. — В том, что мы так и не сблизились, моя вина. Поэтому я тратила массу усилий, чтобы доставить ему удовольствие. Хотя бы даже тем, что пошла в медицинские сестры. Он хотел, чтобы я стала медицинской сестрой или учительницей, ведь это «приличные» профессии. Наверное, он считает профессию декоратора неприличной.— Да, отец может оказать на ребенка нешуточное воздействие, — выразил согласие Эдвард. — У меня тоже был такой порыв — угодить отцу. Когда я вспоминаю об этом, мне начинает казаться, что в то время на меня нашло какое-то умопомрачение. Мне надо было просто-напросто проигнорировать его мнение. Проблема заключалась в том, что он смеялся надо мной, потому что я заикался и не проявлял интереса к спорту. Я был для него сплошным разочарованием, так, во всяком случае, мне кажется.Они подъехали к замку, и Ким поставила свою машину рядом с автомобилем Эдварда. Он начал было вылезать из машины, но потом передумал и снова уселся на сиденье.— Вы что-нибудь ели? — спросил он. Ким отрицательно покачала головой.— И я тоже голоден. Почему бы нам не поехать в Салем и не поискать там приличный ресторан?— И правда, — согласилась Ким.Они выехали из имения и направились в город. Ким заговорила первая.— Я отношу свою неуверенность в себе при общении, которая проявилась во время учебы в колледже, на счет родителей. Причина была именно в них. В моих с ними отношениях, — сказала она. — С вами было то же самое?— Именно так, — ответил Эдвард.— Просто удивительно, как важна в жизни правильная самооценка, — рассуждала Ким, — и немного страшно сознавать, что в детстве любая малость может непоправимо ее подорвать.— В зрелом возрасте тоже, — не согласился с ней Эдвард. — А уж если подорвано самоуважение, то неизбежно нарушается поведение. Проблема заключается в том, что процесс может стать неуправляемым, автономным и повлечь за собой биохимические изменения, которые сами по себе уже будут работать в направлении снижения самооценки. Таким образом, замыкается порочный круг.— Сейчас мы опять заговорим о прозаке? — догадалась Ким.— Косвенно. — Эдвард не принял издевки. — У некоторых больных прозак может исправить положение.— Стали бы вы, учась в колледже, принимать прозак, если бы он тогда был вам доступен? — спросила Ким.— Возможно, — признался Эдвард. — Думаю, мой жизненный опыт тогда был бы другим.Ким украдкой искоса взглянула на Эдварда. Тот улыбался. Она почувствовала, что он только что сказал ей нечто очень личное и сокровенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58