Это делало спектакль скучным. Кончался он, правда, хорошо: Иезавель выбросили из окна. Только никакие псы ее тело за стеной Изрееля не ели. Жаль, верно? В этой истории мне больше всего нравится, как псы едят ее тело. Мама говорит, поставить эпизод с псами на сцене нельзя, но я не понимаю почему. Можно ведь держать в театре дрессированных собак. — И девочка со смаком процитировала: — «И пошли хоронить ее, и не нашли от нее ничего, кроме черепа, и ног, и кистей рук». Интересно, почему псы не съели кисти ее рук?— Понятия не имею, — сказал я.— Трудно представить настолько разборчивых псов. Современные собаки совсем не такие. Они едят абсолютно все.Некоторое время Джозефина размышляла над этой библейской загадкой.— Жаль, что спектакль провалился, — сказал я.— Да. Мама страшно переживала. Рецензии были просто ужасные. Мама рыдала день напролет и запустила подносом с завтраком в Глэдис, и та отказалась у нас работать. Я чуть со смеху не лопнула.— Насколько я понял, ты любишь драматические ситуации, Джозефина, — заметил я.— Дедушкин труп вскрывали, чтобы установить причину смерти, — сообщила Джозефина.— Тебе жаль, что дедушка умер? — спросил я.— Не особенно. Я его не очень-то любила. Он запретил мне заниматься балетом.— А ты хотела заниматься балетом?— Да, и мама тоже хотела, чтобы я занималась, и папа не возражал, но дед сказал, это мне совершенно ни к чему.Девочка соскользнула с ручки кресла, сбросила тапочки и попыталась встать на носки.— Конечно, для этого нужны специальные туфли, пуанты, — пояснила она. — Да и в них иногда ноги стираешь до крови. — Она снова надела тапочки и небрежно поинтересовалась:— Вам нравится наш дом?— Не уверен, — ответил я.— Теперь его, наверное, продадут. Если только Бренда не захочет остаться жить здесь. И дядя Роджер с тетей Клеменси теперь, наверное, отложат свой отъезд.— А они собирались уезжать? — спросил я, слегка заинтересованный.— Да. Во вторник. Куда-то за границу. На самолете. И тетя Клеменси купила удобный и очень легкий чемодан.— Я не знал, что они собирались за границу, — сказал я.— Никто не знал. Это их секрет. Они только хотели оставить записку для дедушки. — Джозефина помолчала и добавила: — Но не приколотую к подушечке для иголок. Так оставляют записки жены, уходящие от своих мужей в очень-очень старых книгах. А в наше время это было бы глупо, потому что никто больше не держит у себя подушечек для иголок.— Да-да, конечно, Джозефина. А ты не знаешь, почему твой дядя хотел уехать?Девочка бросила на меня косой хитрый взгляд.— Пожалуй, знаю. Это связано с лондонским офисом дяди Роджера. Я подозреваю... Но не уверена... Он растратил какие-то деньги.— Почему ты так думаешь?Джозефина подошла ближе и горячо задышала мне в лицо:— В тот день незадолго до смерти дедушки дядя Роджер сидел у него в комнате при закрытых дверях. И они говорили, говорили... Дядя Роджер говорил, что всегда был никчемным дельцом, что не оправдал дедушкиных надежд и его волнуют не потерянные деньги, а утраченное в глазах дедушки доверие. Дядя был в ужасном состоянии.Я разглядывал Джозефину со смешанными чувствами.— Джозефина, тебе когда-нибудь говорили: подслушивать под дверями некрасиво?Девочка энергично закивала.— Конечно, говорили. Но если ты хочешь все знать, просто приходится подслушивать. Бьюсь об заклад, инспектор Тавернер подслушивает.Пока я обдумывал последнее утверждение, Джозефина продолжала захлебываясь:— И в любом случае, даже если они не подслушивает, то другой уж подслушивает наверняка...Ну этот, в замшевых ботинках. И они шарят по столам, и читают чужие письма, и вынюхивают чужие секреты. Но они глупы! Они не знают, где искать.Последние слова Джозефина произнесла с холодным высокомерием. По своей тупости я пропустил их мимо ушей. Неприятный ребенок продолжал:— Мы с Юстасом много чего знаем — но я знаю больше Юстаса. И не собираюсь ничего ему рассказывать. Он говорит: женщины не могут быть великими сыщиками. Но я считаю — могут. Я буду все записывать в блокнот, и потом, когда полиция окажется в тупике, я выйду вперед и скажу: «Я знаю, кто это сделал».— Ты читаешь много детективов, Джозефина?— Кучи.— Наверное, ты считаешь, что знаешь, кто убил твоего дедушку?— Да, считаю. Но мне нужны дополнительные улики. — Она помолчала и добавила: — Инспектор Тавернер подозревает Бренду, да? Или Бренду и Лоуренса вместе, потому что они — любовники.— Тебе не стоит говорить такие вещи, Джозефина.— Почему? Они же любовники.— Ты не можешь судить об этом.— Очень даже могу. Они пишут друг другу любовные письма.— Джозефина! Откуда ты это знаешь?— А я их читала. Ужасно слюнявые письма. Но Лоуренс вообще слюнтяй. Он побоялся идти на войну и работал кочегаром в госпитале. А во время бомбежек он просто зеленел от страха — нет, по правде зеленел. Мы с Юстасом страшно веселились по этому поводу.Пока я соображал, что следует отвечать в таких случаях, с улицы донесся шум подъезжающей машины. В мгновение ока Джозефина оказалась у окна и расплющила о стекло вздернутый носишко.— Кто это? — спросил я.— Мистер Гэйтскилл, дедушкин поверенный. Должно быть, насчет завещания.Возбужденно дыша, Джозефина бросилась из комнаты — безусловно, для возобновления своей детективной деятельности.В гостиную вошла Магда Леонидис и, к великому моему удивлению, приблизилась ко мне и взяла меня за руки.— О Боже! — произнесла она. — Какое счастье, что вы еще не уехали! Присутствие мужчины иногда просто необходимо.Она отпустила мои руки, подошла к стулу с высокой спинкой, чуть подвинула его, мельком глянула на себя в зеркало, потом взяла со стола эмалированную шкатулку и так стояла, задумчиво открывая и закрывая ее.Это была красивая поза.В гостиную заглянула София и предостерегающе шепнула:— Гэйтскилл!— Знаю, — откликнулась Магда.Через несколько секунд София вошла в комнату в сопровождении невысокого пожилого джентльмена, и Магда, отложив эмалированную шкатулку в сторону, направилась к ним навстречу.— Доброе утро, миссис Филип. Я, собственно, иду наверх. Тут возникло какое-то недоразумение с завещанием. Ваш муж написал мне, полагая, что завещание находится у меня. Со слов же покойного мистера Леонидиса я заключил: оно хранилось в его сейфе. Вы ничего об этом не знаете?— О, завещание нашего дорогуши? — Магда широко раскрыла удивленные глаза. — Конечно, не знаю! Надеюсь, вы не считаете, что эта ужасная женщина наверху уничтожила документ?— Ну-ну, миссис Филип, — поверенный укоризненно погрозил ей пальцем. — Не будем строить диких предположений. Вопрос просто в том, где ваш тесть хранил свое завещание.— Но он отсылал документ вам... Это точно!.. После того как подписал его. Он сам говорил нам об этом.— Как я понял, полиция уже ознакомилась с бумагами покойного мистера Леонидиса, — сказал мистер Гэйтскилл. — Я хотел бы перекинуться парой слов с инспектором Тавернером.И поверенный вышел из гостиной.— Дорогая моя! — воскликнула Магда. — Она наверняка уничтожила завещание! Я уверена в этом.— Чепуха, мама. Бренда не стала бы совершать такой идиотский поступок.— Это вовсе не идиотский поступок. Если завещание не найдется, она получит все.— Ш-ш-ш... Гэйтскилл возвращается.В гостиной снова появился Гэйтскилл в сопровождении инспектора Тавернера и Филипа.— Со слов мистера Леонидиса я понял, — говорил Гэйтскилл, — что он положил завещание в свой сейф в банке.Тавернер покачал головой.— Я связывался с банком. У них нет никаких документов, принадлежащих мистеру Леонидису, за исключением нескольких ценных бумаг.— Может быть, Роджер... Или тетя Эдит... София, позови их сюда, пожалуйста.Но призванный на семейный совет Роджер Леонидис ничем не смог помочь.— Просто бред какой-то! — заявил он. — Папа подписал завещание и совершенно определенно сказал, что собирается отправить его мистеру Гэйтскиллу на следующий же день.— Если память не изменяет мне, — начал мистер Гэйтскилл, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза, — двадцать четвертого ноября прошлого года я составил проект завещания согласно инструкциям мистера Леонидиса. Он его одобрил и вернул мне, после чего я переслал ему уже оформленное завещание на подпись. Примерно через неделю я осмелился напомнить мистеру Леонидису, что до сих пор не получил должным образом подписанного и заверенного завещания, и поинтересовался, не желает ли он внести в него какие-либо изменения. Мистер Леонидис ответил, что завещанием полностью удовлетворен, и добавил, что уже отослал подписанный и заверенный документ в свой банк.— Совершенно верно, — горячо подтвердил Роджер. — Это было где-то в конце прошлого ноября, помнишь, Филип? Папа собрал всех нас как-то вечером и зачитал завещание.Тавернер повернулся к Филипу Леонидису.— Это совпадает с вашими воспоминаниями, мистер Леонидис?— Да, — ответил Филип.— Все это происходило в довольно торжественной обстановке. — Магда вздохнула с довольным видом. — Я всегда считала: связанные с завещаниями мероприятия очень драматичны.— Мисс София?— Да, — сказала София. — Я помню все точно.— А каковы условия завещания? — спросил Тавернер.Мистер Гэйтскилл собрался было ответить со свойственной ему обстоятельностью, но Роджер Леонидис опередил его:— Условия завещания предельно просты. Поскольку Электра и Джойс умерли, их доля возвратилась к отцу. Сын Джойс, Уильям, погиб на войне в Бирме, и его деньги тоже вернулись к отцу. Филип с детьми и я — последние оставшиеся в живых Леонидисы. Папа оставил пятьдесят тысяч тете Эдит и сто тысяч плюс этот дом — Бренде. Все остальное делится на три равные части: одна — мне, другая — Филипу, а третья распределяется между тремя внуками поровну. Кажется, я все верно изложил, мистер Гэйтскилл?— Да. В общих чертах это и есть условия завещания, которое я оставлял для мистера Леонидиса, — подтвердил мистер Гэйтскилл, несколько недовольный тем, что ему не дали говорить самому.— Отец зачитал нам документ, — продолжал Роджер, — и спросил, есть ли у нас какие-нибудь замечания и возражения. Конечно, ни у кого никаких замечаний и возражений не было.— У Бренды было замечание, — подала голос мисс де Хэвилэнд.— Да! — с жаром подтвердила Магда. — Она говорила, что не может слышать, как ее милый Аристид говорит о смерти. Мол, у нее мурашки бегают от таких разговоров. И мол, после его смерти ей не нужны будут эти противные деньги.— Традиционное для людей ее класса поведение, — сказала мисс де Хэвилэнд.Это было жестокое и язвительное замечание. Внезапно я осознал, насколько сильно Эдит де Хэвилэнд не любит Бренду.— Очень ясные и разумные условия, — сказал мистер Гэйтскилл.— И что же случилось после того, как завещание было зачитано?— После того как завещание было зачитано, папа подписал его, — сказал Роджер.Тавернер подался вперед.— Как и когда именно он подписал его?Роджер оглянулся и призывно посмотрел на жену. Заговорила Клеменси. Все члены семьи, похоже, были довольны, что слово взяла именно она.— Вы хотите знать, как все происходило, в мельчайших подробностях?— Да, пожалуйста, миссис Леонидис.— Мой свекор положил завещание на стол и попросил одного из нас — кажется, Роджера — позвонить в колокольчик. Роджер позвонил. Когда на звонок пришел Джонсон, свекор велел ему пригласить в гостиную Джанет Волмер, горничную. Когда Джонсон и Джанет вернулись, мистер Леонидис подписал документ и приказал слугам тоже поставить свои подписи.— Все правильно, — вставил мистер Гэйтскилл. — Завещание должно быть подписано завещателем в присутствии двух свидетелей, которые после этого должны поставить на документе и свои подписи.— И затем? — спросил Тавернер.— Мой свекор поблагодарил слуг, и те покинули гостиную. Мистер Леонидис взял завещание, положил его в длинный конверт и сказал, что наутро отправит его мистеру Гэйтскиллу.— Вы все подтверждаете точность этого рассказа? — инспектор Тавернер обвел взглядом присутствующих.Все согласно закивали головами.— Значит, завещание лежало на столе. Как далеко вы находились от стола?— Довольно далеко. В пяти-шести ярдах.— Зачитывая завещание, мистер Леонидис сидел за столом?— Да.— Он вставал или выходил из-за стола перед тем, как подписать документ?— Нет.— Могли ли слуги прочитать текст завещания, когда подписывали его?— Нет, — ответила Клеменси. — Свекор прикрыл текст листом бумаги.— Как и подобает в таких случаях, — вставил Филип. — Содержание завещания слуг совершенно не касается.— Понятно, — сказал Тавернер. — То есть... ничего не понятно.Резким движением он извлек из кармана длинный конверт и протянул его поверенному.— Взгляните, — предложил он. — И объясните, пожалуйста, что это такое.Мистер Гэйтскилл вынул из конверта сложенный лист бумаги, развернул его и пробормотал с ошеломленным видом:— Нечто совершенно неожиданное... Ничего не понимаю... Где вы нашли это, инспектор?— В сейфе, среди бумаг мистера Леонидиса.— Но что это? — спросил Роджер. — О чем вы?— Это то самое завещание, которое я подготовил для вашего отца, Роджер... Но непонятно... После всего, что вы рассказали... Документ не подписан!— Как? А-а, это, наверное, черновик.— Нет, — сказал поверенный. — Черновик мистер Леонидис мне вернул, после чего я переписал завещание начисто — вот это самое завещание, — мистер Гэйтскилл постучал по документу пальцем, — и послал его вашему отцу на подпись. Согласно вашим показаниям, мистер Леонидис и двое свидетелей подписали завещание в вашем присутствии... И тем не менее документ не подписан.— Но это невозможно! — воскликнул Филип Леонидис, наконец-то демонстрируя слабые признаки каких-то эмоций.— Как у вашего отца было со зрением?— Он страдал глаукомой и для чтения пользовался сильными очками.— Он был в очках в тот вечер?— Конечно. И не снимал их до тех пор, пока не подписал документ. Я прав?— Абсолютно, — подтвердила Клеменси.— И никто не подходил к столу перед тем, как завещание было подписано?— Никто к столу не подходил, — твердо сказала София. — И дедушка из-за стола не вставал.— И стол находился на том же месте, что и сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23