Оружие и снаряжение надо закрепить, чтобы не лязгали. Обвязать тряпками копыта лошадей, чтобы не стучали о камни.
Когда все было готово, Лейрия вернулась к нему сказать, что пора идти. Она дотронулась до него, и он внезапно ожил.
— Я должен все увидеть своими глазами, — сказал он.
— Не надо, — возразила Лейрия. — Нас обнаружат.
Сафар настаивал. Он ясно дал понять, что его можно увезти отсюда, лишь оглушив, связав и привязав к спине лошади.
Перспектива такого обращения с лордом Тимуром, великим визирем, всех перепугала. Но в равной степени ужасал и задуманный им план.
— Если тебя схватят, король поотрубает нам головы, — уговаривала Лейрия.
— Ничего подобного, — сказал Сафар. — Я позабочусь об этом.
Он набросал торопливое послание Ираджу, где просил никого не винить. Добавил он и краткое сообщение о том, что делать дальше, если он не вернется. Послание вручили Раптону, юному лейтенанту, командующему этой группой солдат. Сделаны были соответствующие строгие наказы. Если Сафар и Лейрия, настоявшая на том, чтобы сопровождать его, не вернутся до сумерек, то Раптону и его команде надлежит на всех парах мчаться в Сампитей, где теперь располагался двор Ираджа, и сообщить новости.
Закончив послание, Сафар призвал всех к полной тишине. Он принялся обрабатывать себя и Лейрию, одежду и кожу, дымящими травами, чтобы запах человека не учуяли чувствительные носы демонов. Сотворил он и заклинание, прячущее человеческую ауру от восприятия демонов-магов. Наконец он обратился к каменной черепашке и попросил Гундара приготовиться дать сигнал о возможной опасности.
Маленький Фаворит и его близнец Гундари уже пришли в нормальное состояние. Вдохновленный книгой лорда Аспера, Сафар разработал специальное исцеляющее снадобье — особые порошки, смешанные с теплым медом и вином. Две недели идол жил на этом снадобье. Поначалу ничего не происходило. Лишь слабое жужжание, свидетельствующее о существовании жизни внутри камня, становилось все сильнее.
А затем, однажды утром, Сафара разбудило знакомое:
— Заткнись! Заткнись! За-а-ткнис-сь!
И он понял, что в маленьком мирке Фаворитов дела идут нормально. Теперь ему лишь надо было заставлять их молчать. Для этого он постоянно держал при себе мешочек с засахаренными фруктами.
Когда все было готово, Сафар обратился к Лейрии.
— Я знаю, ты привыкла идти впереди, — сказал он.
— Это не привычка, мой господин, — сказала она. — Это мой долг. Ведь я же твоя телохранительница. И должна следить, чтобы тебе ничто не угрожало.
— Да, да, — нетерпеливо сказал Сафар. — И ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Но на этот раз нам предстоит изменить существующий порядок вещей. Я вырос тут. Еще мальчишкой я бродил по этим холмам. Я знаю все потаенные местечки и все тайные тропки. И поэтому хочу, чтобы ты шла за мной. Держись как можно ближе. Если сможешь, ступай след в след. Делай как я. И не делай того, чего я не делаю. Понятно?
Лейрия дала слово, что будет поступать именно так, и спустя несколько минут они уже торопливо спускались по старой оленьей тропе, столь слабо различимой, словно ее проделали мыши.
Не прошли они и сотни ярдов, как Сафар внезапно круто повернул вправо и исчез.
Лейрия чуть не впала в панику, отчаянно пытаясь отыскать след Сафара. Затем она увидела, как в одном месте качается листва, и бросилась туда. Она услыхала шиканье Сафара, прежде чем увидела его, и успела отскочить назад, едва не наступив ему на пятки. Так, бесшумным тандемом, они и двигались какое-то время, то спрыгивая с тропы, то вновь выходя на нее, круто сворачивая вправо или влево, а затем опять устремляясь вперед. Но по напряжению в икрах Лейрия ощущала, что в основном они идут вниз.
Вниз — к широкому озеру и плодородным полям Кирании.

Каджи Тимур запустил мастерок в яму с глиной. Он чувствовал, как острый кончик проходит сквозь песок и гравий, и толкал его все глубже. Вытащив груз, он скрыл свое отвращение к плохому качеству глины и к содержащемуся в ней мусору и плюхнул добытое в ведро.
— Поторопись, старик, — сказал демон. — Я устал.
— Прошу прощения, господин, — сказал Каджи; — Я стар, как вы уже неоднократно напоминали мне весь день, и суставы мои болят. Если бы у меня была помощь, что, как вы мудро сообщили, невозможно, я бы работал быстрее.
Демон по имени Трин презрительно глянул на отца Сафара и сказал:
— Ты думаешь, раз ты человек, а демоны не различают выражения лиц человека, то я не соображу, что ты насмехаешься надо мной?
Он огрел Каджи дубинкой. Каджи крякнул и чуть не упал. Но удержался и смахнул слезы, набежавшие не столько от боли, сколько от обиды. Трин знал толк в этих вещах. Он знал, как стукнуть человека по черепу, чтобы сделать больно, но не раскроить.
— Сейчас ты, должно быть, проклинаешь меня и свою судьбу, — сказал Трин. — Вот и хорошо. Это научит тебя, как вести себя со мной. Ты что же думаешь, я не нашел бы занятия получше, чем торчать тут на сырости и холоде, пока ты весь день будешь ковыряться в этой яме. Моя бы воля, я бы вытащил мозги из твоего черепа и позабавил моих друзей хорошо настоявшейся выпивкой.
— Вы правы, о благородный, — сказал Каджи. Он уже пришел в себя и встал, держа в руке полное ведро, — и благодарю, что напомнили мне, какой я счастливчик. И то сказать, что бы сталось со мною и моей семьей, если бы не мудрость вашего начальства? Они очень умные демоны. И я не раз говорил об этом Мирне, моей жене. Они правильно сообразили, что добрые горшки Тимура на рынке стоят золота. Золота, которое требуется вашему королю на ведение войны.
Трин фыркнул.
— А по мне, горшок он и есть горшок, — сказал демон. — В него можно что-то положить. Или вынуть. В юности я лепил их дюжинами. При обжиге некоторые из них трескались. Некоторые нет. Какая разница? Глина ничего не стоит. А для обжига нужно лишь немного дров.
— Кто я такой, чтобы спорить с таким опытным гончаром? — сказал Каджи.
— Никто, — согласился Трин. — До того как стать солдатом, я был гончаром. И когда вижу хорошую работу, сразу это понимаю.
Он заглянул в ведро и на пробу копнул содержимое когтем.
— Грязноватая, не так ли? — спросил он.
— Глиняные пласты истощились, господин, — солгал гончар. Лучшая глина находилась на другом берегу озера, но он вовсе не собирался показывать ее демонам. — В данных обстоятельствах лучшей и не найти.
Каджи увидел, как из зарослей позади демона выбрались две фигуры. Словно ощутив их присутствие, демон начал поворачиваться в их сторону.
Гончар поднял ведро, привлекая его внимание.
— Надо немного очистить глину, о благородный, — сказал он. — Ну а если на горшках будут изъяны, почему бы нам не покрыть их глазурью? Как вы, господин, справедливо заметили, горшок он и есть горшок. Однако, когда я ставлю на горшок свое имя — Тимур, на рынке находится много дураков, полагающих, что имя важнее качества.
— Мой отец, — сказал Трин, вытирая коготь о куртку Каджи, — который был прославленным горшечником, частенько говорил мне то же самое.
— Он был столь же мудрым демоном, как и его сын, — сказал Каджи.
Демон сверкнул глазами.
— Ты вновь насмехаешься надо мною, человек? — Он поднял дубинку.
Раздался глухой звук. Желтые глаза демона расширились, и он выронил дубинку. Из горла у него торчала стрела.
Трин замертво повалился вперед.
Каджи опорожнил ведро на труп и сплюнул.
— Горшок он и есть горшок, а? — проворчал он и раскрыл объятия Сафару — Добро пожаловать домой, сынок, — сказал он.
К огромному смущению Сафара, Каджи принялся всхлипывать. Сафар ощущал себя маленьким ребенком, увидевшим родительское горе, причин которого он не понимает.
— Все хорошо, отец, — пробормотал он, неловко похлопывая его по спине. — Все хорошо.

— Слышали мы о том, что творится в Эсмире, — сказал отец, допивая вино из кружки. — Засухи, эпидемии чумы и войны. Но все это казалось происходящим как бы в другом мире. И хоть мы переживали, особенно из-за тебя, Сафар, вот уж не думали, что все эти напасти свалятся прямо на нас.
Лейрия и солдаты сгрудились вокруг Сафара и его отца, внимательно слушая историю старого гончара. Прошло менее часа, как был убит демон, а тело его спрятали в кустах. Вся группа собралась в укромном местечке высоко над Киранией. Выставили охрану на случай, если кто-то появится.
— Не так давно тут проезжал лорд Коралин, — сказал Каджи. — Он рассказывал о вторжении демонов и взятии Каспана. — Он глянул на Сафара покрасневшими глазами. Сын увидел, как осунулось лицо отца от перенесенных страданий. — И все мы вспомнили о тех демонах, с которыми столкнулись вы с Ираджем на перевале Невесты и Шести Дев.
Каджи вздохнул:
— Выходит, лорд Коралин ошибался, полагая, что это лишь случайная шайка бандитов, заскочивших в земли людей?
Этот вопрос в ответе не нуждался. Сафар вновь наполнил кружку отца. Старик глотнул, набираясь сил.
— Вот тут-то мы и забеспокоились, — сказал он. — Логика подсказывала, что демоны пойдут через Киранию, перебираясь на ту сторону гор. Мы же всегда жили в мире в этих горах. А теперь, похоже, мира не видать. Собрали мы совет старейшин. Так толковали и эдак, да все без толку. Кто же из нас раньше сталкивался с такой ситуацией? Коралин обещал обратиться с просьбой о помощи к королю Протарусу, но мы-то не знали, придет эта помощь или нет. А если придет, вовремя ли? И решили сами себя защищать.
Каджи горько рассмеялся.
— Стали обучать парней, восстанавливать стены старой крепости. И хоть ясно было, что киранийцы могут неплохо сражаться, ни у кого из нас не было солдатских навыков убивать. — Он глянул на Лейрию и остальных. — Я надеюсь, вы не обиделись. Я говорю о профессиональных навыках и нисколько не ставлю под сомнение вашу природную доброту.
— Никто не обиделся, отец Тимур, — сказала Лейрия. — Мы поняли, что вы имеете в виду.
Каджи поднял на Сафара глаза, полные муки.
— А обернулось дело так, что и защищаться нам не пришлось, — сказал он. — Они застали нас в постелях. И согнали всех в тот самый форт, над восстановлением которого мы так трудились. Чтобы дать нам урок, некоторых убили. Смерть была унизительной. Они заставили нас смотреть. — Каджи смахнул слезу. — И я понял, что значит быть слабым и самовлюбленным смертным. Хоть и скорбел я о гибели друзей, но при этом испытывал и радость оттого, что сам-то в живых остался, как ни стыдно признаться. Радость оттого, что остались в живых твои мать и сестры.
Он осушил кружку и прикрыл рот ладонью, когда Сафар предложил еще вина.
— А Губадан? — спросил Сафар.
— Нет его, — ответил отец. — Он оказался в числе первых. Видишь ли, у демонов есть маги, которые вынюхивают, кто из людей обладает способностями к чародейству. Губадан не был слишком уж могущественным магом. Но и его способностей оказалось достаточно, чтобы они их обнаружили.
Он нерешительно коснулся руки сына, словно проверяя, не призрак ли перед ним.
— Хорошо еще, что тебя с нами не было, сынок, — сказал он. — Мы-то слышали, каким ты стал великим магом. Тебя они обнаружили бы сразу.
— Я удивлена тем, что они вообще кого-то из вас оставили в живых, — сказала Лейрия. — Тут только богов остается благодарить.
— Не богов, — сказал Каджи. — А предателя рода людского. И не благодарить, а проклинать.
Сафар сузил глаза:
— Так их привел человек? Он у них за командира?
— Не совсем так, — ответил отец. — Хотя они прислушиваются к нему со вниманием. Явно у него среди демонов есть могущественные друзья. Поговаривают, что к нему прислушивается даже наследный принц Лука.
— Кто этот человек? — требовательно спросил Сафар. — Я знаю его? Или, может быть, слышал имя?
— Скорее всего, — ответил Каджи. — А уж он тебя точно знает.
Когда отец произнес имя, Сафар подпрыгнул как ужаленный.
Калазарис вышел из храма Фелакии на теплое солнышко. Время давно перевалило за полдень, и в храме, который он превратил в свою квартиру, стало душновато. Поэтому Калазарис отложил отчет, который готовил для принца Луки, и вышел освежиться.
В этот день краски были особенно ярки, а тени глубоки. Солнце лило с небес золото, облака отливали серебром, озеро и небосвод обрели пугающе голубой цвет. Калазарис набрал в легкие воздуха, наполненного запахом цветения. Он выдохнул, смакуя оставшееся во рту цветочное послевкусие. Из небольшой рощицы у озера донеслись птичьи напевы. Калазарис улыбнулся.
«Вот и еще один восхитительный день, проведенный в Кирании, — подумал он. — Какое все-таки отличие от дымной, грязной и суетной Валарии». Калазарис, всю свою карьеру построивший на том, чтобы избегать неожиданностей, теперь не переставал изумляться тому, как изменилась его жизнь. Не удивлялся он лишь тому, что, когда начались эти великие пертурбации, он таки умудрился приземлиться на ноги. Калазарис всегда был искусным мастером держать равновесие. Это могли бы признать и враги его. Он усмехнулся. Особенно враги!
Еще одна птица запела в роще. Хор приобрел полное совершенство звучания.
Калазарис милостиво позволил себе направиться к озеру, дабы насладиться птичьим концертом с более близкого расстояния.
Когда король Протарус оказался перед воротами Валарии, Калазарису показалось, что дела складываются… как-то уж очень… напряженно. Хотя удивляться было нечему. Сейчас Калазарис не смог бы описать те чувства, которые овладели им в те давно прошедшие дни, когда вокруг бушевала паника. Он оставался спокойным и, подавляя эмоции, сохранял самообладание. Размышлял. И действовал.
Скорее всего, он был… встревожен? Нет, нет. Слишком сильно сказано. Возможно, разочарован? Да, скорее разочарован, когда его так искусно составленный план присоединиться к Протарусу потерпел крах. Его секретные послания и задокументированные свидетельства дружеского отношения к Сафару Тимуру не нашли в лице короля Протаруса достойного читателя. И поначалу Калазарис впал в раздражение. Не рассердился, а именно впал в раздражение. Калазарис и сам обожал подозрения. Король, не умеющий и не любящий подозревать, ничего не стоит как монарх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64