Естественно, мы с Джинни могли бы настаивать, что имеем право явиться
сюда. Даже с эскортом, в случае необходимости. Но это могло бы вызвать то,
чего нам хотелось избежать - взрыв. В общем, лучше всего для нас было
проскользнуть сюда незамеченными. Незаметно, как для врагов, так и для
друзей. Но сноровка, отличающая нашу команду, несколько поблекла. Нам
следовало бы как следует собраться.
Нам удалось. Метла, привидением скользнув по небу, влетела в гараж.
Открывающая система вспомогательного оборудования вентиляции пронизывала
здание от первого этажа до крыши. В обычных условиях наши работники
входили и выходили через двери. Но сегодня двери были перекрыты дважды.
Телами оппозиционеров и установленными нами защитными полями. Чтобы снять
эти поля, требовалось усилие высококвалифицированного чародея.
Техники агентства Пинкертона колдовали не так надежно, как нам бы
хотелось. Все окна первого этажа были прикрыты ставнями. Сквозь
вентиляционное отверстие доносился снизу невнятный говор, молитвенное
пение. Положив метлу, я шепнул на ухо Джинни (ее волосы щекотали мои губы,
и это было восхитительно):
- Знаешь, я рад, что у них здесь появился священник. Днем они
распевали народные песни.
- Бедняга, ты мой любимый, - она крепко сжала мою руку. - Давай
посмотрим, что там еще.
Мы выглянули в выходящее в холл и на лестницу окно. Там вызывающе
горел свет. Мы прошли туда. Наши шаги в пустоте звучали слишком громко. И
мы почувствовали облегчение, когда добрались до кабинета Барни Стурласона.
Его огромная туша возвышалась над письменным столом.
- Вирджиния! - прогрохотал он. - Какая приятная неожиданность!и, явно
колеблясь. - Но, э... Опасность...
- Не заслуживает внимания, как объяснил мне Стив, - перебила Джинни.
- У меня впечатление, что вы собираетесь пустить в ход превосходную магию.
- Конечно, собираемся, - я заметил, что его некрасивое лицо
перекосилось от усталости. Он настаивал, чтобы я шел домой и ждал там. В
этом были свои практические резоны. Были и возражения. Например, если бы
дела пошли кисло, и мы бы обнаружили, что нас атакуют, мне следовало бы
превратиться в волка и держать оборону, пока в действие не вступит
полиция. Барни остался у себя. В помощь ему было выделено несколько
добровольцев. Он был уже не просто талантливый исследователь, он был босс.
- Стив объяснил вам, что мы задумали? - продолжал Барни. Он мгновенно
принял решение принять предложенную Джинни помощь.
- Что ж, надо будет удостовериться, что не пострадало сложное и
дорогостоящее оборудование. Умалчиваю уже о полностью уничтоженных
приборах, но... Вы только вообразите, сколько времени и денег уйдет на то,
чтобы заново настроить каждый прибор! От рудопоисковой рогульки, до
вечного двигателя! Я уверен, что все надлежащим образом защищено, но
независимая проверка, конечно не помешает. Потом пройдитесь возле цехов и
лабораторий и поглядите, что я мог посмотреть. Там, где нужно, поставьте
их на защиту.
- О'кей, - она бывала здесь достаточно часто, чтобы знать, что где
находится. - Что мне будет нужно, я возьму на складе. А если понадобится
помощь, попрошу мальчиков из отдела алхимии. - Она помолчала. -
Подозреваю, что вы двое будете сейчас очень заняты.
- Да, я собираюсь дать им последний шанс убраться отсюда, - сказал
Барни. - А если кто-то из них чрезмерно разъярится, будет лучше, если
рядом окажется Стив. Он - хороший телохранитель.
- А я по прежнему полагаю, что ты и сам себе хороший телохранитель, -
фыркнул я.
- Несомненно, ты прав, как всегда прав, - сказал Барни. - Но не
забывай о том, что нам нужно соблюдать законность. Я не владелец данного
участка земли, я всего лишь владелец расположенного на нем предприятия. Мы
действуем по инициативе наших работников. И, после того, как дирекция
согласилась поддержать наши действия, Джек Робертс весьма одобрил наш
план. Кроме того, владельцы мы участка или нет, но применив против
вторжения в наши владения колдовство, мы поступаем менее жестоко, чем если
бы было пущено в ход огнестрельное оружие. То, что мы сделаем - это не
приносящее вреда оборонительные меры, направленные на защиту нашей жизни,
наших детей и нашего имущества.
- Если только мы не подвергнемся прямой опасности, - сказал я.
- А это есть то, что мы пытаемся предотвратить, - напомнил он. - Во
всяком случае, поскольку существует закон, нужно, чтобы будущей
свидетельнице, которой предстоит остаться в этом здании, было все
совершенно ясно.
Я пожал плечами и стащил с себя верхнюю одежду. Под ней был надет
эластичный без швов костюм. В нем, когда я человек, арестуют за
неприличный вид. Но когда я делаюсь волком, он не стесняет движения.
Лунный фонарик, словно толстый круглый амулет, уже висел на моей шее.
Джинни крепко поцеловала меня и шепнула:
- Береги себя, тигр.
У нее не было особых причин для беспокойства. У осаждающих нас не
было никакого оружия, если не считать кулаков, ног, возможно контрабандно
протащенной дубинки и так далее. То есть, у них не было ничего, чего я мог
бояться, сменив кожу на шкуры. Даже нож, пуля, клыки, могли причинить мне
лишь временный вред. Да и то, нужны были бы особые, я бы сказал редкие
условия, вроде тех, при которых я потерял половину хвоста во время
войны... Кроме того, вероятность, что начнется драка, была очень
маленькой. С какой стати оппозиционеры станут нападать на меня? Полиции бы
хватило на один зуб, а пока проворачивается затея с мученичеством,
прикрыть наш завод было бы гораздо легче. Несмотря на это, голос Джинни
звучал не совсем ровно. И пока мы шли через зал, она смотрела нам вслед.
Смотрела, пока мы не завернули за угол.
Сказав "подожди секунду", Барни открыл шкаф и извлек оттуда одеяло.
Одеяло он перекинул через руку.
- Если ты захочешь изменить свой облик, - сказал он. - Я наброшу его
на тебя.
- С какой стати? - воскликнул я. - Снаружи нет солнечного света,
только огни эльфов. Этот свет не препятствует трансформации.
- После того, как появился священник, свет изменился. Для полной
уверенности я использовал спектроскоп. Сейчас в нем достаточно
ультрафиолета, так что у тебя могут возникнуть трудности. Это результат
хранительных заклинаний - на случай нашего нападения.
- Но мы не нападаем.
- Разумеется нет. С его стороны это - демагогический прием чистейшей
воды. Выставляется напоказ. Но умный прием. Фанатики и наивные детишки,
входящие в эту банду, увидали, что вокруг нас установлено защитное поле. И
тут же заключили, что это необходимо. Итак, было вновь подтверждено, что
"Источник норн" - их враг, - он покачал головой. - Поверь мне, Стив, этими
демонстрантами управляет словно марионетками, кто-то более сильный.
- Ты уверен, что священник сам установил поле?
- Да. Все их священники - маги... Вспомни, это входит в их
обучение... И хотел бы я знать, чему их еще обучают в этих никому не
доступных семинариях... Давай попытаемся поговорить с ним.
- Он проповедует? - я был удивлен. - Высшие иерархии иоаннитов не раз
заявляли, что если члены их церкви вмешиваются в политику, они это делают
исключительно как честные граждане.
- Знаю, - сказал Барни. - А я император Нортон.
- Нет, действительно, - настаивал я, - эти их темные теории... Все
это чрезвычайно просто, чтобы быть правдой. То, что мы видим - это
общественное волнение, недовольство людей, какие-то неопределенные
изменения...
Мы вышли к главному входу. Дверь была обрамлена мозаичными
стеклянными панелями. Панели, как и окна, были разбиты вдребезги, но никто
не догадался заложить дыры. Наши защитные чары могли действовать
беспрепятственно. Разумеется, на нас эти чары не действовали. Мы вышли на
лестничную площадку, прямо к тем, кто хотел заблокировать нас в здании.
Дальше нам идти было некуда. Ведущие вниз ступеньки были плотно
забиты людьми. Никто на нас пока не обращал внимания. Барни похлопал по
плечу тощего бородатого юнца.
- Извините, - прогудел он с высоты своего башенного роста. -
Разрешите? - он выдернул из немытой руки юнца плакат, навесил на него
одеяло и, подняв как можно выше, замахал этим импровизированным флагом.
Цвет его лица был желто-зеленый.
Воздух, похожий на дуновение ветра перед штормом, прошел по толпе. Я
видел лица, лица, лица. Лица рядом со мной, лица снизу. Выплывающие из
мрака, куда не доходил колеблющийся свет. Но, думаю, что виной было только
то, что я торопился, или мое предубеждение, но создавалось жуткое
впечатление, что все лица совершенно одинаковы. Всем приходилось слышать о
длинноволосых мужчинах и коротко подстриженных женщинах, об их немытых
телах и изношенной одежде. Все это наличествует в избытке. Естественно,
обнаружил я и обязательных в таких случаях седобородых радикалов и их
прихлебателей из студенческих общежитий. И хулиганов, и тунеядцев, и
вандалов, и правдоискателей и так далее. Но было здесь и много чистых и
хорошо одетых, ужасно серьезных мальчиков и девочек. И у всех них - у
высоких, низеньких или среднего роста был удивленный вид, как будто они
внезапно обнаружили, что участвуют в пикетировании. И у всех них - у
высоких, низеньких, средних, богатых, бедных, гетеросексуальных и
гомосексуальных, в каких-то отношениях способных и тупых в других,
интересующихся одними вещами и лишь скучающих, когда они сталкиваются с
другими вещами, обладавших бесконечными и неповторимыми наборами своих
воспоминаний, мечтаний, надежд, и у каждого свои страхи и своя любовь - у
всех у них была душа.
Нет, они показались одинаковыми лишь сперва, из-за своих плакатов. Не
мог бы сосчитать, на скольких наподобие спортивных табло указывался счет,
с которым выигрывает святой Иоанн. На скольких были тексты, что-то вроде
"возлюби своего ближнего", или просто "любовь". Впрочем различия в текстах
было мало, они повторялись и повторялись. Тексты на иных плакатах были
менее дружелюбные - "Дематериализуйте материалистов!", "Фабриканты оружия,
рыдайте!", "Прекратить снабжать полицию рогами дьявола!", "Убейте убийц,
ненавидьте ненавидящих, уничтожайте несущих уничтожение!", "Закрыть это
предприятие!".
И казалось, будто лица... Нет хуже, сам мозг этих людей сделался
ничем иным, как набором плакатов, поперек которых были написаны эти
лозунги.
Не поймите меня неправильно. Я никогда просто не размышлял об юнцах,
чувствующих настоятельную необходимость нанести удар прямо в брюхо богу
существующего порядка. Очень плохо, что большинство людей старея и жирея,
теряют интерес к подобным вещам. Истеблишмент зачастую нестерпимо
самодоволен, ограничен и глуп. Его руки, которые он заламывает столь
ханжески благодаря благочестивости, слишком часто обагрены кровью.
И еще... И еще... Есть кое-что, что будет отличать наше время от
грядущих темных времен, которые продлятся, пока не возникнет новый и,
вероятно, еще худший истеблишмент, который восстановит порядок. И не
надувайте самих себя, что ничего подобного не случится. Свобода -
прекрасная вещь, пока она не превратится во что-то иное. В свободу
вламываться в чужие дома, грабить, насиловать, порабощать тех, кого вы
любите. И тогда вы с восторгом встретите того, кто въедет на белом коне и
начнет обещать, что перевернет и изменит вашу жизнь. И сами вручите ему
кнут и саблю.
Поэтому наша лучшая ставка - хранить то, чем мы уже обладаем. Разве
не так?
Однако, как ни печально, это создает определенные обязанности. И это
- наше. Оно формирует нас. Мы можем сами не слишком хорошо сознавать это,
но, наверняка, мы поймем его лучше, чем что-то для нас чужое и незнакомое.
И если мы будем упорно трудится, упорно думать, проявим чутье и добрую
волю, мы сможем доказать это.
Вы не повторите нашу ошибку, не будете надеяться, что вашу жизнь
смогут улучшить злобные и напуганные теоретики. Они разом лишат вас всего
богатства вашего, приобретенного в муках жизненного опыта. Вы не станете
слушать вещающих увлекательные речи догматиков. Их передел-реформистские
движения, которые чего-то там добились то ли два поколения тому назад, то
ли два столетия. Отвернитесь от студентов, уверяющих, что у них есть ответ
на все социальные вопросы, над которыми ломали головы и разбивали
вдребезги сердца такие люди, как Хаммапури, Моисей, Конфуций, Аристотель,
Аверий, Платон, Томас Аквинский, Гоббс, Локк, Вольтер, Джефферсон,
Линкольн и тысячи других.
Но хватит об этом. Я не интеллектуал, я всего лишь пытаюсь думать
самостоятельно. Мне тягостно видеть, как полные благих намерений люди
делаются орудиями в руках тех немногих, чья цель - обвести нас вокруг
пальца.

22
Они едва не задохнулись от изумления. Горловой звук вздоха быстро
превратился в рычание. Ближайший мужчина сделал один-два шага в нашу
сторону. Барни взмахнул своим флагом.
- Подождите! - воззвал он. Громоподобный бас перекрыл все остальные
звуки. - Перемирие. Давайте переговорим! Приведите вашего руководителя ко
мне!
- Не о чем говорить, ты убийца! - завизжала усеянная прыщами девица и
замахнулась на меня своим плакатом. Я успел мельком увидеть на нем надпись
"мир и братство". Дальше читать не стал, был слишком занят, оберегая свой
череп. Кто-то начал скандировать лозунг, который быстро подхватили
остальные:
- Долой Диотрофеса, долой Диотрофеса, долой Диотрофеса...
Меня охватила тревога. Хотя Диотрофес лишь едва упоминался в третьем
послании Иоанна, современные иоанниты превратили его в символ
противостоящих их движению церквей (несомненно, их посвященные и адепты
подразумевали под этим именем и какие-то другие объекты).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39