Один из тюремщиков согласился отвести их к Гидеону. Тюремщик пил пиво с другими надзирателями, и сэр Ричард купил ему еще пива и дал пять шиллингов. Тюремщик отвел их во внутренний двор, куда выходили двери камер.Преподобный Ледбьюри предупреждал Питера и Кэйт о том, что они увидят. Он рассказал им об ужасной вони, о вое и стонах арестованных, упрятанных в ужасно тесные помещения, о женщинах «ведьмах», которые выкрикивают оскорбления проходящим мимо и о множестве рук, протянутых из окон жаждущими подаяния.Питер и Кэйт знали, что тюрьма Ньюгейта – место страшное, однако дети увидели реальную картину, от которой переворачивалось все нутро. Ох, этот отвратительный, вонючий, ядовитый смрад! Преподобный вынул пропитанные уксусом носовые платки, заранее приготовленные Ханной, чтобы приложить к носу и ко рту. Надзиратель как раз вовремя оттолкнул преподобного, когда прямо перед ними из камеры вылили содержимое горшка. Он заорал на арестанта, который в ответ разразился потоком брани. А шум! Сэр Ричард сказал, что это похоже на рев Ниагарского водопада – безумная какофония звуков: крики, вой, ругань, пение, переклички одной камеры с другой… а еще звон цепей, стук оловянных кружек по металлическим решеткам, скрип петель закрывающихся дверей… У Кэйт звенело в ушах и нервы не выдерживали. Внезапно из окна высунулась рука и схватила ее за платье. Кэйт от испуга вскрикнула, ей захотелось закрыть уши и глаза, а больше всего хотелось убежать отсюда. Ее начала бить неудержимая дрожь. Она уже не желала идти дальше, не хотела видеть Гидеона в этом адском месте и чувствовать свою беспомощность, неспособность помочь ему.– Пожалуйста, выведите меня отсюда, – сказала она сэру Ричарду.Сэр Ричард кивнул и сказал:– Скажите Гидеону, что я приду завтра, – и повел Кэйт к карете.Преподобный и Питер последовали за тюремщиком по бесчисленным коридорам.– Вот нужная вам камера, джентльмены… – сказал тюремщик.Войдя в открытую тюремщиком дверь, посетители оказались в комнате, которая по площади была меньше школьного класса. Пришедшие стояли в узком проходе, за решеткой, отделявшей их от тридцати или сорока арестантов, молодых и старых, женщин и мужчин, находившихся здесь постоянно. Некоторые из них были прикованы к стенам или полу, некоторые лежали на голых деревянных нарах, служивших кроватями, но большая часть арестантов находилась в движении. К решетке привалилась пьяная женщина с разинутым ртом, в руке она мертвой хваткой держала бутылку. Коренастый мужчина присел на корточки и вырывал у нее эту бутылку.Сначала Питер не увидел Гидеона. Камера была, как Преисподняя, полная змей, где переплетались корчащиеся тела. Несмотря на шум, был слышен некий странный звук. Питер не понимал, что это такое, пока не посмотрел вниз. Пол был покрыт толстым ковром из вшей, и ноги людей давили этот ковер. Питера передернуло.Преподобный Ледбьюри и Питер дышали через платки, а глаза их искали Гидеона.– Здесь невыносимые условия, – сказал преподобный тюремщику.– Они к этому постепенно привыкают – пока не помрут, – ответил тюремщик.Внезапно Питер увидел Гидеона. Похоже, он был единственным арестантом, который не шевелился. Он стоял, прислонившись к дальней стене. Глаза его были закрыты, а по лицу блуждала слабая улыбка. Кто-то, должно быть, украл у него рубашку и сапоги, потому что на нем были только бриджи. От столкновения с Дегтярником на нем остались отметины – один глаз распух, на груди виднелись большие лиловые и желтые пятна. Питер съежился, увидев, что Гидеон босиком стоит на этом грязном полу.– Гидеон! – крикнул он.Гидеон открыл глаза и посмотрел в их направлении. Лицо его посветлело, но тут же стало очень серьезным. Он двинулся к железной решетке.– Вам не следовало приходить сюда, – сказал он. – Я хотел бы уберечь вас от этого зрелища. Мне стыдно, что вы видите меня в таком месте.Преподобный Ледбьюри уже снял свой камзол и рубашку и просовывал их сквозь решетку Гидеону:– Вот, мастер Сеймур, они великоваты, но все-таки наденьте их.Гидеон с благодарностью принял вещи и тут же оделся.– Вы очень хороший человек, преподобный. Спасибо вам.– Я не такой уж хороший, мастер Сеймур, и я пришел просить у вас прощения за то, что сделал вчера. Боюсь, мое вмешательство частично послужило причиной вашего нынешнего плачевного состояния.– Не вините себя, преподобный, – ответил Гидеон. – Я слишком долго был занозой для лорда Льюксона и ожидал от него чего-нибудь подобного – это был лишь вопрос времени… Как бы то ни было, я очень сожалею, совершенно искренне, что мы не получили приз и не вернули аппарат Питеру и мистрис Кэйт.– Мы принесли тебе еды, – сказал Питер.И он протолкнул через решетку хлеб, сыр, жареного цыпленка и бутыль с вином. Это было ошибкой, потому что еду немедленно схватили невидимые руки, и обед Гидеона растворился в камере со скоростью света, вызвав сражение среди массы людей.– Нет! Верните назад! – воскликнул Питер, но все было бесполезно.Тюремщик рассмеялся.– Нечего ждать хороших манер от диких собак… Преподобный только глянул на него.– Не нужно их ругать. Они находятся здесь дольше, чем я, и если у них нет денег, то они не могут купить себе еды. Половина из них голодает, – сказал Гидеон.Преподобный Ледбьюри печально посмотрел на лица за решеткой – на него глядели злые и отвратительные, несчастные и лишенные надежды люди.– Мастер Сеймур, – сказал преподобный, – мы пришли сказать, что вы не брошены на произвол судьбы. Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы освободить вас. Не теряйте надежды.– Я и не теряю. Я не виновен в преступлении, которое мне приписывают. Я верю в Господа и в моих друзей. И от всего сердца благодарю вас за то, что вы пришли, преподобный Ледбьюри, но пожалуйста, теперь уходите. Не хочу, чтобы мастер Питер долго здесь находился – Ньюгейт имеет обыкновение являться в сновидениях.– Как скажете, – ответил преподобный, – но я вернусь завтра с сэром Ричардом.– До свидания, Питер, – сказал Гидеон. – Передай мистрис Кэйт, чтобы она тоже не теряла надежды.– Но я хочу остаться. Я хочу хоть немного побыть с тобой… – возразил Питер.– Мастер Сеймур прав, – сказал преподобный. – Лучше мы наймем лучшего в Лондоне адвоката, чтобы тот представлял Гидеона в суде.Он окликнул тюремщика и попросил его вывести их. В последнюю минуту Питер обернулся и спросил Гидеона:– Чему ты улыбался, когда мы пришли? Гидеон улыбнулся.– Они заперли мое тело, но не могут запереть ни мой разум, ни мою душу. Я улыбался, потому что прохаживался у ручья по долине, где ты поймал форель, чувствовал тепло солнечных лучей и дышал свежим воздухом.На обратном пути преподобный спросил тюремщика, сколько нужно заплатить, чтобы Гидеона перевели в менее населенную камеру и стали бы прилично кормить.– Двадцать гиней за комнату с пятью арестантами, а за пятьсот фунтов можно купить пребывание в лучшем помещении Ньюгейта…– Двадцать гиней! Пятьсот фунтов! – воскликнул преподобный Ледбьюри. – Ну, это королевский выкуп! Вот, возьми пять фунтов в счет будущих денег. Я вернусь завтра и принесу тебе остальные. Мне хотелось бы видеть мастера Сеймура в более здоровой обстановке и с хорошим обедом.– А как же те люди, которые не в состоянии вам заплатить? – спросил Питер. – Что происходит с ними?– Что! А о чем они думали, когда нарушали закон?– Но это нечестно! – вспыхнув, закричал Питер, и слезы наполнили его глаза. – Грешно так обращаться с людьми! Вы злой человек! Это вы должны быть в такой камере, а не Гидеон!..Преподобный остановил Питера и подтолкнул его вперед.– Спасибо, мастер тюремщик. До завтра. Когда они отошли от тюремщика подальше, преподобный сказал:– Не следует раздражать человека, от которого зависит положение твоего друга…Питер и преподобный сели в карету, где их ждали Кэйт и сэр Ричард.– Как он? – спросила Кэйт.– А ты как думаешь? – резко ответил Питер. – Это самое отвратительное, самое ужасное место, какое я когда-либо видел… Они украли у него рубашку и сапоги. Пахнет там хуже, чем в слоновнике в зоопарке. Пол покрыт вшами… Не думаю, что Гидеону было приятно предстать перед нами в таком состоянии…Сэр Ричард крикнул кучеру:– Отвезите нас в адвокатскую контору Джона Лека в Миддл-Темпле!Сэр Ричард посмотрел на бледное, мокрое от слез лицо Питера и на сгорбившуюся Кэйт, непрерывно теребившую носовой платок.– Плохо быть в разлуке со своими семьями и со своими друзьями, – мягко сказал сэр Ричард, – но быть свидетелями жестокого обращения с вашим другом слишком тяжело для вас, это трудно вынести. И все же я говорю вам, что вы не одиноки. Все это пройдет, и для вас снова настанут счастливые времена. Я обещаю вам, что пребывание Гидеона в Ньюгейте будет недолгим. Джон Лек – хороший человек и великолепный адвокат. Я уверен, он докажет миру невиновность мастера Сеймура.В то время как сэр Ричард пытался успокоить Питера и Кэйт, секретарь суда, одетый в пыльную черную мантию, быстрым шагом вышел из Олд-Бэйли. Этот знаменитый суд был удобно расположен по соседству с тюрьмой, оба здания соединялись подземным туннелем. Секретарь торопливо пересек улицу и вошел в тюрьму.– День добрый, Сэмюэль, – сказал секретарь. – Видно, что сегодня ты чем-то недоволен!– И тебе добрый день, Этен. Да ничего. После того как я цельных десять годков охраняю общество от этих воришек и преступников, я уж привык к людской неблагодарности.– Эх, Сэмюэль, испытывать человеческую неблагодарность – наш удел. Однако у меня срочное дело. Гидеон Сеймур обязан явиться в суд к двум часам.– Я только что от него! Его привезли прошлой ночью. Я случайно узнал, что его друзья еще не наняли адвоката.– Возможно, – ответил секретарь, – но этим делом интересуются весьма влиятельные люди… Я должен без проволочек доставить его в суд, это и в твоих интересах тоже. Кое-кто на этом деле хорошо заработал, так что тебе не стоит перечить. Также я знаю, что король этой ночью покинул город, и ему должны послать извещение обо всех грядущих казнях до захода солнца.– Казни! Что же за преступление совершил мастер Сеймур? Он выглядит приличным парнем…Секретарь пожал плечами.– Ив самом деле…Тюремщик хотел было побежать за каретой, которая только что двинулась с места, и рассказать преподобному о срочном суде над Гидеоном. Но потом он вспомнил, как Питер назвал его злым человеком, и передумал. Решил выпить пивка, а затем отвести арестанта по туннелю в Олд-Бэйли.
* * *
Они часами лежали и не могли заснуть. Наконец сон сморил миссис Дайер, но отец Питера все еще не мог прийти в себя после того, что сказала эта девушка. Неужели это правда? Каким образом его сын оказался в другом веке? И что знает доктор Дайер, если действительно знает? Он ничего им не рассказывает. Пожалуй, стоит согласиться с инспектором – отец Кэйт что-то скрывает.Осторожно, чтобы не разбудить жену, мистер Скокк выбрался из постели, оделся и спустился вниз. В ярко освещенном вестибюле отеля было пустынно. Он прошел мимо гигантской рождественской елки и вышел сквозь автоматически раскрывшиеся стеклянные двери. Завтра Сочельник. Ночь была морозной, небо безоблачным, и звезды освещали дорогие машины на автостоянке отеля. Изо рта мистера Скокка вырвалось облачко пара. Светят ли эти же звезды Питеру? В великом плане мироздания, подумал мистер Скокк, время наших жизней равно всего лишь мгновению, и все же бывают случаи, когда каждая минута длится целую вечность. Он попытался вспомнить, как это – чувствовать себя счастливым и не волноваться, но оказалось, что не может представить себе это состояние.Мистер Скокк медленно шел вверх по улице, под ногами поскрипывал снег. На вершине холма он остановился и посмотрел на долину, залитую голубым лунным светом.«Я тебя ненавижу!» Это были последние слова, которые сказал ему сын. Внезапно мистеру Скокку стало понятно, как нужно действовать. Если полиция не найдет сына, то он сам найдет его. Он должен пойти в лабораторию, провести расследование и заставить ученую из НАСА все ему рассказать. Он должен сделать все, чтобы вернуть сына. Когда он найдет Питера, то попросит у него прощения и скажет, что очень его любит.Пока сэр Ричард беседовал с адвокатом в его конторе в Миддл-Темпле, преподобный Ледбьюри повел Питера и Кэйт обедать. Поскольку преподобный отдал Гидеону свою рубашку, то он вызывал любопытные взгляды, но это его нисколько не заботило. Он старался подбодрить детей и убедить их в том, что мистер Лек очень скоро освободит Гидеона из Ньюгейтской тюрьмы. Преподобный заказал говядину и пирог с устрицами, и даже Питер, которому еда восемнадцатого века казалась невкусной, признал обед очень хорошим. Завершился обед лимонным десертом, который очень понравился Кэйт. Питер отказался от десерта, и преподобный попросил девушку подавальщицу принести сыра. Она принесла им внушительный кусок, и Питер съел больше половины.– Если вы будете голодать, это не спасет мастера Сеймура от мук голода, – заметил преподобный.Пока преподобный расправлялся со второй порцией десерта, Питер смотрел в окно на улицу. Мимо пробежала собака золотистого цвета, и Питеру внезапно вспомнились Молли и генератор Ван дер Гра-афа. Как они попадут домой, если им не удастся получить антигравитационный аппарат? От этой мысли пребывание в 1763 году немедленно потеряло всякую прелесть.Тем временем Кэйт не удержалась и стала вслушиваться в оживленную беседу двух джентльменов за соседним столом. Более молодой собеседник задавал вопросы крупному, грузному человеку в расстегнутой до пупа рубашке, который говорил более раскатистым голосом, чем преподобный. Лицо и шея мужчины были в глубоких шрамах, и он был слеп на один глаз. У него были распущенные волосы и шотландский акцент. Похоже, он по всем вопросам имел собственное мнение. И часто, когда старший говорил что-нибудь особенно остроумное, младший заносил его слова в маленькую синюю записную книжку.– Преподобный Ледбьюри, – прошептала Кэйт, – я думаю, мы сидим рядом с Сэмюэлем Джонсоном!– Не может быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36