Когда я думаю об этом, мне становится грустно за него. Ведь он не видел всего этого!
– О нем рассказывают удивительные вещи, – сказал Якуб. – Он родился слепым, но был так смышлен и одарен такой необыкновенной памятью, что к восьми годам уже знал наизусть весь коран. Потом он стал складывать стихи, а так как бог одарил его чудесным голосом, он сделался певцом и, читая свои стихи, одновременно играл на лютне. Слух о нем дошел до Насра, сына Ахмада Саманида, который был эмиром Хорасана, и тот приблизил его к себе. Поэт стал богатым человеком. О нем сохранилось предание, будто у него было двести рабов и четыреста верблюдов, которые повсюду следовали за ним, груженные поклажей. Предание говорит, будто его стихи составляют сто тетрадей и ожерелья его касид наполнены бесподобными наставлениями…
– Вот и хорошо! – воскликнула Гюльсора. – Теперь я знаю о моем любимом поэте все, что мне хотелось бы знать.
– А ты читала его стихи о любимой? – спросил Якуб.
– Читала, только не запомнила.
– А я помню; когда-нибудь я прочту их тебе, Гюльсора…
Якуб видел смущение девушки и подумал, что сейчас не время читать эти стихи.
– А у тебя есть жених? – вдруг спросил Якуб.
– Сватались, – тихо ответила Гюльсора, – но жениха еще нет. Рудоба говорит, что мое сердце еще не проснулось. К тому же я не хочу покидать дом Ибрагима. Я полюбила Ибрагима и добрую Рудобу.
– Я бы очень хотел показать тебя моей матери, Гюльсора. Ты бы ей понравилась…
Они стояли над шумным горным потоком. Порыв ветра, коснувшись розовых лепестков яблони, оборвал их, и лепестки посыпались душистым дождем на головы молодых, счастливых. Гюльсора смотрела на лепестки цветов, уносимые потоком, и спрашивала себя: может быть, пришло счастье?..
– Посмотри, Гюльсора, – сказал Якуб, – эта яблоня осыпает нас своими цветами и словно благословляет на счастливую жизнь. Ты бы согласилась поехать со мной?.. Стать моей женой?
– Я?!
В глазах девушки Якуб увидел испуг. Это было так неожиданно и удивительно хорошо. Ведь все эти годы Гюльсора хранила и лелеяла мечту увидеть этого доброго и благородного юношу, он запомнился ей на всю жизнь. Он был для нее сказочным принцем, желанным и недосягаемым. Девушка прекрасно знала, что этот принц, может быть, никогда не встретится с ней. И вот он здесь! А вокруг такая цветущая весна, самая прекрасная весна за все ее шестнадцать лет! И разве не чудо его появление здесь? И разве не чудо то, что он не женат? Что могло ему помешать жениться на самой богатой и самой красивой девушке Бухары? Но как поверить в такое чудо? Разве может случиться так, чтобы столь богатый, красивый и ученый господин пожелал жениться на ней?.. Может быть, ей послышалось? Но нет… Он в самом деле сказал эти слова! Это правда! Если это так, то может ли быть большее счастье на земле!
Гюльсора молчала, но глаза ее уже ответили Якубу, и он понял это. Взяв в руки тонкие, словно прозрачные, кисти рук Гюльсоры, Якуб спросил:
– Ты согласна, Гюльсора? Ты поедешь со мной? Когда я увидел тебя, освещенную огоньком маленького светильника, я тотчас же подумал, что ты послана мне аллахом. Не могу понять, как случилось, что, лишившись перстня с драгоценным изумрудом, который охранял меня от чар любви, я все же никого не полюбил, не женился. В этом наше счастье, Гюльсора. Теперь мне следует только повидать отца с матерью и получить от них благословение. Они будут рады. Их удручало мое одиночество, а мое увлечение науками казалось им губительным.
– Но ведь я совсем бедна, Якуб. Я сирота. На всем свете у меня есть только брат Джафар, который моложе меня и ничего не имеет. Но у него золотые руки. Вот ты увидишь, какие он делает росписи на сосудах. Я нигде не видела таких красивых глиняных блюд. И грамота ему пригодилась в этом деле. Вот ты посмотришь, какие поучительные надписи он делает на сосудах.
– Разве он не занимался ткачеством? – удивился Якуб. – Я думал, он стал помощником Ибрагима.
– По соседству с нами был гончар, и Джафару очень понравилось его занятие. Он стал ему помогать и многому научился. А когда мы покинули Ведар и очутились в этом маленьком селении, Джафар стал сам работать, и так хорошо у него все ладится! Когда Ибрагим отправился вчера на самаркандский базар с тканями, Джафар последовал за ним, захватив с собой много красивых сосудов. Он обязательно привезет немного денег и отдаст их мне для праздничного наряда.
– Не беспокойся, Гюльсора, я обо всем позабочусь. У нас будут деньги и на свадьбу и на подарки. Ты говоришь, что у тебя никого нет на свете, кроме Джафара. Но ведь ты сама говорила, что Ибрагим и Рудоба любят тебя, как родную дочь. И разве я не близкий тебе человек? Я позабочусь о тебе. Не думай, я не рассчитываю на наследство, на щедрость отца, – я могу поступить на службу и стать чиновником дивана при дворе какого-нибудь правителя. Науки, которым я посвятил много лет, дают мне право на благородное занятие и достойное вознаграждение. Все, чем я буду владеть, Гюльсора, все это будет принадлежать тебе. Ты не должна думать о деньгах. Ты сама сокровище. Я вернусь в Бухару, расскажу обо всем родителям, а потом приеду за тобой. Ты согласна, Гюльсора?
– Я буду считать дни и часы, Якуб, и буду каждый день приходить к этой яблоне и ждать тебя вот на этой тропинке. Только скорее бы ты вернулся!
Им больше не пришлось говорить, потому что на тропинке показались всадники. Якуб сразу же узнал их – Ибрагима с черной посеребренной бородой и черноглазого красивого юношу с курчавыми волосами и смуглым приятным лицом.
– С кем же это Гюльсора? – спросил Джафар, останавливаясь у яблони и кланяясь Якубу.
Внимательно посмотрев в лицо Якубу, Ибрагим нерешительно ответил:
– Должно быть, к нам пожаловал Якуб ибн Мухаммад?.. Так мне почему-то кажется. Да благословит тебя аллах! Ты очень возмужал.
– Конечно, Якуб! – воскликнула Гюльсора. – Разве ты не узнал его, Джафар?
– Прошло много лет, – заметил Якуб, подходя к Джафару и ласково тронув плечо юноши. – И все же меня легче узнать, я меньше изменился, чем вы, мои юные друзья! А вот Ибрагим, искуснейший из всех известных мне ткачей на свете, совсем не изменился, если не считать небольшого количества серебра, которым он украсил свою бороду.
Ибрагим весело смеялся и, ласково посмотрев на Гюльсору и Джафара, сказал:
– В добрый час пришли к нам в дом эти дети. Спасибо тебе, Якуб ибн Мухаммад!
Они пошли в дом Ибрагима, и в сердечной беседе Якуб поведал добрым людям о своем намерении жениться на Гюльсоре. Ибрагим, Рудоба и Джафар были взволнованы этим сообщением, но лица их были печальны. Каждый подумал о разлуке с Гюльсорой. Здесь, в этом маленьком селении, они обосновались с мыслью никогда уже не расставаться, и Рудоба частенько думала о том, что ей будет невыносима разлука, если к девушке посватается жених из другого селения и пожелает ее увезти с собой. Но сейчас речь идет уже не о другом селении, но даже о другом царстве. Ведь Якуб говорил о том, что непременно должен вернуться в Газну, где при дворе султана Махмуда живет его великий устод ал-Бируни. Джафар молча размышлял над столь удивительным и неожиданным предложением Якуба. Еще труднее ему было ответить на предложение Якуба поехать в Бухару и стать помощником Мухаммада ал-Хасияда.
– Ты грамотен и смышлен, Джафар, – говорил Якуб. – Я думаю, из тебя получится хороший помощник моему отцу. Пройдет несколько лет, и ты сам будешь водить караваны.
Это было очень соблазнительное предложение. Но Джафар не давал ответа. Он не мог себе представить жизнь вне дома Ибрагима и Рудобы. К тому же ему казалось неблагородным покинуть дом ткача сейчас, когда он уже стал зарабатывать и нередко приносил с базара несколько дирхемов, полученных им за пестрые расписные блюда, за чаши и миски, которые были всегда нужны людям и охотно раскупались на базаре. Ничего не ответил на слова Якуба и сам Ибрагим. Сейчас, сидя в кругу своей семьи, рядом с благородным гостем, Ибрагим думал о том, что Якуб, столь долгожданный и желанный гость в его доме, не принес ему радости. Ибрагим думал о разлуке с детьми, которые стали ему близкими и дорогими.
Подумав немного, Джафар спросил, можно ли ему еще год побыть здесь вместе с Ибрагимом и Рудобой, а потом, если Мухаммад ал-Хасияд пожелает, он поедет в Бухару и станет его помощником. Джафар прочел в глазах Гюльсоры, как она благодарна за его разумное решение. Душа ее радовалась неожиданному счастью и в то же время горевала. Предстоящая разлука пугала девушку. Еще вчера ей казалось, что она никогда не оставит дом Ибрагима.
– Вот и хорошо, – сказала с облегчением Рудоба. – Джафар побудет с нами, а за этот год, кто знает, может быть, аллах поможет нам переехать в тот город, где будут жить Якуб и Гюльсора. И там живут ткачи. И, хоть разлука с Гюльсорой будет нам печальной, мы с радостью отпустим ее. Только будь счастлива, Гюльсора.
Гостеприимство ткача и его семьи очень тронуло Якуба. Он радовался встрече с Гюльсорой, которая, как ему казалось, была послана ему небом. Как бы ему хотелось воспользоваться предложением Ибрагима и погостить у них подольше! Но слово, данное устоду, было для него священно. Якуб торопился в Самарканд, где должен был встретиться с ал-Бируни и вместе с ним вернуться в Газну. Встреча с устодом сейчас особенно волновала Якуба. Ему предстояло рассказать свою тайну, связанную с Гюльсорой и Джафаром, а также сообщить о своем намерении жениться на Гюльсоре. Это должно было отвлечь его от занятий. Как отнесется к этому учитель? К вечеру этого же дня Якуб покинул гостеприимных хозяев и поспешил в Самарканд. Гюльсора долго стояла на пригорке, провожая глазами всадника, который отныне стал для нее самым дорогим человеком на свете. Мысль о том, что счастье так близко, радовала и волновала девушку. Встреча с Якубом казалась ей каким-то чудесным сном, будто все это произошло не с ней, а со сказочной принцессой, о которой она читала в старинной книге.
* * *
Якуб долго размышлял, прежде чем пошел к устоду, чтобы рассказать ему о случившемся. Он верил в добрые и благородные чувства учителя. Он не раз был свидетелем его щедрости и бескорыстия, помнил о многих добрых поступках ал-Бируни. Но Якубу не приходилось просто и сердечно говорить с учителем о своих делах. Всегда получалось так, что каждый из них был очень занят каким-то важным делом, и, не имея времени отвлечься от своих занятий, они редко говорили о вещах, не имеющих отношения к науке, к опытам. Якуб не часто слышал какую-нибудь шутку, сказанную ал-Бируни. Что и говорить, устод был скуп на слово! Якуб знал, что учитель почти не видит женщин, и это, должно быть, происходило оттого, что он жил отшельником и редко позволял себе бывать в домах друзей. Он не позволял себе потратить вечер на приятные разговоры, хотя бы они и были связаны с поэзией, которую Абу-Райхан очень любил и которой нередко посвящал бессонную ночь.
«И все же моя судьба связана с этим человеком, – думал Якуб. – Как ни трудно, а придется поговорить с устодом о самых простых житейских делах».
Якуб долго извинялся перед устодом за то, что вынужден отвлечь его для дела, не столь важного и не имеющего отношения к науке…
– Право же, не пойму, о каком деле ты говоришь, мой друг, – сказал ал-Бируни. – Скажи прямо, что тебя тревожит?
– Я намерен жениться и хочу рассказать о красавице Гюльсоре, моей невесте, потому что судьба ее необычна…
– Я очень рад, юноша, услышать от тебя эту добрую весть. И как ты мог посчитать это дело незначительным? Ты удивляешь меня, Якуб. Я охотно выслушаю твой рассказ о красавице Гюльсоре. Но прежде позволь приветствовать тебя стихами великого Рудаки:
Будь весел и люби красавицу свою.
Подобен этот мир бегущему ручью.
О прошлом позабудь, грядущим утешайся,
Живи и радуйся живому бытию.
Я с лунноликою в саду благоуханном.
Я с чернокудрою, как с гурией, в раю…
Сияя радостной улыбкой, Якуб ответил учителю другими строками Рудаки:
Я потерял покой и сон – душа разлукою больна,
Так не страдал еще никто во все века и времена.
Но вот свиданья час пришел, и вмиг развеялась печаль, –
Тому, кто встречи долго ждал, стократно сладостна она.
И Якуб поведал учителю свою тайну. Рассказал о случае на невольничьем рынке Багдада, о том, как оказался опекуном несчастных сирот и как, боясь рассердить отца, скрыл от него то, что следовало рассказать. Все эти годы надо было посылать деньги сиротам. Якуб признался, что бывали случаи, когда, не имея денег, он в отчаянии думал о том, что лучше бы взяться за торговлю, стать независимым и щедрой рукой помогать этим обездоленным детям.
Ал-Бируни внимательно слушал Якуба, глядя ему в глаза своими добрыми печальными глазами.
– А я так занят и так рассеян, – сокрушенно разводил руками устод, – что все это прошло мимо меня. Мне печально, друг мой, что я не оказал тебе помощи в таком важном деле. Напрасно ты не сказал мне об этом. Да и отец твой должен был все это знать. Насколько мне известно, Мухаммад ал-Хасияд человек высокого благородства и доброй души. Аллах вознаградил тебя! Ты говоришь, что это единственная и прекраснейшая девушка на свете. Я верю тебе. Она послана тебе в награду за твои труды. Ты поедешь в Бухару и найдешь время для того, чтобы сыграть свадьбу. Я бы не хотел, чтобы ты в этом деле был похож на своего учителя. Я должен признаться тебе, что теперь, на склоне лет, нередко сожалею об ушедшей юности, о том, что в пылу увлечения науками не находил времени для того, чтобы согреть свою душу… Впрочем, ты умен и сам понимаешь, о чем я хочу сказать.
– Мой дорогой устод!.. – Якуб сжал в своих сильных руках тонкие красивые руки учителя. – Прости меня, благородный учитель. Я знаю, ты хочешь сказать о дочери Хасана, о красавице Рейхан. Она была так добра и внимательна к тебе! Она постоянно спрашивала меня, чем занимается великий учитель, который завладел ее сердцем. Но она просила не выдавать этой тайны. Она стыдилась своих чувств, она видела, как ты занят науками, и боялась отвлечь тебя хоть на минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49