– Я охотно поеду, отец. Я просто рад побывать в Ведаре. Ты давно мне ничего не поручал.
– Я выполнил твое желание, Якуб. Ты хотел быть с книгами, и твое желание исполнилось. Но говорят, что знания завершаются только делом и что знание – дерево, а дело – плоды. Обладатель знания обращается к делу, чтобы воспользоваться этим; а если он не исполняет на деле того, что знает, то и не называется знающим.
– Я надеюсь, отец, что мои знания, которые я стараюсь почерпнуть из мудрых книг, пригодятся для дела.
Якуб отправился в Ведар, а Мухаммад ал-Хасияд тут же, немедля, собрался в столицу Хорезма, чтобы встретиться с ал-Бируни. Мухаммад ничего не сказал сыну, ничего не обещал ему, но за прошедшие со дня приезда месяцы он много думал о судьбе Якуба и пришел к выводу, что, если ученый-хорезмиец согласится стать духовным наставником сына, значит, на то воля аллаха. И кто знает, не сделает ли всевышний единственного сына купца Мухаммада ученым, который прославится при дворах султанов и сделает честь не только своему роду, но и всему племени? Странный у него сын. Он не стремится ни к богатству, ни к знатности. Но время придет, и разум его окрепнет. Он поймет, что каждый человек должен стремиться идти к той вершине, какую он себе облюбовал. И, если эта вершина манит его, он легче переносит трудности пути. Настанет день и его Якуб, познавший многие науки, будет призван ко двору правителя. Эта сияющая вершина должна звать его к себе. Для такого, может быть, стоит изменить своим устремлениям. Пусть будет трудно без помощника. Годы странствий не сделали его, Мухаммада, крепче и бодрее. Ему будет трудно без Якуба, но он готов терпеть невзгоды, пусть только ученый-хорезмиец пожелает взять его в помощники. Только бы дожить до того счастливого дня, когда свершится желаемое и Якуб займет достойное место при дворе бухарского хана. Но, подумав так, Мухаммад словно услышал слова мудрого шейха из арабов, которого он повстречал когда-то в Багдаде.
«Знатность – это не самое главное, – говорил мудрый шейх. – У избранников всемогущего есть три бесценные вещи. Первая – разум, вторая – правдивость, третья – человечность. Эти свойства присущи каждому человеку, но тупость и порывистость мешают многим проявлять эти ценные качества. И тогда мы встречаем ложь, лицемерие и стяжательство…» Мудрый шейх сказал тогда много разумного. Вот если бы Якуб постиг нечто от такой мудрости!
* * *
Через неделю Мухаммад ал-Хасияд был уже в столице Хорезма. Он нашел ал-Бируни в его новом доме, предоставленном ему шахом Мамуном. При дворе был хороший сад и бассейн. Цвели яблони, и весна была такой нежной и благоуханной, что, как ни был занят ученый, он время от времени отрывался от своей книги и смотрел в ясное, безоблачное небо.
– Мир и благоденствие твоему дому, – сказал Мухаммад, переступая порог дома и низко кланяясь ученому. – Да будет над тобой милость аллаха!
– Приветствую тебя, Мухаммад ал-Хасияд! Здоров ли твой сын? – спросил Абу-Райхан, приглашая купца присесть на суфе рядом с собой.
– Твоя доброта сделала тебя хозяином моего сердца, – ответил Мухаммад. – Сын мой здоров и полон благодарности. Мы твои должники до конца наших дней. Однако я осмелюсь обратиться к тебе, мудрый человек. Я к тебе с низким поклоном. Не возьмешь ли ты в ученики моего Якуба? Зажги светильник разума! Не дай ему остаться незамеченным. С тех пор как мы встретили тебя в караван-сарае на пути в Гургандж, Якуб только и думает о том, как приблизиться к тебе, стать твоим помощником, выполнять твои поручения и слышать иногда твои мудрые слова. У него самые благородные намерения. Согласись взять его к себе!..
Купец торопливо и сбивчиво объяснял, почему он решился прийти. Ему казалось, что если он остановится, сделает паузу, то от смущения и растерянности забудет слова. Но он и без того забыл их. Ранее продуманная пышная и цветистая речь вылилась лишь в несколько тусклых фраз. Мухаммад умолк и, вглядываясь в спокойное и умное лицо ученого, мучительно вспоминал: что же еще надо сказать? Ведь совсем не просто явиться к знаменитому ученому с такой просьбой. Нужно сказать что-то очень значительное… Мухаммад почувствовал, как обильные капли пота струятся по лбу и щекам, словно он в знойной пустыне, а не в этом прохладном красивом доме. Лицо его выражало душевную растерянность, которая вовсе не вязалась с его обычной уверенностью в себе.

«Он не похож на купца-стяжателя, который готов все купить за деньги, даже честь и совесть, – подумал Абу-Райхан. – Он, видимо, скромный человек. К тому же он весьма предан своему сыну. Но к чему мне такая обуза? Я всегда избегал связывать свою судьбу с учениками».
– Мне трудно выполнить твою просьбу, почтенный Мухаммад ал-Хасияд, – сказал Абу-Райхан. – Я затрудняюсь сказать «да», потому что ни разу еще не сказал так многим, кто хотел сопутствовать мне в моих научных исканиях. Мой путь очень трудный и очень тернистый. Сомнения и заботы одолевают меня. Я всегда в исканиях. Постоянно стремлюсь делать опыты, не всегда мне доступные в силу больших затрат. Я и представить себе не могу, когда смог бы уделить внимание твоему сыну. Он юноша, не лишенный интереса к наукам, смышленый, начитанный. Я узнал об этом, беседуя с ним в караван-сарае. Мне понравилось, что он приметил в Булгаре такое, что не всякий сумеет увидеть. Он обратил внимание на долготу дня и ночи, отличную от долготы наших мест. Он поинтересовался нравами и обычаями неведомого ему племени и рассказал мне много любопытного. Но каждый по-своему понимает свою цель и труд своей жизни. Одни ученые окружают себя учениками и стараются передать им свои знания, а я считаю, что, если человеку удалось познать что-нибудь загадочное, непонятное, он должен об этом написать. Пусть об этом узнают не только современники, но и потомки, и пусть его труд служит на благо людей.
– Ты высказал мысль столь благородную и справедливую, – заметил Мухаммад, – что против нее не скажешь и слова, однако я не вижу помехи в твоем деле, если у тебя появится юноша на побегушках, который с полным уважением станет выполнять твои поручения. Сын мой одержим мыслью о тебе и твоих трудах. Он думает, что я не знаю, чем он занимался долгие месяцы, которые я предоставил ему, сделав вид, будто я ничего не знаю. Он сидел в библиотеке бухарского хана и целиком ушел в книги. За несколько монет старый хранитель библиотеки дал мне список книг, которые Якуб изучал все это время. Посмотри, здесь и твои книги значатся. Он не переставал заниматься математикой, а ведь это наука, требующая весьма трезвого разума. Он говорил мне, что хочет изучать звезды небесные.
– Уж не для того ли, – воскликнул Абу-Райхан, – чтобы стать астрологом и предсказывать судьбу по небесным светилам? Я дурного мнения о людях, которые пытаются все явления жизни объяснить влиянием звезд. Наша жизнь на Земле скорее связана с влиянием Солнца. Мне кажется, что в этом убедился каждый землепашец, который видит, что ни одно растение не может вырасти без солнечного тепла. Я знаю: многие арабы приписывают все изменения погоды влиянию восхода и захода звезд. Но они делают это только от невежества.
– Подобные вещи могут быть понятны только людям науки, – заметил Мухаммад.
– Не всегда, – ответил Абу-Райхан. – Однажды я увидел человека, который считал себя знаменитым и ученейшим в искусстве предсказывания по звездам. Он искренне верил, что на судьбу человека влияют небесные светила. Я хотел было удержать его от ложного пути, но он не оставил своих неправильных мыслей, несмотря на то что по своим познаниям стоял ниже меня. Он даже стал со мной спорить. Он был богат и имел положение, и это давало ему возможность восхвалять все осуждаемое, а я был беден и ничтожен, отчего и порицалось всякое мое превосходство. Но это к слову, а к делу – я должен сказать, что если бы приблизил к себе юношу, то лишь для научных наблюдений, которые помогли бы нам приподнять завесу над загадками небесных светил. И все же мне трудно выполнить твою просьбу, Мухаммад…
– Мой сын стремится к тебе, потому что читал твои труды, – сказал Мухаммад. – Не отказывайся от него. Поверь, ты не пожалеешь! Почтенный наш друг, уважаемый устод! – уговаривал купец. – Моего Якуба больше всего в жизни интересуют науки. Не знаю, стремится ли он научиться предсказывать судьбу людям. Мне известно, что он хочет научиться составлять календарь, понять движение небесных светил. Он хочет научиться делать сложные математические вычисления. А что касается предсказываний судьбы, то, право же, это дело неплохое. Я и сам пользуюсь услугами моего удивительного цирюльника. Он имеет астролябию и отлично составляет гороскоп. Поверь, он уже не раз предсказывал мне добрый путь с караваном. Насколько мне известно, Якуб не к этому стремится. И потому, должно быть, он пожелал стать твоим учеником.
– Я в большом затруднении! – вздохнул Абу-Райхан.
Он слушал купца в глубокой задумчивости и старался во всех подробностях предвидеть все то хорошее и дурное, что принесет с собой такое новшество в его жизни. Он должен был сам себе признаться, что Якуб ему понравился и ничем не внушает опасений. Но сможет ли он стать помощником?
А Мухаммад тем временем продолжал:
– Поверь, я был далек от этой мысли, когда впервые встретил тебя и воспользовался твоими знаниями для спасения сына. Я всю жизнь лелеял мечту вырастить себе помощника в торговых делах. Отдавая тебе Якуба, я отрываю от себя кусок живого мяса. Я прибыл в столицу Хорезма, хотя дела ждут меня совсем в другом месте…
– Скажи сыну: если он готов трудиться неустанно, если согласен делить со мной горести и заботы – они неизбежны в нашем деле, – если хочет в тяжком труде добывать очень редкие, скупые радости, пусть идет ко мне. Я не сулю ему ни богатства, ни славы. Я только смогу поделиться теми скромными знаниями, которыми овладел, не щадя себя и отдаваясь науке постоянно и неизменно каждый день и каждый час своей жизни…
Абу-Райхан ал-Бируни говорил это тихим голосом, очень сдержанно, но Мухаммад понимал, что за внешним спокойствием скрывается тревога. Прижимая руки к сердцу, Мухаммад без конца кланялся и благодарил Абу-Райхана. Он был достаточно умен, чтобы понять колебания ученого и все благородство его души. Ученый пожалел юношу, но поверил в него и потому согласился принять его к себе.
«Этот Мухаммад, пожалуй, лучший из купеческого сословия, – подумал про себя Абу-Райхан. – Его настойчивость в этом вопросе удивительна. Он ведь далек от науки. Что она даст сыну, ему неведомо. Однако он старается, позабыв свою гордость и отбросив чванство, свойственное многим богатым людям». Ал-Бируни рассеянно посмотрел на руки Мухаммада, сложенные на груди, и обратил внимание на перстень с изумрудом. Перед ним был камень редкой красоты.
– Покажи мне этот изумруд, – обратился он к Мухаммаду. – Мне кажется, он из тех редких камней, которые добываются в аравийских копях.
– Ты совершенно прав, Абу-Райхан, – ответил Мухаммад, подавая ученому перстень.
– Да, этот изумруд добыт в руднике Джебель Забарх, – подтвердил Абу-Райхан. – Но ты купил его в Индии. Я вижу здесь руку искуснейшего индусского гранильщика, а такая работа дорого стоит.
– Как много сказал тебе мертвый камень, уважаемый Абу-Райхан! Все верно. Именитый купец из Багдада купил этот камень в Индии у магараджи, а спустя много лет продал мне. Как видишь, он оправлен в золото и может служить печатью. Имея его, я был застрахован от моровой язвы, от чар любви и от бессонницы. Я буду счастлив подарить тебе этот перстень. Прими его в память о нашей встрече. Ты, такой тонкий знаток драгоценных камней, оценишь его красоту. – Мухаммад был счастлив сделать приятное ученому.
– Я тронут твоим вниманием, Мухаммад ал-Хасияд, – ответил с поклоном Бируни. – Твоя щедрость похвальна. Но я не приму твой дар. Таков мой нрав. Не посчитай себя обиженным, если я попрошу тебя передать этот драгоценный перстень твоему сыну. Он послужит ему неким доказательством его самостоятельности. Ведь он верит в волшебную силу камня? Твой сын впервые покинет родной дом?
– Впервые, – пробормотал огорченный Мухаммад.
Он от всей души хотел подарить этот перстень ученому. Но поистине этот человек был недосягаем.
Однако, как ни огорчался Мухаммад, ничто не могло затмить его радость. Он возвращался домой с такими добрыми надеждами, каких прежде никогда не испытывал. У него появилась уверенность, что сын его станет большим человеком. Видит аллах, самое неожиданное оказалось возможным! В сущности, он спешил сюда лишь для того, чтобы убедиться в невозможности осуществить замысел сына. Поистине судьба бывает благосклонной! Вот теперь, пожалуй, не избежать ему посещения Мекки. Он и тогда, в караван-сарае, у изголовья больного Якуба, обещал совершить хаджж, а теперь, хоть он и не давал этого обещания, он должен выполнить задуманное. Если поразмыслить, то свершилось второе рождение Якуба. Стать учеником столь ученого и благородного человека – величайшее счастье. Пусть убавятся барыши, пусть реже идут в путь караваны, зато с Якубом произойдет чудесное превращение. Кто бы мог еще так умело зажечь светильник разума? Вряд ли кто может уподобиться в учености хорезмийцу ал-Бируни. Пройдет время, и сын Мухаммада ал-Хасияда станет знаменитым ученым. Кто знает, быть может, Якуба также призовут ко двору правителя. И тогда Мухаммаду, купцу из Бухары, смогут позавидовать многие купцы, которых он повстречал на пыльных караванных дорогах.

В ДОБРЫЙ ПУТЬ, ЯКУБ!
В памяти Якуба то и дело всплывали слова, сказанные Мухаммадом: «Знание – дерево, а дело – плоды». «Отец пожелал отведать плодов от моего дерева знаний, – думал Якуб, – вот он и послал меня с поручением. Ну что ж, я должен показать свое умение, я буду усердным! А сумею ли? Совсем недавно я был в Самарканде с отцом, и незнакомые люди говорили мне: „Эй, мальчуган, покажи свою ловкость, принеси хороший арбуз, мы угостим тебя“. А теперь я сам уже хозяин трех верблюдов и два погонщика будут помогать мне таскать ведарийские ткани и укладывать вьюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49