В восторге - сайт Водолей
.. Слишком метко он для бандита стреляет...
– Тварь... – пробормотал Никитин. – Старый гэбэшник, сволочь... Где он, Иван? Скажи мне – где он? Мы сейчас с тобой союзники...
Иван покачал головой.
– А ты знаешь, что он нам тебя открытым текстом подставлял? Так и орал во все горло – «Придет Иван, в Чечне отмороженный, и замочит вас всех...» Как раз перед тем, как ты Бульбу убил... Жаль, не знали мы тогда, что это он орал в Лужниках...
– Ну и что? – усмехнулся Иван. – Ну и орал... Что из этого?
– А то, что тебя он на нас натравливает, а нас – на тебя. Чтоб мы подрались с тобой, вцепились друг в друга и горло друг другу перегрызли. А сам он в сторонке остаться хочет...
– Подожди, Никитин! – Герасимов перебил генерала почти угрожающе... – Значит после взрыва он опять начал тобой манипулировать... А почему до взрыва – не мог? Ты сам думал об этом?
Иван посмотрел на Герасимова с интересом... Он подумал: «А и в самом деле – почему?»
– Он не смог бы манипулировать... – сказал Иван медленно, подыскивая наиболее точные слова для своей мысли... – Я про него забыл тогда... И я ему тогда не верил... Я верил только...
Он замолчал, не желая произносить в их присутствии имя Нади.
– Кому ты верил, Иван? – спросил Никитин.
– Ей верил... И себе... – Ивану было трудно говорить, вспоминая то время, когда была жива Надя, когда он сам хотел жить. С ней вместе...
Он посмотрел измученными болью глазами сначала на Никитина, потом на Герасимова и сказал, неожиданно для самого себя:
– Я жить хотел... И думать стал – зачем я людей убиваю...
После этой фразы Ивана молчание длилось долгую минуту...
– Ты все понял, Иван? – спросил Никитин. – Кто имел повод ненавидеть твою Надю? Кому нужна была ее смерть? Не знаю – сам он это сделал или нанял кого-нибудь, но взрыв нужен был только Крестному. Чтобы вернуть тебя себе, в свое полное распоряжение. Он проиграл женщине борьбу за тебя и просто убрал ее со своего пути, избавился от нее... Чтобы иметь возможность посылать тебя туда, куда нужно ему. Чтобы твоими руками делать то, что нужно ему. Меня, например, убить... Он же меня ненавидит после Сальвадора... Если бы не я, он тогда удрал бы с нашими деньгами, и жил бы все эти годы спокойно и беззаботно... Он мне мстит за свою жизнь, Иван... Поэтому и тебя на меня натравил... Подставил меня... Повесил на меня то, что сам сделал... А теперь смеется где-нибудь неподалеку, представляя, как ты меня мочишь за свою Надю... Которую убил он. У, тварь... Доберусь я до него!
– Где он, Иван? – спросил Герасимов. – Его нужно обезвредить. От него исходит зло. Он заставляет убивать других, а сам питается падалью...
– А что от меня исходит? – спросил Иван неожиданно у Герасимова, но ответил ему Никитин.
– От тебя исходит смерть, Иван. Поэтому я тебя тоже когда-нибудь убью. Я даже не пытаюсь тебя обмануть, пообещав, что ты останешься в живых. Нет. Тебя я тоже убью. Но сначала – его, Крестного, бывшего моего друга Володьку Крестова... Я клянусь тебе – он будет первым, ты – вторым. Скажи мне – где он?
– Нет! – ответил Иван твердо. – Мне наплевать – убьешь ли ты меня. Рано или поздно – меня кто-нибудь убьет... Когда мне самому не захочется жить дальше. Но Крестного – убью я. Это я с вами обсуждать не буду. Я так решил... Скоро ты, Никитин об этом услышишь... И потом – можешь убивать меня, если сумеешь.
Герасимов смотрел на Никитина с отчаянием. Иван не сообщил, где можно найти Крестного. Вся операция прошла бесполезно, и сейчас они знают не намного больше, чем знали сегодня утром...
Никитин так не думал... Поворот, случившийся сегодня в голове Ивана, он считал главным итогом операции. А кроме того – за ним можно и проследить и таким образом выйти на Крестного. Ведь Иван начнет его искать и приведет туда, куда нужно... А там можно Ивану и помочь справиться со своим бывшим заказчиком. А потом и с самим Иваном справиться. Не так уж и плохо... А сейчас разговаривать с Иваном больше не о чем... Все равно больше от него ничего не добьешься. Пора прощаться.
– Ладно, Иван, пора заканчивать. Ясно уже все... – сказал Никитин. – Давай так договоримся: кто первый до него доберется, тот и разбираться с ним будет... Это будет честно. Только смотри – он опять зубы начнет тебе заговаривать. Поэтому – запомни. Пока Крестный жив, мы не будем предпринимать против тебя никаких действий... Если ты, конечно, буянить не начнешь и вымещать свою злость на ни в чем не повинных людях... Согласен со мной?
Иван смотрел на Никитина, ничего не отвечая, но тот сразу понял, что – согласен.
– Вот и отлично. Теперь осталось только разойтись спокойно и каждому заняться своим делом... Не знаю, как у тебя, а у меня их – навалом. Ты, кстати, и подвалил работенки... Ну да ладно, – кто старое помянет, у того уже не встанет...
Глава двадцатая.
Расстался Иван с Никитиным и Герасимовым, действительно – тихо и спокойно... Генерал скомандовал своим людям снять наблюдение за площадью Восстания, снять блокировку сквера перед высоткой и возвращаться в управление. Объект не преследовать.
– Где тебя высадить? – спросил Никитин у Ивана.
– Здесь... – ответил тот и не говоря больше ни слова вышел из машины.
Иван не знал выполнили ли люди Никитина его распоряжение, или это была заранее заготовленная фраза, которая могла означать и совершенно другой приказ – например, – установить за Иваном наблюдение или даже – сигнал к захвату, едва он только выйдет из машины... Но ничего не случилось. Его никто не пытался захватить, не мог он обнаружить и хвоста за собой.
Но рисковать он тоже не хотел... Окрестные проходные дворы известны ему были лучше, чем любому оперативнику. Хотя бы потому, что он специально их изучал. Зачем? На всякий случай. Такой, например, как сегодня. Такие случаи всегда рано или поздно возникают.
Иван спустился по Кудринскому переулку вниз, оставив обнесенную забором высотку справа и, не спеша, пошел дальше, до того места, где Кудринский заканчивается, и после резкого поворота начинается Большой Конюшковский переулок. В этом повороте – весь смысл.
Он повернул за угол, скрылся из поля зрения возможного наблюдателя и тут же нырнул в проходной двор на левой стороне, если идти от Садового кольца. Дальше – невысокий забор, проходной подъезд с парадным и черным, во двор, выходом, разогнутые когда-то им же самим прутья в металлической решетке – и вот он уже на Конюшковской улице, попасть на которую, если не знать этот проходной двор, можно только минут за десять – возвратясь назад по Кудринскому до Малого Конюшковского и по нему уже спустившись. За это время десять раз можно исчезнуть.
Движение на Конюшковской приличное – по ней удобнее всего попасть с Краснопресненской набережной на улицу Красная Пресня, – машину Иван остановил буквально за пятнадцать секунд. Благо – желающих слегка подработать навалом среди московских водителей.
Ивану не столько нужна была машина, сколько необходимо было убедиться в отсутствии слежки. Заметить преследователей на машине гораздо проще, чем на оживленной улице, в толпе прохожих...
Сзади было чисто. Иван остановил удивленного столь коротким маршрутом водителя «жигулей» у метро Краснопресненская, щедро с ним расплатился, чтобы компенсировать его удивление, и нырнул в метро. Он срочно хотел попасть к Павелецкому вокзалу, в квартиру, где они в последний раз расстались с Крестным...
Никитин в это время матерился и готов был врезать Герасимову, который стоял перед ним и оправдывался, что он ни на шаг не отставал от Ивана, но тот, едва свернув за угол, словно сквозь землю провалился. Короче – потерял его Герасимов.
– Москву знать надо! – процедил сквозь зубы генерал и сплюнул под ноги Герасимову. – Теоретик!.. Будешь теперь мозгами работать, раз ногами не умеешь... Инвалид умственного труда!
«А зачем наблюдение было снимать? – молча возмущался в ответ Герасимов. – Перед этим отморозков выебнуться хотел? Пижон! Мозга-ами, мозга-ами! Да, мозгами! У кого они на месте...»
– Садись в машину, – буркнул, наконец, слегка остывший генерал. – Едем в управление... И чтобы к утру у меня на столе лежал план мероприятий по розыску Крестного и Ивана Марьева!
Квартира у Павелецкого вокзала, в которой несколько дней назад Иван пил ром с Крестным и выслушивал его рассказы о Никитином, оказалась пустой. Крестного в ней, конечно, не было.
Иван прошел на кухню, сел на табурет перед заваленным окурками кухонным столом и минуту молча смотрел на валявшиеся среди окурков хлебные крошки и обрывки колбасной кожуры...
Он достал пистолет, вытащил из него магазин с патронами и уставился на оружие долгим тупым взглядом. Неожиданно он размахнулся и со всей силы ударил рукояткой пистолета по крышке стола.
Стоящие на столе стаканы из тонкого стекла подпрыгнули и звякнули, упав на бок. Один из них покатился и, упав на пол, разбился под ногами у Ивана. Он посмотрел на его осколки и, надавив на них подошвой ботинка, растер в мелкую крошку.
На глаза ему попались пять пустых бутылок из-под гаванского рома с длинными узкими горлышками. Они валялись под раковиной среди луковых очисток и завернутых в промасленную газету селедочных внутренностей. Крестный предпочитал «народно-демократическую гастрономию», как он выражался, и частенько Ивану приходилось закусывать с ним то соленым огурцом, то плавленным сырком.
«У тебя, что – денег нет, – спрашивал его иногда Иван, – нормальную еду купить? Салями какую-нибудь или хоть сосисок килограмм и бутылку кетчупа? Что за босячество?»
Крестный усмехался и отвечал какой-нибудь заковыристой фразой. Например:
«Деньги существуют не для того, чтобы разрушать традиции, а чтобы создавать новые...»
– Деньги! Деньги! – закричал Иван, глядя на пустые грязные бутылки, валяющиеся среди мусора. – Ты подавишься этими деньгами!
Он схватил магазин, одним движением зарядил пистолет и расстрелял пять грязных бутылок под раковиной. Рука его прыгала, и ему пришлось сделать семь выстрелов. Дважды он промазал.
На пол садился голубоватый дымок от выстрелов. Иван стоял неподвижно и ждал, пока перестанут дрожать руки. Он очнулся, когда дым уже осел ему по колено. В дверь звонили... Долго, настойчиво. Раз... Второй... Третий... Потом начали стучать.
«Менты! – мелькнуло в голове у Ивана. – Выследили, суки!»
Иван знал, что не должен попадать им в руки, пока Крестный жив. Вернее – пока он, Иван, его не убил. Что будет потом – его не интересовало, он просто не думал об этом.
Он бросился к окну. Квартира была на восьмом этаже, ни балконов, ни лоджий проект дома для малометражек не предусматривал. Уйти через окно не было никакой возможности. Сколько не высовывался Иван, чтобы посмотреть, стоит ли у подъезда ментовская машина, подъезда тоже не было видно, окно выходило на другую сторону.
Оставалось прорываться только через дверь. Нужно вылететь резко, неожиданно на площадку, а там, возможно – уйти через чердак и соседние подъезды... Такой отход у Ивана был отработан до автоматизма.
Стук в дверь не прекращался. Прижимаясь к стене, Иван пробрался в коридор, три раза выстрелил в середину двери и резко ее распахнув, выпрыгнул на площадку, выставив вперед пистолеты...
Ментов не было.
На кафельном полу, на спине, лежал мужчина в пижаме, прижимая к животу открытую бутылку водки... Он был очень пьян и не успел понять, что в него только что попало три пули...
Бутылка наклонилась и водка тонкой жиденькой струйкой текла ему на грудь...
– Этот... седой... дома? – еще успел пробормотать мужик. – Я с ним выпить...
Лужица водки, растекающаяся по его груди, затекла на пулевое отверстие в груди. Мужик не договорил, поморщился и секунд через пять захрипел, пытаясь, наверное что-то сказать еще, но его легкие уже наполнялись кровью... По полу из-под его спины вытекла небольшая струйка крови и начала скапливаться в лужицу...
– Седого дома нет, – сказал ему Иван и начал спускаться по лестнице.
Тут же он услышал, как начали захлопываться квартиры на седьмом этаже и ниже. Никто из жильцов не хотел ни показаться ему на глаза, ни посмотреть на него. Только через дверной глазок...
Иван вдруг разозлился на этих трусливых людей, дрожащих за свои жалкие жизни...
– Гады! – заорал он. – Тараканы! Давить вас надо! Получайте еще по глазку на дверь!
Он всадил по одной пуле в каждую из четырех дверей, выходящих на площадку седьмого этажа. Пули легли в каждую дверь одинаково – примерно сантиметров на пять ниже дверного глазка точно по центру. За одной из дверей раздался приглушенный вскрик.
«Попал! – обрадовался Иван. – Тараканы!»
Неожиданно до него дошло, что из любой квартиры могут позвонить в милицию...
Какой там, к черту, могут! Уже давно позвонили! И у него есть максимум минуты две-полторы, чтобы уйти без перестрелки и риска быть задержанным.
Он уже сбегал по лестнице первого этажа, когда ему навстречу попалась только что вошедшая в подъезд девушка – пышнотелая блондинка-продавщица из овощного магазина, который занимал первый этаж дома.
Она жила на третьем, обедать ходила домой и сейчас у нее был как раз обеденный перерыв. В руках у блондинки был объемистый пакет из непрозрачного очень крепкого пластика, в котором она несла свою ежедневную ношу, которую доставляла из магазина домой два раза в день – в обед и вечером, после работы. Сегодня это были пара ананасов и восемь килограммов бананов... Она пару раз видела Ивана, когда он возвращался в квартиру и проходил мимо ее стоящего на улице прилавка. Сосредоточенность, написанная на его лице, сдержанность его движений и почувствованная ею скрытая энергия, которая исходила от его фигуры, разволновали блондинку до неприличия. Вспоминая этого мужика-соседа, она, отмокая после работы в ванной от запахов подгнившей картошки и прокисшей квашенной капусты, уже пару раз мастурбировала. Дальше так продолжаться не могло, и она твердо решила, что в следующий раз, когда он будет идти мимо, просто возьмет его и не отпустит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Тварь... – пробормотал Никитин. – Старый гэбэшник, сволочь... Где он, Иван? Скажи мне – где он? Мы сейчас с тобой союзники...
Иван покачал головой.
– А ты знаешь, что он нам тебя открытым текстом подставлял? Так и орал во все горло – «Придет Иван, в Чечне отмороженный, и замочит вас всех...» Как раз перед тем, как ты Бульбу убил... Жаль, не знали мы тогда, что это он орал в Лужниках...
– Ну и что? – усмехнулся Иван. – Ну и орал... Что из этого?
– А то, что тебя он на нас натравливает, а нас – на тебя. Чтоб мы подрались с тобой, вцепились друг в друга и горло друг другу перегрызли. А сам он в сторонке остаться хочет...
– Подожди, Никитин! – Герасимов перебил генерала почти угрожающе... – Значит после взрыва он опять начал тобой манипулировать... А почему до взрыва – не мог? Ты сам думал об этом?
Иван посмотрел на Герасимова с интересом... Он подумал: «А и в самом деле – почему?»
– Он не смог бы манипулировать... – сказал Иван медленно, подыскивая наиболее точные слова для своей мысли... – Я про него забыл тогда... И я ему тогда не верил... Я верил только...
Он замолчал, не желая произносить в их присутствии имя Нади.
– Кому ты верил, Иван? – спросил Никитин.
– Ей верил... И себе... – Ивану было трудно говорить, вспоминая то время, когда была жива Надя, когда он сам хотел жить. С ней вместе...
Он посмотрел измученными болью глазами сначала на Никитина, потом на Герасимова и сказал, неожиданно для самого себя:
– Я жить хотел... И думать стал – зачем я людей убиваю...
После этой фразы Ивана молчание длилось долгую минуту...
– Ты все понял, Иван? – спросил Никитин. – Кто имел повод ненавидеть твою Надю? Кому нужна была ее смерть? Не знаю – сам он это сделал или нанял кого-нибудь, но взрыв нужен был только Крестному. Чтобы вернуть тебя себе, в свое полное распоряжение. Он проиграл женщине борьбу за тебя и просто убрал ее со своего пути, избавился от нее... Чтобы иметь возможность посылать тебя туда, куда нужно ему. Чтобы твоими руками делать то, что нужно ему. Меня, например, убить... Он же меня ненавидит после Сальвадора... Если бы не я, он тогда удрал бы с нашими деньгами, и жил бы все эти годы спокойно и беззаботно... Он мне мстит за свою жизнь, Иван... Поэтому и тебя на меня натравил... Подставил меня... Повесил на меня то, что сам сделал... А теперь смеется где-нибудь неподалеку, представляя, как ты меня мочишь за свою Надю... Которую убил он. У, тварь... Доберусь я до него!
– Где он, Иван? – спросил Герасимов. – Его нужно обезвредить. От него исходит зло. Он заставляет убивать других, а сам питается падалью...
– А что от меня исходит? – спросил Иван неожиданно у Герасимова, но ответил ему Никитин.
– От тебя исходит смерть, Иван. Поэтому я тебя тоже когда-нибудь убью. Я даже не пытаюсь тебя обмануть, пообещав, что ты останешься в живых. Нет. Тебя я тоже убью. Но сначала – его, Крестного, бывшего моего друга Володьку Крестова... Я клянусь тебе – он будет первым, ты – вторым. Скажи мне – где он?
– Нет! – ответил Иван твердо. – Мне наплевать – убьешь ли ты меня. Рано или поздно – меня кто-нибудь убьет... Когда мне самому не захочется жить дальше. Но Крестного – убью я. Это я с вами обсуждать не буду. Я так решил... Скоро ты, Никитин об этом услышишь... И потом – можешь убивать меня, если сумеешь.
Герасимов смотрел на Никитина с отчаянием. Иван не сообщил, где можно найти Крестного. Вся операция прошла бесполезно, и сейчас они знают не намного больше, чем знали сегодня утром...
Никитин так не думал... Поворот, случившийся сегодня в голове Ивана, он считал главным итогом операции. А кроме того – за ним можно и проследить и таким образом выйти на Крестного. Ведь Иван начнет его искать и приведет туда, куда нужно... А там можно Ивану и помочь справиться со своим бывшим заказчиком. А потом и с самим Иваном справиться. Не так уж и плохо... А сейчас разговаривать с Иваном больше не о чем... Все равно больше от него ничего не добьешься. Пора прощаться.
– Ладно, Иван, пора заканчивать. Ясно уже все... – сказал Никитин. – Давай так договоримся: кто первый до него доберется, тот и разбираться с ним будет... Это будет честно. Только смотри – он опять зубы начнет тебе заговаривать. Поэтому – запомни. Пока Крестный жив, мы не будем предпринимать против тебя никаких действий... Если ты, конечно, буянить не начнешь и вымещать свою злость на ни в чем не повинных людях... Согласен со мной?
Иван смотрел на Никитина, ничего не отвечая, но тот сразу понял, что – согласен.
– Вот и отлично. Теперь осталось только разойтись спокойно и каждому заняться своим делом... Не знаю, как у тебя, а у меня их – навалом. Ты, кстати, и подвалил работенки... Ну да ладно, – кто старое помянет, у того уже не встанет...
Глава двадцатая.
Расстался Иван с Никитиным и Герасимовым, действительно – тихо и спокойно... Генерал скомандовал своим людям снять наблюдение за площадью Восстания, снять блокировку сквера перед высоткой и возвращаться в управление. Объект не преследовать.
– Где тебя высадить? – спросил Никитин у Ивана.
– Здесь... – ответил тот и не говоря больше ни слова вышел из машины.
Иван не знал выполнили ли люди Никитина его распоряжение, или это была заранее заготовленная фраза, которая могла означать и совершенно другой приказ – например, – установить за Иваном наблюдение или даже – сигнал к захвату, едва он только выйдет из машины... Но ничего не случилось. Его никто не пытался захватить, не мог он обнаружить и хвоста за собой.
Но рисковать он тоже не хотел... Окрестные проходные дворы известны ему были лучше, чем любому оперативнику. Хотя бы потому, что он специально их изучал. Зачем? На всякий случай. Такой, например, как сегодня. Такие случаи всегда рано или поздно возникают.
Иван спустился по Кудринскому переулку вниз, оставив обнесенную забором высотку справа и, не спеша, пошел дальше, до того места, где Кудринский заканчивается, и после резкого поворота начинается Большой Конюшковский переулок. В этом повороте – весь смысл.
Он повернул за угол, скрылся из поля зрения возможного наблюдателя и тут же нырнул в проходной двор на левой стороне, если идти от Садового кольца. Дальше – невысокий забор, проходной подъезд с парадным и черным, во двор, выходом, разогнутые когда-то им же самим прутья в металлической решетке – и вот он уже на Конюшковской улице, попасть на которую, если не знать этот проходной двор, можно только минут за десять – возвратясь назад по Кудринскому до Малого Конюшковского и по нему уже спустившись. За это время десять раз можно исчезнуть.
Движение на Конюшковской приличное – по ней удобнее всего попасть с Краснопресненской набережной на улицу Красная Пресня, – машину Иван остановил буквально за пятнадцать секунд. Благо – желающих слегка подработать навалом среди московских водителей.
Ивану не столько нужна была машина, сколько необходимо было убедиться в отсутствии слежки. Заметить преследователей на машине гораздо проще, чем на оживленной улице, в толпе прохожих...
Сзади было чисто. Иван остановил удивленного столь коротким маршрутом водителя «жигулей» у метро Краснопресненская, щедро с ним расплатился, чтобы компенсировать его удивление, и нырнул в метро. Он срочно хотел попасть к Павелецкому вокзалу, в квартиру, где они в последний раз расстались с Крестным...
Никитин в это время матерился и готов был врезать Герасимову, который стоял перед ним и оправдывался, что он ни на шаг не отставал от Ивана, но тот, едва свернув за угол, словно сквозь землю провалился. Короче – потерял его Герасимов.
– Москву знать надо! – процедил сквозь зубы генерал и сплюнул под ноги Герасимову. – Теоретик!.. Будешь теперь мозгами работать, раз ногами не умеешь... Инвалид умственного труда!
«А зачем наблюдение было снимать? – молча возмущался в ответ Герасимов. – Перед этим отморозков выебнуться хотел? Пижон! Мозга-ами, мозга-ами! Да, мозгами! У кого они на месте...»
– Садись в машину, – буркнул, наконец, слегка остывший генерал. – Едем в управление... И чтобы к утру у меня на столе лежал план мероприятий по розыску Крестного и Ивана Марьева!
Квартира у Павелецкого вокзала, в которой несколько дней назад Иван пил ром с Крестным и выслушивал его рассказы о Никитином, оказалась пустой. Крестного в ней, конечно, не было.
Иван прошел на кухню, сел на табурет перед заваленным окурками кухонным столом и минуту молча смотрел на валявшиеся среди окурков хлебные крошки и обрывки колбасной кожуры...
Он достал пистолет, вытащил из него магазин с патронами и уставился на оружие долгим тупым взглядом. Неожиданно он размахнулся и со всей силы ударил рукояткой пистолета по крышке стола.
Стоящие на столе стаканы из тонкого стекла подпрыгнули и звякнули, упав на бок. Один из них покатился и, упав на пол, разбился под ногами у Ивана. Он посмотрел на его осколки и, надавив на них подошвой ботинка, растер в мелкую крошку.
На глаза ему попались пять пустых бутылок из-под гаванского рома с длинными узкими горлышками. Они валялись под раковиной среди луковых очисток и завернутых в промасленную газету селедочных внутренностей. Крестный предпочитал «народно-демократическую гастрономию», как он выражался, и частенько Ивану приходилось закусывать с ним то соленым огурцом, то плавленным сырком.
«У тебя, что – денег нет, – спрашивал его иногда Иван, – нормальную еду купить? Салями какую-нибудь или хоть сосисок килограмм и бутылку кетчупа? Что за босячество?»
Крестный усмехался и отвечал какой-нибудь заковыристой фразой. Например:
«Деньги существуют не для того, чтобы разрушать традиции, а чтобы создавать новые...»
– Деньги! Деньги! – закричал Иван, глядя на пустые грязные бутылки, валяющиеся среди мусора. – Ты подавишься этими деньгами!
Он схватил магазин, одним движением зарядил пистолет и расстрелял пять грязных бутылок под раковиной. Рука его прыгала, и ему пришлось сделать семь выстрелов. Дважды он промазал.
На пол садился голубоватый дымок от выстрелов. Иван стоял неподвижно и ждал, пока перестанут дрожать руки. Он очнулся, когда дым уже осел ему по колено. В дверь звонили... Долго, настойчиво. Раз... Второй... Третий... Потом начали стучать.
«Менты! – мелькнуло в голове у Ивана. – Выследили, суки!»
Иван знал, что не должен попадать им в руки, пока Крестный жив. Вернее – пока он, Иван, его не убил. Что будет потом – его не интересовало, он просто не думал об этом.
Он бросился к окну. Квартира была на восьмом этаже, ни балконов, ни лоджий проект дома для малометражек не предусматривал. Уйти через окно не было никакой возможности. Сколько не высовывался Иван, чтобы посмотреть, стоит ли у подъезда ментовская машина, подъезда тоже не было видно, окно выходило на другую сторону.
Оставалось прорываться только через дверь. Нужно вылететь резко, неожиданно на площадку, а там, возможно – уйти через чердак и соседние подъезды... Такой отход у Ивана был отработан до автоматизма.
Стук в дверь не прекращался. Прижимаясь к стене, Иван пробрался в коридор, три раза выстрелил в середину двери и резко ее распахнув, выпрыгнул на площадку, выставив вперед пистолеты...
Ментов не было.
На кафельном полу, на спине, лежал мужчина в пижаме, прижимая к животу открытую бутылку водки... Он был очень пьян и не успел понять, что в него только что попало три пули...
Бутылка наклонилась и водка тонкой жиденькой струйкой текла ему на грудь...
– Этот... седой... дома? – еще успел пробормотать мужик. – Я с ним выпить...
Лужица водки, растекающаяся по его груди, затекла на пулевое отверстие в груди. Мужик не договорил, поморщился и секунд через пять захрипел, пытаясь, наверное что-то сказать еще, но его легкие уже наполнялись кровью... По полу из-под его спины вытекла небольшая струйка крови и начала скапливаться в лужицу...
– Седого дома нет, – сказал ему Иван и начал спускаться по лестнице.
Тут же он услышал, как начали захлопываться квартиры на седьмом этаже и ниже. Никто из жильцов не хотел ни показаться ему на глаза, ни посмотреть на него. Только через дверной глазок...
Иван вдруг разозлился на этих трусливых людей, дрожащих за свои жалкие жизни...
– Гады! – заорал он. – Тараканы! Давить вас надо! Получайте еще по глазку на дверь!
Он всадил по одной пуле в каждую из четырех дверей, выходящих на площадку седьмого этажа. Пули легли в каждую дверь одинаково – примерно сантиметров на пять ниже дверного глазка точно по центру. За одной из дверей раздался приглушенный вскрик.
«Попал! – обрадовался Иван. – Тараканы!»
Неожиданно до него дошло, что из любой квартиры могут позвонить в милицию...
Какой там, к черту, могут! Уже давно позвонили! И у него есть максимум минуты две-полторы, чтобы уйти без перестрелки и риска быть задержанным.
Он уже сбегал по лестнице первого этажа, когда ему навстречу попалась только что вошедшая в подъезд девушка – пышнотелая блондинка-продавщица из овощного магазина, который занимал первый этаж дома.
Она жила на третьем, обедать ходила домой и сейчас у нее был как раз обеденный перерыв. В руках у блондинки был объемистый пакет из непрозрачного очень крепкого пластика, в котором она несла свою ежедневную ношу, которую доставляла из магазина домой два раза в день – в обед и вечером, после работы. Сегодня это были пара ананасов и восемь килограммов бананов... Она пару раз видела Ивана, когда он возвращался в квартиру и проходил мимо ее стоящего на улице прилавка. Сосредоточенность, написанная на его лице, сдержанность его движений и почувствованная ею скрытая энергия, которая исходила от его фигуры, разволновали блондинку до неприличия. Вспоминая этого мужика-соседа, она, отмокая после работы в ванной от запахов подгнившей картошки и прокисшей квашенной капусты, уже пару раз мастурбировала. Дальше так продолжаться не могло, и она твердо решила, что в следующий раз, когда он будет идти мимо, просто возьмет его и не отпустит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24