На лице у него была написана откровенная неуверенность. Он как бы даже в своем реальном существовании не был до конца уверен...
Именно такой и нужен был Ивану. Чтобы безропотно ему подчинился, не поднимая лишнего и преждевременного шума. Иван сначала хотел «арендовать» на время годовалую внучку у какой-то подвернувшейся некстати пенсионерки, но быстро понял, что это было бы ошибкой. Девчонка, конечно же, разоралась бы, а еще больше разоралась бы ее бабка. Делу это, впрочем, не особенно помешало бы, но стоило Ивану представить этот детский визг и бабкины вопли – как у него пропало желание вообще подходить к ней близко. И ребенок и старуха вызывали у него отвращение...
Он поймал за локоть выбранного им студента в очках и развернул к себе лицом. Тот смотрел на Ивана с недоумением и готовностью подчиниться.
– Поможешь мне... – сказал Иван, держа студента под локоть и медленно направляясь с ним в сторону машины Никитина.
– Позвольте! – вяло запротестовал студент. – Я спешу! Куда вы меня ведете?... Меня ждут...
– Подождут! – отрезал Иван.
– Но пустите же меня! – студент попытался вырвать свою руку из пальцев Ивана. Делал он это как-то по-женски, перехватив пакет в другую руку, ту, за локоть которой держал его Иван, и отковыривая его пальцы по одному. Или даже – по-детски...
– Молчи, сука! – разозлился, наконец, Иван и сунул студенту под ребра ствол пистолета. – Понял!?
– Понял... – дрожащим от обиды голосом пролепетал студент и прекратил свои робкие попытки вырваться из рук Ивана.
Подходя к автостоянке, Иван уже чувствовал, что его засекли и держат под прицелом нескольких стволов. Происходи все это в каком-нибудь безлюдном месте, он никогда бы не прибегнул к захвату заложника.
Знал Иван, отлично знал, насколько менты дорожат жизнью человека. Шлепнули бы вместе с этим придурком, которого он ведет сейчас к машине, и на Ивана бы его смерть повесили. Это у них запросто...

Глава восемнадцатая.

Никитину, вероятно, сообщили сразу же, что Иван направляется с заложником к его машине. Не доходя метров двадцати до «мерседеса» Иван увидел, что задняя дверца машины открылась и широко распахнулась. Он видел даже сидящего за рулем Никитина.
Тот смотрел прямо, не поворачивая головы в сторону Ивана, и что-то говорил...
– Не стрелять, козлы! – услышал Иван его голос, подойдя еще ближе. – Слышишь меня, Генка? Не стре-лять! скомандуй своим олухам...
Иван подошел вплотную к машине и, оттолкнув дрожащего от страха и возмущения студента, ввалился в «мерседес» сразу же поймав на прицел Никитина. Это был самый сложный момент его операции.
Многое зависело теперь от поведения не столько генерала, сидящего под пулей, сколько от действий его подчиненных. Может быть, кто-то только рад будет избавиться от Никитина и сейчас специально спровоцирует перестрелку, в которой Иван неизбежно убьет Никитина. Должен будет убить, другого выхода у него просто не будет.
Трудно сказать, что думал в этот момент пьяный Никитин, но, видно, мало он доверял сообразительности своих подчиненных.
– Закрой окна! – тут же приказал он Быковцу. – Чтобы соблазна ни у кого не было...
Тот, напрягшись всем телом, неуклюжим движением поднял стекло со своей стороны и замер, не решаясь сказать Никитину, что второе окно ему закрывать... неудобно, что ли? Там же сидит сам генерал... Как закрывать-то? А с другой стороны – генералом приказано было – закрыть... Дурацкая ситуация...
Никитин не обращал на него внимания, тут же забыв о его существовании. Напряжение ожидания, которое его слегка протрезвило, прошло, и он пьяно улыбался, поглядывая на Ивана в зеркало...
– Чего молчишь? – спросил он, наконец, Ивана разглядывающего его затылок и борящегося с желанием всадить в него пулю... – Взялся за грудь – говори что-нибудь... Молчать в гробу будешь...
– Не люблю разговаривать при посторонних, – ответил Иван спокойным глухим голосом, – Стесняюсь...
Всего на мгновение качнув стволом в сторону, он выстрелил, и вновь наставил пистолет на Никитина.
Так и не успевший принять решение – закрывать ли ему окно со стороны генерала – Быковец дернулся и завалился вперед, ткнувшись лбом в забрызганное его кровью переднее стекло.
Никитин тут же протрезвел. Он вцепился в рулевое колесо и заорал:
– Не стрелять! Не стрелять, мать вашу...
– Пистолет свой разряди и выброси на асфальт – сказал Иван.
Никитин использовал это требование с поспешностью, говорящей о его искреннем и даже горячем желании найти с Иваном общий язык... Никитинский пистолет тут же полетел за окно.
– Его пистолет – тоже... – кивнул Иван на только что убитого им человека.
Никитин вытащил у Быковца пистолет и тоже запустил его в окно.
– Поехали! – приказал ему Иван.
– Куда? – спросил Никитин абсолютно трезво, не возражая, а пытаясь понять, что Иван собирается предпринять дальше.
– На площадь Восстания, – сказал Иван угрожающим голосом.
– Зачем? – с искренним недоумением пробормотал Никитин. – Чем тебе здесь-то не нравится...
– Пло-щадь Вос-ста-ни-я... – по слогам повторил Иван таким тоном, что Никитин сразу же понял: возражать опасно для жизни.
Он включил двигатель. Но с места не трогался...
– Иван... – сказал Никитин нерешительно.
– Почему ты не едешь? – мрачно спросил Иван.
– Давай этого...
Он кивнул на Быковца.
– ...пассажира высадим. Он мне надоел своим молчанием... Я выйду и вытащу его. А потом опять за руль сяду. Договорились?
– Сидеть! – сказал Иван, хотя Никитин даже и намека на движение еще не сделал. – Ты из машины никуда не выйдешь.
– Но ты, ведь, тоже не выйдешь? – скорее констатировал, чем спросил Никитин.
– И я не выйду, – подтвердил Иван.
Никитин молчал, но заданный им вопрос висел в воздухе без ответа. Иван понял, что нужно предложить свой вариант – как избавиться от трупа.
– Вызови одного из своих сопляков, – сказал он. – Пусть подойдет к машине с поднятыми руками. Без оружия. Откроет дверцу и вытащит своего боевого соратника... И пусть резких движений не делает. Я могу его неправильно понять. И у тебя будут неприятности. Крупные неприятности. Последние в твоей жизни...
– Коробов! – сказал Никитин. – Ты все слышал? Иди. Руки не забудь поднять. Выгрузишь Быковца... Да не дергайся, смотри... Пошел!
Иван увидел, как со стороны переднего стекла из-за стоявших в отдалении машин вышел человек и, пройдя метров пять по направлению к «мерседесу», поднял руки над головой... Он двигался медленно и осторожно, движения его были какие-то скованные и потому казались неуверенными. Но Иван понимал, что это только кажется. Мент, который приближался сейчас к машине, не был ничем похож на неуверенного студента, выловленного Иваном на улице для прикрытия.
Когда человек подошел поближе, и Иван разглядел его лицо, оно показалось ему знакомым... Он всмотрелся еще и узнал того «фээсбешника», который чуть не зацепил его однажды пулей, когда Иван вырывался из засады, устроенной ему Никитиным на квартире одной продажной твари, чиновника из правительства, Лещинского, работавшего и на Крестного и, похоже, на Никитина...
Впрочем, тогда этот парень облажался, Иван легко обвел его вокруг пальца и выбрался из очень сложной ситуации. Мент, кажется тоже хорошо запомнил Ивана. Во взгляде у него сквозила откровенная ненависть... Но Ивана это занимало очень мало. Пошел он со своей ненавистью! Сопляк! Никитина Иван тогда даже ранил, помнится. Но вот умеет же человек собой владеть. Даже перед смертью... Я же убью его. И сделаю это уже скоро.
«Неужели он не понимает, что я с ним встретился только для того, чтобы его убить?» – подумал Иван о Никитине, и какие-то сомнения попытались прокрасться в его голову, но он отогнал их, представив, как Никитин нажимает кнопку на пульте управления взрывателем...
Коробов, тем временем, подошел вплотную к машине и открыл снаружи левую переднюю дверь.
– Вытаскивай! – скомандовал ему Никитин.
Коробов ухватил убитого под мышки и вытянул тело из машины. Левая нога трупа за что-то зацепилась и Коробову пришлось раза три дернуть, все сильнее и сильнее, потому, что здорово нервничал.
– Спокойнее, Сережа! – тут же заволновался Никитин. – Спокойнее... Товарищ на редкость упорно желает прокатиться с нами. Упирается. Ему нужно вежливо объяснить, и он все поймет...
Нога, наконец, отцепилась, Коробов вместе со своей ношей отшатнулся назад и чуть не упал. Иван тут же ткнул пистолетом в затылок Никитину.
– Поехали, ты, тварь... – прошипел он с ненавистью в этот седоватый затылок. – Или я тебе прямо здесь башку прострелю...
– Понял, – тут же ответил Никитин. – Все понял... Не дурак.
– Своре своей скажи, чтобы не дергалась, – добавил Иван, – До места живым доедешь...
– Герасимов, понял? – спросил Никитин и тронулся с места...
– Поедешь по Кольцу, – приказал Иван, едва они переехали через Лефортовский мост и вырулили на улицу Радио. – Сирен никаких не включать, коридор не организовывать. В общем потоке поедешь. И без всяких ваших ментовских штучек, понял?
– ...Да не гони ты так! – рявкнул на Никитина Иван, когда они сворачивали уже на Казакова, и слева замелькали окна бесконечного здания московской таможни...
Никитин резко сбросил скорость, поворачивая к театру Гоголя... Гнал он совершенно бессознательно, – просто нервничал, не понимая, чего хочет от него Иван. Никитин медленно вырулил на Чкалова и, свернув направо, помчался в общем потоке машин, приняв их скорость движения. Теперь скорость Ивана не раздражала.
Иван молчал. Никитин тоже молчал, пытаясь разгадать поведение Ивана. Молчал и Герасимов, напряженно прислушиваясь к трансляции из салона «мерседеса». На Самотеке он слегка отвлекся, разглядывая в зеркало пробирающиеся между машин «бээмвэшки» с группой захвата, и тут же встревоженно спросил в микрофон:
– Товарищ генерал?..
– Пошел на хуй! – буркнул в ответ Никитин.
...Иван молчал. Чем ближе подъезжали к площади Восстания, тем мрачнее становилось его лицо. Никитин чувствовал, как накаляется атмосфера в машине, но не мог ничего понять....
Наконец, они свернули по глухо произнесенному Иваном приказу к высотке, и Никитин остановил машину. Она стояла примерно на том же месте, где в день взрыва находилась машина, в которую врезалась рама, вылетевшая из окна восемнадцатого этажа...
– Ну? – сказал Никитин, заглушив мотор.
– Я тебя сейчас убью... – безжизненным ровным голосом сказал словно оцепеневший Иван. – Но сначала ответь мне – зачем?
Никитин растерянно повернулся к нему лицом.
– Что – зачем? – спросил он с совершенно искренним недоумением.
– Зачем ты ее убил? – спросил Иван, вглядываясь в глаза Никитину.
Никитин не успел еще ответить, а Иван понял, что ошибся... Генерал не имеет отношения к взрыву в высотке. К смерти Нади... И дальше Иван продолжал говорить уже по инерции, потеряв интерес к Никитину. Ему было уже все равно – убивать Никитина или нет...
– Кого? – Никитин спрашивал растерянно и даже как-то испуганно. Его всегда пугали события, смысла которых он не понимал. Он в такие моменты терял генеральское самоощущение и начинал казаться себе пацаном, ввязавшимся во взрослые дела...
– Это ты приказал взорвать девяносто восьмую квартиру в этом доме...
Иван мотнул головой в сторону высотки.
Он говорил утверждающим тоном, но в голосе уже появилось сомнение. И, Никитин, почувствовав это, тут же почувствовал себя по-прежнему уверенно. Он молчал, не зная, как доказать свою непричастность к взрыву... Ведь, действительно же – ни сном, ни духом...
Ситуация была редкая для него – ему, пожалуй, ни разу в жизни не приходилось доказывать свое алиби... Да еще перед киллером, профессиональным убийцей... Прямо-таки – дурдом какой-то!...
– Иван! Я тебе клянусь... – начал он, и тут же оборвал, понимая, что говорит не то. – Я совсем ничего не понимаю...
– Товарищ генерал! – запищал в его ухе голос Герасимова. – Неопознанная женщина, фрагменты тела которой нашли после взрыва на восемнадцатом этаже... Там была его квартира. Это точно. Женщина! Шерше ля фам! Понимаешь, Никитин? Жен-щи-на...
Герасимов был возбужден собственной догадкой и не мог поэтому связно ее изложить, но Никитин и так его понял прекрасно...
– Можешь, конечно, мне не верить, – сказал он Ивану, – но я к этому взрыву не имею никакого отношения. Мало того – я сам голову сломал, вычисляя, чья это работа. Бульба, которого ты сжег, двоих своих осведомителей прирезал, допытываясь, кто высотку взорвал. Все равно – ни одна блядь не созналась.
– Никитин! Он наверняка растеряется, как только тебе поверит. Его брать можно будет голыми руками. Группа готова. Если ты дашь разрешение, скажи – «да». Это будет сигналом к началу атаки.
Никитину очень хотелось наорать на своего заместителя-аналитика, который совался не в свои дела, но он сдержался...
Волчьим чутьем старого оперативника он «унюхал» возможность выйти на Крестного. Он не понимал, откуда у него взялась эта идея, почему именно старый знакомый Крестов всплыл в его памяти, едва только Герасимов произнес слово «женщина».
Как и многое в его жизни, это было что-то исключительно интуитивное, чего Никитин понять не мог, но во что искренне поверил сразу же. Словно сам видел, как Крестов взрывал эту бомбу... Словно рядом стоял. Это была уверенность очевидца...
В конце концов, у него есть аналитик, который найдет аргументы чему угодно, если только такие аргументы действительно существуют... Поэтому ни о каком захвате сейчас не может быть речи. Иначе Крестов вообще будет для него потерян навсегда...
– Рассказывай! – неожиданно сказал Никитин, обращаясь к Ивану. – Нас кто-то водит за нос. И тебя, и меня. Стравливает нас друг с другом... Давай, рассказывай! Не стесняйся...
Иван растерялся...
Рассказывать? О чем рассказывать? О том, как он впервые после Чечни вновь захотел жить, а потом его желание снова убили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24