Наше появление не вызвало у них отрицательных эмоций, как по идее должно было произойти. Напротив, Чадов улыбнулся своей бескровной усмешкой и пригласил нас к столу. Гешко даже поднялся и принес с лоджии еще два стула.
Подобное гостеприимство выглядело более чем подозрительно. Но я не видел резона отказываться от чашки горячего кофе в такой дождливый день. Свин — тоже. Правда, стул заскрипел под его задницей столь угрожающе, что, во избежание ненужных эксцессов, я придвинул к столу кровать и набросал на нее подушек, которые валялись в углу. Свин оглядел мою конструкцию брезгливо (подушки были без наволочек), но устроился с комфортом турецкого султана. Гешко достал из чемодана еще две черные чашки, на этот раз, правда, с рекламой Сан-Тропе. Чадов разлил кофе и угостил нас печеньем «Шоко-пай». Беседа началась.
— И как отнеслось ваше руководство к нашему здесь пребыванию? — поинтересовался Свин, чавкая печеньем.
Эсесовцы переглянулись, улыбнулись и синхронно пожали плечами. При желании этот жест можно было истолковать как угодно — от «очень плохо» до «очень хорошо».
— Ведь вы сообщили руководству о том, чем мы занимаемся? — не захотел теряться в догадках я.
— Сообщили, — елейно подтвердил Чадов.
— И?
— Наше руководство знает, что вы, несмотря на заявление об отставке, до сих пор выполняете задания Отдела, — промурлыкал Гешко. — И тем не менее оно выражает вам свою благодарность. Более того, мы уполномочены заявить, что, если вам станет скучно на пенсии, Служба Справедливости готова принять вас в свои ряды без предварительных тестов.
Свин, уже ополовинивший чашку, во время этих слов поперхнулся и громко закашлялся, забрызгав рубашку Чадова кофе. Я так и не закурил сигарету, которую было поднес ко рту. Такого сюрприза мы не ожидали. Ладно еще приглашение на службу — козлы отпущения нужны везде и всегда, поэтому эсесовцы создавали резерв из нелояльных сотрудников для публичных выговоров. Но благодарность… Нам, двум наиболее не любимым начальством СС офицерам в бозе почившего Отдела! Да еще в тот момент, когда мы, похоже, спутали Чуку и Геку все планы…
— И это не все, — продолжил Чадов. — У нас есть один маленький сюрприз для вас двоих.
Я заподозрил что-то неладное. Свин, судя по выражению его рыла, — тоже. На миг мне показалось, что Чуку и Геку дан приказ арестовать нас. Тогда кофе и улыбки хорошо объясняются. Кстати, странный привкус у этого кофе…
— Ничего странного, — сказал Чадов, смотря мне в глаза. — Обычный кардамон. Я пристрастился к нему на Суматре и теперь всегда добавляю щепотку для вкуса.
— Эй! Вообще-то сканировать ауру офицера, который не входит в твою связку, — грубое нарушение устава! — набычился Свин.
— У меня есть разрешение, — пояснил Чадов, доставая из кармана аккуратный прямоугольный сверток. — С самыми высокими печатями, что небезынтересно…
— Да, и мы сканируем все ваши действия, — осклабился Гешко.
— Как давно? — с очевидным волнением спросил Свин.
— Часов пять, — нарочито равнодушно произнес Чадов и с удовольствием покосился на уши Свина, мгновенно окрасившиеся в бордовый цвет.
— Не волнуйтесь, — попытался успокоить Свина Гешко. — То, что вы вдвоем… то есть втроем… устроили в столовой, останется между нами.
Я все-таки зажег сигарету и выпустил в сторону эсэсовцев струю дыма — так далеко, как только смог. Свин пребывал в прострации. Его игрища с Троцкой уставом официально не запрещались. Но слухи распространялись мгновенно. А моему офицеру предстояло еще пройти комиссию по распределению в новое тело. Комиссию, все члены которой, — такие праведники, что сахар из ушей капает. Без сомнения, свиновские экзерсисы с журналисткой им бы не понравились. Это значит — возможные накладки при распределении… Чтобы как-то разрядить ситуацию, я продолжил разговор.
— Видите ли, я скорее поверю в то, что инспекторы ГИБДД не берут взяток, чем в благородство вас двоих. При всем моем уважении…
— А здесь и нет никакого благородства, — удивился Чадов. — Один трезвый расчет. Ну заложим мы вас сейчас, ну и что? Никакой выгоды. А вот когда вы вернетесь к службе, у нас будет аргумент, с помощью которого мы сможем решать разнообразные спорные вопросы. При всем нашем уважении…
— Шантажисты! — возмутился Свин.
Судя по оттенку его ушей, он начал медленно приходить в себя.
— Шантаж — единственный незыблемый закон бытия, — отмахнулся Чадов. — Впрочем, хватит о грустном. Возьмите, это вам!
С этими словами он подвинул в мою сторону сверток. Я пошевелил край бумаги фильтром сигареты.
— Что это?
— Благодарность.
— Благодарность?!
— От нашего стола — вашему столу. Разверните!
Я переглянулся со Свином. Он пожал плечами и кивнул. Я развернул сверток и увидел толстую пачку долларов, перехваченную аптечной резинкой. Под резинку были засунуты две кредитные карточки. Я в изумлении посмотрел на эсэсовцев.
— Тридцать тысяч долларов, — пояснил Гешко. — Плюс две карточки с балансом по сто тысяч каждая. Берите, они ваши.
Свин осторожно ткнул сверток копытом, затем наклонил рыло к столу и понюхал купюры.
— И что же такое ужасное мы должны сделать за эти деньги?
— Ничего, — усмехнулся Чадов. — Вы уже сделали все, что нужно.
— В каком смысле? — удивился я.
— Вы не понимаете? — на подъеме спросил Гешко. — Вы действительно ничего не понимаете?!
В комнате повисло молчание — только продолжал попыхивать чайник в углу. Я поднес сигарету ко рту, но тут обнаружил, что она истлела до самого фильтра.
— Объяснить? — вежливо осведомился Чадов.
— Уж будьте любезны, — высморкался в скатерть Свин.
— Ну что ж, извольте, — чинно произнес старший эсэсовец и, приняв вальяжную позу, начал. — Как вы знаете, Служба Справедливости следит за тем, чтобы вера людей приводила к ожидаемым результатам. Во что люди верят, то они и должны получить. Не больше…
— … но и не меньше, — вставил Гешко.
— Помимо этого, — неодобрительно покосился на своего коллегу Чадов, — мы приветствуем и всячески поддерживаем само возникновение веры в людских душах.
— Это нам известно, — буркнул Свин. — Причем вам все равно, во что верит человек: в Бога или в дьявола…
— …в насилие или в покорность, — подхватил Чадов, — в стяжательство или в бескорыстие, в секс или в полное воздержание. Что делать, наличие хоть какой-то веры лучше, чем отсутствие веры вообще. Естественно, у нас есть свои моральные принципы. И мы хотели бы видеть их в людских душах. Но это не всегда удается осуществить. Так пусть лучше имеет место хоть какая-нибудь вера — под действием внешних обстоятельств она может измениться. А если веры нет вообще — и меняться нечему. Разумно?
— Ты решил прочитать нам лекцию? — спросил я, отхлебывая остывший кофе.
— Нет, нет, — замахал руками Чадов. — Простите за затянувшееся вступление. Постараюсь быть по возможности кратким… Так вот, деньги, которые вы видите перед собой, — благодарность Службы Справедливости за возрождение веры в людских сердцах.
— Что?! — не поверили своим ушам мы со Свином.
— Удивлены? — ухмыльнулся Чадов, закуривая сигариллу. — Понимаю, понимаю… Вы столько лет разрушали веру — и вдруг оказались ее созидателями. Но так случается сплошь и рядом: любой разрушитель созидает и любой созидатель закладывает основу для краха.
— Объясни толком, не мудри, — попросил Свин. — Мы академий не заканчивали…
— Извольте, — церемонно поклонился Чадов. — Вы, наверное, уже догадались, что мы с господином Гешко были откомандированы по тому же делу, что и вы.
— То есть вы должны были проследить, чтобы вера читателей сайта «Независимое творчество» не оказалась посрамленной? — уточнил я. — Как в случае со смертью Алины Стайгер?
— Как в случае с Алиной Стайгер, — подтвердил Чадов. — Кстати, эстрадная звездочка сама виновата в своей смерти. Блуждающий Сгусток — не абсолютная сила. И от Его атаки можно защититься. Если бы Алина верила в то, что она делает, и считала это правильным, красовалась бы сейчас на экранах всего мира. А она больше верила в то, что находится в окружении злобных, завистливых тварей, которые не дадут ей пробиться и похоронят заживо музыку, которую она захотела играть. Этакий луч света в темном царстве…
— Как верила — так оно и вышло, — подобострастно хихикнул Гешко.
— Нечто похожее должно было случиться и с «Обломками», — продолжил Чадов, — но тут в дело вмешались вы. Сначала нам это очень не понравилось. Но затем мы изменили свое мнение.
— Почему? — хором спросили мы со Свином.
— Все началось еще в поезде. Ехали себе люди, ни о чем не думали. Верить тоже никто ни во что не собирался. И вдруг за одной пассажиркой приходит Смерть.
— Она не хотела ее забирать, — напомнил Свин.
— Хотела, — отрезал Чадов. — Только несколько позже, чтобы эфирное тело успело осознать свои ошибки и покаяться. Однако вы нарушили Ее планы. С точки зрения энергетических законов непростительное преступление…
— Но сколько это преступление возродило веры… — задумчиво протянул Гешко.
— Да, — кивнул Чадов. — Своим вмешательством вы здорово помогли Службе Справедливости. Девушка умерла на глазах у многих пассажиров. И это поразило их души. Так всегда бывает: когда человек видит катастрофу по телевизору — он включает побыстрее другой канал. Когда смерть происходит рядом, человек задумывается о вечности. И после того как Гаврила унес тело девушки к вам в купе и поезд тронулся, многие люди задумались о том, что однажды и им придется вот так же бездыханно лежать на асфальте под взглядами любопытствующей толпы. И они задумались о вечности. Некоторые даже решили пойти в церковь и поставить свечу по прибытии домой…
— Но пассажиры не только задумались о вечности… — угрюмо произнес Свин.
— Абсолютно верно! — согласился Чадов. — Они задумались еще и о том, как много возможностей попасть в Ее объятия подстерегает каждого из нас. До тех пор пока они не увидели тело девушки на асфальте, жизнь казалась им чем-то незыблемым, само собою разумеющимся. Работа, семья, дети, любовники, любовницы, вечерний ужин перед телевизором — все думают, что так будет продолжаться бесконечно долго. И вдруг — такой облом…
— Ну ладно, а при чем здесь мы? — спросил я, хотя уже начал понимать, куда клонит Чадов. — Ведь девушка все равно умерла бы. И пассажиры, увидев ее смерть, все равно задумались бы о… о некоторых не совсем повседневных вещах…
— Смерть не делает холостых рейсов. Она пришла за девушкой — и Она должна была ее получить. Все равно, какой ценой. И тут очень кстати подвернулся страх пассажиров. Многие ведь не просто задумались — в их сердце проник страх. Они вспомнили про многочисленные сообщения о катастрофах, которые без конца крутят по телевизору. И они ощутили, что поезд, в котором они едут, — не более чем железная коробка. Сойди он с рельс — и они ничем не будут отличаться от этой девушки. При обычном раскладе эти страхи остались бы всего лишь страхами. Но в этот раз вами было нарушено течение Высших энергетических процессов. А планы Неба нельзя менять без последствий. Поэтому, как всегда в подобных случаях, случился катаклизм… Таким образом, вмешавшись в вещи, недоступные вашему пониманию, и захотев спасти одну жизнь, вы вызвали очень сильную катастрофу, в которой погибли многие. Кстати, эти террористы собирались провернуть свое дельце двумя днями позже. Но у обходчика произошли некоторые изменения в его сменном графике, и им пришлось подкорректировать свои планы…
— Черт… — пробормотал Свин, низко опустив рыло.
— Нет, чертом здесь и не пахнет, — возразил Гешко. — Наоборот, увидев приближающийся состав с цистернами, многие люди вспомнили о Боге. Если бы вы знали, сколько искренних молитв прозвучало за несколько секунд до взрыва… А сколько — после… При обычном течении жизни потребовалось бы открыть несколько семинарий, чтобы добиться такого результата…
— Но это еще не все, — с усмешкой сказал Чадов. — Главное — впереди. То, что вы сотворили в столовой, — та еще картинка. Но мы не будем вдаваться в морализаторство. Сейчас ведь в моде свободный секс — хоть слона в хобот, главное, чтобы слон был согласен.
— Мы выполняли свое задание, — с вызовом кашлянул Свин. — Нам было поручено защитить ребят из «Обломков кораблекрушения». Поэтому пришлось нейтрализовать источник возмущения путем… гм… соития с госпожой Троцкой. Увидев ее в неподобающем виде, узнав ее глубинные импульсы, читатели «Независимого Творчества» потеряли в нее веру.
— А ведь никто и не спорит, — по-бабьему замахал руками Гешко, — задачу вы выполнили, «Обломки» в безопасности, журналистка удовлетворена… Важно другое…
— Что именно? — буркнул Свин.
За окнами раздался особенно сильный порыв ветра. Покрывало, исполнявшее функцию занавески, приподнялось, словно флаг пиратского парусника, и вернулось на место лишь спустя несколько секунд.
— Очень скоро к Богу обратится еще больше людей, — произнес Чадов, накидывая на плечи кожаный жакет. — За это вам большое спасибо. Берите деньги, они ваши по праву.
— Ничего не понимаю, — начал я, но Свин резко перебил меня.
— Вы хотите сказать, что читатели «Независимого Творчества» все-таки послали импульсы Сгустку?
Эсэсовцы снова синхронно кивнули.
— Но почему?! Они же видели, что Троцкая писала неискренне, а «Обломки» — вполне приличная группа?
— Теперь они желают зла вовсе не «Обломкам», — произнес Чадов. — Они хотят убить вас двоих… и Троцкую. Еще кофе?..
Мы бежали по коридору. Точнее, Свин бежал, резво перебирая копытами, а я едва поспевал за ним. Мой офицер налетал на двери маленьким ураганом, с размаху открывал их ударом пятака и, убедившись, что комнаты пустые, спешил дальше.
— Подожди! — переводя дыхание, попросил его я. — Не так быстро, пожалуйста!
— У нас мало времени, — озабоченно пробормотал Свин. — У нас очень мало времени… Ну где же эта чертова рация?!
— Я найду рацию, только объясни, что мы должны делать?
— Надо как можно скорее вызвать вертолеты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48