Если бы ветер донес до них мой голос…— Какой ветер, Рапсодия? — тихо спросил Акмед. Она вздохнула, и ему показалось, что надежда ее покидает.— Иди сюда, — предложил он и оперся о стену. — Вы, лирины, слишком легко расходуете воздух, поскольку привыкли, что его всегда много, — бери пример с обитателя пещер. А сейчас лучше всего заняться медитацией. Тогда мы продержимся дольше. — Он посмотрел ей в глаза, малыш понемногу успокаивался. — Покой — вот последний дар для твоего ребенка.Он слегка улыбнулся, пытаясь смягчить горечь своих слов.Рапсодия долго смотрела на него. Потом в ее глазах появилось понимание. Она на коленях подползла к нему и устроилась рядом, опираясь о каменную стену застывшего тела Ллаурона. Акмед вздохнул, а когда ребенок окончательно успокоился, обнял Рапсодию, и она положила голову ему на плечо.— Медитируй, — с трудом прошептал он. — Попытайся… вспомнить… все самое хорошее. У нас… не осталось… воздуха ни на что… другое.— Ты… одно… из самых лучших… воспоминаний, — едва слышно откликнулась она, чувствуя, как тяжелеет голова. — Даже… когда мы спорили, я… я любила…— Ш-ш-ш, — шепнул он. — Не будь… Ветром… Смерти.Он кожей чувствовал, как биение ее сердца стало замедляться и вскоре было уже едва заметно.
В голове у Найлэша Моусы гудело от непривычных и непонятных слов Запирания, острая боль сверлила голову над левой бровью, на лбу выступил холодный пот. Однако он упрямо продолжал, и наконец основание Лестницы Истинно Верующих задрожало, а затем рухнуло, навечно отделив верхнюю часть горы с гробницами, украшенными разноцветными окнами, от бесценного Терреанфора.У него закружилась голова, и он в кромешной темноте опустился на пол. Он долго сидел на холодных камнях, постепенно приходя в себя, сосредоточившись на песне Земли, которая теперь звучала немного громче.Затем нетвердой походкой он направился к груде камней, еще недавно бывших Лестницей Истинно Верующих, и осмотрел ее. Как только он убедился, что в базилику невозможно попасть через хрупкие окна склепов, он спустился вниз по широкой лестнице, прошел через святилище и Зал Сестер и вскоре оказался перед главным и единственным входом в базилику. Только здесь можно было попасть внутрь Ночной горы.Главный вход.Найлэш Моуса с величайшей осторожностью выглянул наружу, он сделал несколько шагов, чтобы не видеть скучающих стражников. Он хотел без помех проститься с окружающим миром, которого больше никогда не увидит. Его взгляд на мгновение задержался на танцующих в солнечных лучах снежинках. Благословенный мягко улыбнулся и вошел в храм.Он в последний раз закрыл за собой тяжелые двери базилики и вернулся к алтарю из Живого Камня.Он вновь начал тихо повторять слова Запирания. «Какая ирония, — подумал он, чувствуя, как судорога перехватывает горло, — эти слова — обратная сторона песни, которая помогла родиться храму, священной молитвы тех, кто создал Терреанфор». Он представил себе момент, когда люди впервые увидели храм во всей его первозданной, неувядаемой красоте, и едва не разрыдался, поскольку отныне никто и никогда ее не увидит и не почувствует величия созидательной силы первородной стихии земли.«Береги Терреанфор». Патриарх рискнул жизнью и даже собственной душой, развернув Цепь Молитв, чтобы Благословенный Сорболда смог его услышать.Борясь с тошнотой, мучительной болью и кровью, которая начала сочиться из носа и глаз, Найлэш Моуса продолжал твердить слова Запирания, пока врата базилики не обрушились. Вместе с ними обвалилась и часть Ночной горы, похоронив под обломками стражников и замуровав его самого.Базилика была запечатана навсегда. * * * В недрах далеких гор, в королевстве, граничащем с Сорболдом, последнее Дитя Земли вздохнуло. Кризис миновал, лихорадка прекратилась, и на гладком лбу высох болезненный пот.Дитя вновь погрузилась в сон.
Рапсодия провела дрожащими пальцами по влажным волосам Меридиона. Слишком слабая, чтобы петь, она начала едва слышно произносить собственную ноту, эла, шестую ноту гаммы, Новое Начало, надеясь, что это придаст ей силы или хотя бы подарит облегчение.Она вспомнила о тех временах, когда ее нота приносила ей утешение, напоминая о звезде, под которой она родилась, и о связи с ней, которая не прерывалась, даже когда она находилась во чреве Земли, двигаясь вдоль Оси Мира. По мере того как воздух в пещере становился все более спертым, у нее все сильнее кружилась голова, и ей вдруг показалось, что она продолжает ползти по Корню, сражаясь с живущими в нем хищниками, пытаясь выжить, обучая Грунтора чтению и получая взамен уроки фехтования, следуя за Акмедом, который вел их по бесконечным темным туннелям, ни разу не усомнившись в своей магии поиска пути.«Я дала ему это умение, — подумала она, когда Меридион попытался судорожно вдохнуть, по ее щекам катились слезы, но Рапсодия их не чувствовала. — Какое же имя из тех, что я ему дала, позволило ему пройти сквозь огонь в центре Земли? — Тьма вокруг сгущалась. — О да. Следопыт. Находящий Тропу. Фирболг, Дракианин, Убийца, Перворожденный».«Мой друг».Ей было трудно даже повернуть голову, но Рапсодия почувствовала его пристальный взгляд: как и все обитатели пещер, он прекрасно видел в темноте. Она подумала о Грунторе, который с удивительной легкостью двигался по туннелям и пещерам, и об имени, которое она ему дала вместе с магией, позволившей и ему пройти сквозь огонь.«Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли. Бенгард, Фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Повелитель смертоносного оружия. Могучая сила, которой все должны подчиняться. Верный друг, сильный и надежный, как сама Земля».Такие слова она пропела тогда, связав Грунтора с Землей, так что его сердце стало биться в такт с сердцем Земли.И хотя все вокруг уже плыло, ей пришла новая мысль.«Нет, Грунтор и раньше был связан с Землей», — устало подумала она. Однажды Элинсинос сказала ей, что фирболги появились на свет в результате смешения крови Детей Земли, народа Спящего Дитя, и кизов, перворожденной расы стихии ветра. Само имя, фир-болг, означает ветер земли. Значит, он был связан с Землей с рождения, продолжала размышлять она.С огромным трудом она коснулась губами головы сына.— Ветер Земли.Эти слова прозвучали неожиданно громко, словно они пришли извне — или их произнес кто-то другой.Неожиданно тьма рассеялась.
Убедившись, что границы Илорка надежно охраняются, Грунтор спустился по длинным туннелям в Лориториум, содрогаясь при мысли о том, что он там увидит после нападения драконицы.Перебравшись через гору обломков, последний барьер перед усыпальницей Дитя Земли, Грунтор ощутил на лице прохладное дуновение ветра земли, дарящее умиротворение, которого он так давно не испытывал.Он подошел к алтарю, стараясь двигаться бесшумно, и на его широком лице появилось выражение несказанного облегчения.Дитя спокойно спала, ее гладкое лицо, словно высеченное из серого камня, было теперь прохладным и сухим, веки больше не трепетали. Она наконец-то не выглядела изможденной, и ее тело перестало усыхать. Она дышала глубоко и ритмично, в такт с биениями сердца Земли, которые он ощущал в своей душе. Грунтор не представлял, чем можно объяснить происходящее, но возвращение спокойствия в подземный зал не вызывало у него сомнений.Он наклонился и коснулся своими толстыми губами ее прохладного лба.— Сладких тебе снов, милая, — прошептал он.
Рапсодия попыталась сесть. Она осторожно положила Меридиона на колени Акмеда, чуть улыбнувшись, когда его руки обняли ребенка, и повернулась к стене, прежде бывшей телом ее свекра, мудрого человека, чье желание исправить ошибки молодости и своих родных привело к тому, что он порвал все связи с семьей, процветанию которой посвятил столько сил и времени.Теперь он превратился в склеп из застывшей навечно земли.Рапсодия дрожащей рукой коснулась стены.Из ее горла начали вырываться звуки, которых Акмед никак не ожидал услышать, резкие и гортанные, они ударили по его чувствительным барабанным перепонкам. Через мгновение он понял: она поет… на языке болгов.— Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову и меня услышат.«Она призывает Кузена, — рассеянно подумал он, глядя на крошечного ребенка, лежащего у него на коленях. — Пустая трата времени и воздуха. Но чтобы ее остановить, придется потратить еще больше сил. Пусть цепляется за последнюю надежду, какой бы бессмысленной она ни была. Теперь это уже не имеет значения».— Грунтор, — нараспев повторяла Рапсодия на том же наречии, но теперь в ее голосе слышался стон, — сильный и… надежный… как сама… Земля.Ничего не произошло.От резких звуков у Акмеда заболела голова.— Прекрати, Рапсодия, — едва слышно прохрипел он.Она покачала головой, снова и снова повторяя свой зов, и резкие звуки продолжали вырываться из ее горла. В какой-то момент в глазах Акмеда взорвались звезды.И его окутал мрак. 47 Анборн слышал отдаленные крики даже сквозь какофонию звуков, доносящихся из «его» кожевенной мастерской.Спускались сумерки, и в Джерна'Сид начали закрываться лавки. Только в это время лорд-маршал позволял себе поспать, поскольку позже, ночью, ему приходилось бодрствовать, ведь именно после наступления темноты можно понять, какие свои неприглядные черты так тщательно днем скрывает город. Вот почему он крепко спал в своем убежище, когда Фарон вернулся в город.Великан появился прямо из пустыни и уверенно зашагал по самой широкой улице, которая пересекала весь Джерна'Сид и заканчивалась возле дворца Джерна-Тал.Сначала шум не привлек горожан, продолжавших заниматься своими ежевечерними делами: купцы закрывали лавки, солдаты патрулировали улицы, ремесленники старались успеть завершить работу в свете меркнувшего дня. Однако слух Анборна отличался повышенной чувствительностью то ли из-за долгих лет военной службы, то ли благодаря крови дракона, текущей в его жилах. И поэтому он сразу же уловил, что в городе началась паника.К тому моменту, когда он подполз к выходу из своего убежища, весь город уже знал, что происходит нечто ужасное.У западных городских ворот появилась гигантская тень цвета земли в пустыне, которую было нелегко разглядеть в свете заходящего солнца. Анборн ощущал ее приближение по тяжелой поступи, сотрясающей мостовую.«Подштанники Бога, — подумал он. — Что еще может случиться в этом жутком месте?»Ответ на его вопрос последовал через несколько мгновений, когда из казарм выбежал отряд солдат и помчался через площадь в направлении западных ворот.С громкими криками они атаковали великана, воина древней расы, если судить по его одежде и плоским чертам лица, на котором яркими пятнами выделялись молочно-белые глаза, в данный момент устремленные в сторону дворца Джерна-Тал. Однако кошмарный противник с бесчеловечной жестокостью за несколько минут расправился со всем отрядом: мостовая стала мокрой от крови, тела несчастных валялись на земле, оторванные руки и ноги летели во все стороны, как от молотилки.Из своего убежища Анборн наблюдал, как тень движется мимо, увидел, что великан поднял брошенный фургон мельника и швырнул его вместе с тяжеленными бочками в окно какой-то лавки. Но в отличие от всех остальных горожан, которые либо с ужасом наблюдали за чудовищем, либо со всех ног разбегались прочь, словно осенние листья, подгоняемые холодным ветром, он узнал цвет плоти великана. И герой тысяч сражений, генерал армии Гвиллиама во время Намерьенской войны, лорд-маршал Намерьенского Союза, один из членов воинского братства Кузенов поначалу выглядел совершенно ошеломленным, а потом забормотал себе под нос молитвы.Анборн понял, что тело великана высечено из Живого Камня.Он решил, что увидел вполне достаточно. Дождавшись, когда великан пробил брешь в воротах Джерна-Тал, он воспользовался царящей на улицах города паникой, выбрался из своего убежища, поймал лошадь, лишившуюся всадника, и поскакал в Хагфорт. * * * Талквист тоже слышал пронзительные крики.Изысканный обед был в самом разгаре, когда шум начал пробиваться в зал через окна балкона. Сначала издалека доносились невнятные крики, но потом вопли стали такими пронзительными, что у него разом пропал аппетит.Рассерженный Талквист встал, швырнул на пол льняную салфетку, быстро подошел к балкону и, распахнув двери, вышел на холодный воздух.С балкона было хорошо видно, что вся столица охвачена безумием.Взору будущего императора предстала самая кошмарная картина в его жизни. По центральной улице двигалась тень — судя по всему, она была огромной, если Талквист правильно разглядел ее с такого расстояния. Вокруг метались маленькие человеческие фигурки, похожие на тараканов. Лишь немногим из них удавалось спастись — остальных ожидала страшная участь. Талквист обмочился прямо на пол балкона.Он прекрасно понял, кто вернулся.Талквист не стал понапрасну терять время и громкими криками вызвал капитана стражи. Вскоре колонна конных солдат помчалась по улице навстречу великану, не обращая внимания на бегущих горожан. Регенту оставалось лишь в ужасе наблюдать, как огромная статуя, теперь куда больше похожая на человека, чем на оживший камень, с жестокой эффективностью уничтожает людей и животных, вставших на ее пути. И тогда Талквист обратился в бегство.Ибо он сообразил, куда направляется статуя.Он помчался вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек, проклиная свои роскошные бархатные одежды, которые могли стоить ему жизни. Он успел добраться лишь до входа в самую высокую башню, когда услышал, как с грохотом обрушились массивные ворота дворца, а вопли людей превратились в предсмертный вой, от которого содрогнулись стены Джерна-Тал.Бежать было некуда.На посеревшем лбу Талквиста выступил холодный пот, тяжелая поступь приближалась. Шум сопротивления стих: после безжалостного уничтожения солдат, пытавшихся атаковать великана, слуги разбежались или попрятались. Теперь регент слышал лишь неумолимые шаги каменного великана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54