водолей ру сантехника
Я прожила с ними много лет. Моя душа несколько увяла. Когда в доме появилась Ниси-сум, я поняла, как изменилось мое искусство. Глупо посвящать свою жизнь какой-то одной цели, но если такой выбор сделан, будет ужасным безумием ограничивать себя только привычками. — Она указала кистью в сторону водопада. — Посмотрите на исчезающую радугу. Разве это не прекрасно? Как будто ее и не было вовсе. Я приехала в Сэй с надеждой найти способ снова открыть сердце и душу миру, вернуть мое искусство. Не знаю, возможно ли это. Мне ведь не столько лет, сколько Нисиме. Но если способ есть, я должна найти его.
Они снова замолчали, наблюдая, как последние лучи озаряют склоны, прислушиваясь к шуму падающей воды. Госпожа Окара встала.
— Прошу вас, брат, не нарушайте свои планы. Я быстро замерзаю и поэтому должна идти домой. Но, прошу вас, я могу идти без сопровождения.
Несмотря на сказанное, Суйюн проводил даму по каменистой тропке, а дольше она пошла одна. Вскоре фигура художницы исчезла из виду.
Суйюн вернулся к водопаду и сел на камень, на котором сидела госпожа Окара. Уже почти совсем стемнело, и появились первые звезды. В памяти все время возникали слова, сказанные художницей, неожиданное прикосновение госпожи Кицуры и снова слова госпожи Окары, будто на другом языке. Он думал о госпоже Нисиме, о том, как мечтал о ней в пустыне, представлял себя в ее объятиях, как Просветленный владыка в объятиях своей суженой. В Гензи Горг есть скульптура, изображающая этот эпизод.
Все эти воспоминания будили в душе монаха разные чувства. Снова вспомнились слова госпожи Окары. Глупо посвящать всю жизнь одной-единственной цели, но если такой выбор сделан, то ограничивать свою жизнь привычками — ужасное безрассудство.
Теперь водопад скрылся в темноте, но шум воды напоминал о том, что госпожа Окара открыла ему свою душу, свою готовность восхищаться красотой.
«Она исследует природу иллюзии, — говорил себе Суйюн, — вот ее цель. А моя цель — отрицание иллюзии, но какова природа того, что я отрицаю? Госпожа Окара открывает душу навстречу миру, а я закрываю. Кто может знать об этом больше? Ботахара признает не отрицание, но познание, как сказала госпожа Окара, познание внутреннего и доступного созерцанию».
Все эти мысли и голоса смутили его ум. Монах сделал несколько дыхательных упражнений и стал нараспев читать молитву, затем погрузился в созерцание, стараясь изгнать голоса и сосредоточиться на словах своих учителей.
Это была привычка, выработанная жизнью.
7
Накануне утром в канале утонул слуга. Его не могли найти целый день. Маленький сампан, который он одолжил у кого-то, был найден среди обломков в водовороте у моста, которым редко пользовались. Никто не знал, как случилось несчастье, но было известно, что парень не умел плавать.
Генерал Яку Катта был удивлен эффектом, который произвела на него смерть слуги. Юноша по имени Инага не занимал какой-то должности в доме хозяина, он просто был хорошим слугой. И все-таки смерть витала повсюду в доме.
Яку сидел в одиночестве в своей каюте и размышлял о том, почему он так отреагировал на смерть слуги. Река плавно катила воды, напоминая обо всех стихах, где течение воды сравнивалось с течением жизни. Крики рыбаков нарушали покой и казались оскорблением траура. Конечно, официально генерал не был в трауре — по слугам траур не носят, — но в душе Яку Катта горевал, и это его расстраивало. Ведь он солдат, а значит, должен быть привычен к смерти.
Инага был юн, что отчасти объясняло такую реакцию Яку, но это было нечто большее, чем просто отклик на гибель ребенка. Инага обладал качествами, которые Яку высоко ценил.
Пытаясь избавиться от мрачного настроения, генерал окунул кисточку в тушь и коснулся бумаги, собираясь писать отчет, но слова не шли на ум. Все мысли улетучились, как только кончик кисточки коснулся рисовой бумаги. Теперь лист испорчен. Яку отложил кисточку и решил оставить попытки начать работу.
Хотя генерал и убеждал себя в том, что предаваться меланхолии некогда, повернуть мысли в другое русло не удавалось. Инага нечасто попадался хозяину на глаза, поэтому о свойствах его характера Яку знал немного. Найти другого такого преданного человека нелегко, а в верности Инаги не было сомнений с самого первого дня его появления в доме. Еще одна черта, нравившаяся Яку, — Инага ничего не скрывал. Он не умел хитрить и скрытничать.
Ката медленно поднес испорченный лист бумаги к огню и поджег его. Подождал до тех пор, пока не мог уже держать горящую бумагу, и бросил ее в тушечницу.
Нет, не смерть этого мальчика так повлияла на него, думал Яку. Генерала всегда будоражили интриги при императорском дворе, поединки и дуэли — вот настоящая проверка характера, а неудача здесь значила больше, чем в игре го. Проигрыш мог означать потерю всего. Гибель слуги повлияла каким-то образом и на страсть генерала к игре. Смерть эта была абсолютно бессмысленной, во имя ничего.
Вдруг и игра в придворные интриги показалась бессмысленной, как… Яку не мог подобрать сравнение. Но именно эта игра привела его сюда, в Сэй, где Император замышлял заговор против Дома Сёнто.
Интересно, Император намеревался просто преподать урок или свалить и Яку вместе с Сёнто? Снова и снова задавал себе Яку этот вопрос. Конечно, Сын Неба знал, что Сёнто не примет Яку в качестве союзника, а Яку не желал вступать в союз с кем-то, кто вот-вот потерпит фиаско, и не только в смысле немилости Императора.
В тушечнице вспыхнул последний язычок пламени, и бумага догорела, оставив немного пепла. Отчет не имеет значения сейчас, думал Яку. Просто нагромождение слов в угоду бюрократии.
Через несколько часов он встретится с господином Сёнто. Рассчитывать на искренность или верность здесь не приходится. Яку сложил ладони, словно для медитации. Вокруг было столько лжи, что Яку уже совсем не знал, кому верить.
Много часов провел он, размышляя над всей неправдой, услышанной за последнее время. Генерал пытался уверить себя, что знает, как выбраться из этого потока, и господин Сёнто не сможет заставить его оступиться. Яку вспомнил о госпоже Нисиме, от которой не получил ни строчки с момента прибытия в Ройома. Она тоже следовала тропою лжи, хотя он чувствовал, что Нисима оказалась на этом пути случайно, а не по сознательному выбору.
Яку не мог припомнить ни одного человека, на которого можно было бы полностью положиться, с кем можно было бы быть искренним. Он вспомнил о Тадамото, и гнев сменился глубокой печалью. За стеной один рыбак громко сказал что-то другому, затем оба рассмеялись. Яку медленно встал с подушек и стал медленно ходить по каюте. Шесть шагов. Туда-сюда. Из-за ширмы донесся легкий стук. Яку разрешил войти.
— У вас аудиенция с господином Сёнто, генерал, — шепотом произнес слуга.
Яку кивнул. Не стоит заставлять ждать такую важную особу, как правитель. Все акты фарса должны быть сыграны. Аудиенция с человеком, который скоро станет призраком, казалась исключительно подходящей для подобной пьесы. Яку не сомневался в том, что Сёнто скоро станет призраком. Не будет пощады ни самому господину, ни его соратникам, ни сыну.
Вот и режиссер Сёнто прибыл, чтобы принять участие в судьбе правителя. Воин покачал головой. Да, это достойный ход. Яку и не думал, что Император сумеет так чисто сыграть. Интересно знать, считает ли Император, что Яку будет лестно оказаться в такой высокородной компании? Аудиенция с трупом. Надо одеться соответственно случаю.
Он выбрал легкие латы очень тонкой работы: в черной шнуровке на плече был ястреб Шока, а на пурпурной кайме рубашки — крошечные фигурки ястребов из серебра. Яку справедливо полагал, что это лучшее снаряжение среди воинов его поколения. Несомненно, у Сёнто имеется свой арсенал, но и Яку — человек не без средств, что подразумевалось наличием таких доспехов. Сёнто наверняка отметит работу настоящего мастера-оружейника.
Командующему императорской гвардией потребовалось на сборы больше времени, чем обычно. Он будто собирался на дуэль. Противник вроде Сёнто заслуживает особого внимания. Вероятно, эта мысль и заставила Яку выбрать из нескольких мечей Мицусито. Он с благоговением открыл ящик из черного дерева и внимательно осмотрел клинок, прежде чем заткнуть меч за пояс. Меч был старинный, настоящее произведение искусства. Одно имя мастера, изготовившего эту чудесную вещь, приводило противника в трепет. Однако Яку был слишком прагматичным, чтобы полагаться только на репутацию мастера. Меч для него — прекрасное оружие, а не украшение.
Яку не покидало ощущение того, что он отправляется на дуэль. Садясь в сампан, он даже оглянулся, будто ища взглядом секундантов. Странное ощущение нереальности. «Плыть на поверхности иллюзий» — так называли это состояние его учителя. Гребцы тем временем оттолкнулись от корабля и начали ритмично грести. Гензи Горг, думал Яку. Сёнто нашел выход в Гензи Горг. Подкуп — вот единственная возможность. Яку почувствовал, что иллюзии вновь захватывают разум, и усилием воли заставил себя вернуться в реальность. То, что у Сёнто были свои люди в армии Хадзивары, свидетельствовало о длительной подготовке. Хотелось бы знать, как давно Сёнто знает, что его собирались отправить в Сэй?
Что знает Сёнто? В чью игру здесь играют? А может, предстоит аудиенция не с призраком, а как раз призрак идет на аудиенцию? Даже если Сёнто не знал о сложившейся ситуации, он наверняка знал о роли Яку в провинции Ица. Сёнто не станет действовать открыто. Все-таки правитель — мастер игры го. Нет-нет. У этой встречи не должно быть иной цели, кроме как удостовериться в том, что Сёнто точно знает, кто стоит за покушением в Гензи Горг. Он должен это знать.
Генерал Яку осознавал всю иронию плана Императора. Без сомнения, Сын Неба угадал планы Яку относительно госпожи Нисимы. По правде говоря, здесь и не требовался дар предвидения. Тадамото позаботился об этом. Чего же боится Император? Того, что Яку Катта присоединится к Сёнто? Но правитель никогда не объединится с человеком, устроившим ему западню.
Сейчас впервые за много лет у Яку не было выбора. Он ступил на очень узкую тропу, причем она сужалась с каждым шагом. Итак, он играет в каждом акте этого фарса. Какой в нем смысл? Чья это игра? Генерал навел порядок на канале, прогнал разбойников. Образцовая работа. Яку улыбнулся своим мыслям. И все-таки он лучший воин Ва.
— Либо он в опале, либо его послали на север наблюдать за вашим свержением, господин Сёнто. Если он в немилости, наши попытки убедить Императора в наличии угрозы не приведут к успеху. Если генерал Катта послан, чтобы убедиться в правильности наших действий и в том, что мой правитель напуган, тогда есть маленький шанс заставить его увидеть опасность. Незначительный шанс, — договорил генерал Ходзё и поклонился.
Сёнто кивнул. Он задумался над тем, что сказал Ходзё. Не то чтобы он не говорил этого прежде, но Сёнто считал, что идеи, даже плохие идеи, каким-то мистическим образом порождают новые идеи, которые могут оказаться истинными или мудрыми. У его последнего духовного наставника была поговорка: ищи истину внутри лжи. Вот он и искал. Нет, Сёнто не думал, что Ходзё лжет, он просто использовал принцип.
Они собрались в обычном зале: генерал Ходзё, господин Комавара, управляющий Сёнто — Каму, господин Танаки и брат Суйюн.
Настенная роспись на минуту привлекла внимание Сёнто — на одной стене изображена сцена баталии с варварами, в которой его предок сыграл важную роль, а на другой стене — сливовые деревья в цвету, где Гендзё, великий поэт Сэй, читал стихи перед собравшейся публикой. Сёнто повернулся спиной к своим советникам.
— Продолжим, — наконец сказал правитель. — Возможно, генерал Яку расскажет нам больше, чем мы предполагаем. Тогда мы сможем предпринять что-либо. Господин Комавара, вы готовы исполнить свою роль?
Комавара кивнул, поклонился. Волосы у него еще не отросли со времени похода в пустыню под видом странствующего монаха-ботаиста. Кроме того, он носил неимоверный головной убор, пытаясь прикрыть повязку: Комавара получил ранение в голову.
— Генерал у ворот, — доложил управляющий, и все присутствующие застыли в ожидании.
Яку прибыл в сопровождении двух стражников в черной форме. Они остались у входа со стражниками Сёнто. Генерал встал коленями на подушку, заранее подготовленную для него, и низко поклонился.
Сёнто кивнул и улыбнулся:
— Как поживает куст чаку, генерал Яку?
Яку кивнул и ответил:
— Уверен, что мой садовник ухаживает за этим растением лучше, чем за собственными детьми. Чаку прекрасно растет и, несомненно, является центром композиции в моем саду. Я в долгу перед правителем за такой великолепный подарок.
— Между друзьями не бывает долгов, так сказал Хаката, и я полагаю, это истинно так. Для меня честь представить вас моим гостям.
Знакомство состоялось. Сёнто внимательно наблюдал за реакцией генерала. Даже когда ему представляли Суйюна, ни один мускул не дрогнул на лице воина. «Прекрасная игра, — думал Сёнто, — даже изящная для человека, сразившегося со мной на ринге».
— Могу я предложить вам прохладительные напитки, Катта-сум?
Прежде чем генерал успел ответить, створчатые двери справа от Сёнто распахнулись, и послышался шорох шелковых платьев и женские голоса. Все взоры устремились на Кицуру и Нисиму. Их сопровождали компаньонки и слуги, несущие инструменты. Дамы поклонились Сёнто и всем гостям.
— Приношу извинения, дядя, — сказала Нисима, покраснев. — Мы не хотели прерывать вас. Кицура обещала устроить концерт… Пожалуйста, простите нас.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Ниси-сум, прошу, останьтесь. — Сёнто улыбнулся, желая ободрить девушку. Конечно, он не хотел обидеть племянницу и ее кузину, отослав их прочь. — Уверен, гости будут рады послушать музыку, особенно в вашем исполнении. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
Сёнто сделал знак слугам. Дамы поклонились. Рядом с правительским возвышением им положили подушки. Девушки были одеты менее официально, чем требовал случай, ведь присутствовали гости, однако наряды их были из роскошных тканей и прекрасно гармонировали с нижними рубашками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Они снова замолчали, наблюдая, как последние лучи озаряют склоны, прислушиваясь к шуму падающей воды. Госпожа Окара встала.
— Прошу вас, брат, не нарушайте свои планы. Я быстро замерзаю и поэтому должна идти домой. Но, прошу вас, я могу идти без сопровождения.
Несмотря на сказанное, Суйюн проводил даму по каменистой тропке, а дольше она пошла одна. Вскоре фигура художницы исчезла из виду.
Суйюн вернулся к водопаду и сел на камень, на котором сидела госпожа Окара. Уже почти совсем стемнело, и появились первые звезды. В памяти все время возникали слова, сказанные художницей, неожиданное прикосновение госпожи Кицуры и снова слова госпожи Окары, будто на другом языке. Он думал о госпоже Нисиме, о том, как мечтал о ней в пустыне, представлял себя в ее объятиях, как Просветленный владыка в объятиях своей суженой. В Гензи Горг есть скульптура, изображающая этот эпизод.
Все эти воспоминания будили в душе монаха разные чувства. Снова вспомнились слова госпожи Окары. Глупо посвящать всю жизнь одной-единственной цели, но если такой выбор сделан, то ограничивать свою жизнь привычками — ужасное безрассудство.
Теперь водопад скрылся в темноте, но шум воды напоминал о том, что госпожа Окара открыла ему свою душу, свою готовность восхищаться красотой.
«Она исследует природу иллюзии, — говорил себе Суйюн, — вот ее цель. А моя цель — отрицание иллюзии, но какова природа того, что я отрицаю? Госпожа Окара открывает душу навстречу миру, а я закрываю. Кто может знать об этом больше? Ботахара признает не отрицание, но познание, как сказала госпожа Окара, познание внутреннего и доступного созерцанию».
Все эти мысли и голоса смутили его ум. Монах сделал несколько дыхательных упражнений и стал нараспев читать молитву, затем погрузился в созерцание, стараясь изгнать голоса и сосредоточиться на словах своих учителей.
Это была привычка, выработанная жизнью.
7
Накануне утром в канале утонул слуга. Его не могли найти целый день. Маленький сампан, который он одолжил у кого-то, был найден среди обломков в водовороте у моста, которым редко пользовались. Никто не знал, как случилось несчастье, но было известно, что парень не умел плавать.
Генерал Яку Катта был удивлен эффектом, который произвела на него смерть слуги. Юноша по имени Инага не занимал какой-то должности в доме хозяина, он просто был хорошим слугой. И все-таки смерть витала повсюду в доме.
Яку сидел в одиночестве в своей каюте и размышлял о том, почему он так отреагировал на смерть слуги. Река плавно катила воды, напоминая обо всех стихах, где течение воды сравнивалось с течением жизни. Крики рыбаков нарушали покой и казались оскорблением траура. Конечно, официально генерал не был в трауре — по слугам траур не носят, — но в душе Яку Катта горевал, и это его расстраивало. Ведь он солдат, а значит, должен быть привычен к смерти.
Инага был юн, что отчасти объясняло такую реакцию Яку, но это было нечто большее, чем просто отклик на гибель ребенка. Инага обладал качествами, которые Яку высоко ценил.
Пытаясь избавиться от мрачного настроения, генерал окунул кисточку в тушь и коснулся бумаги, собираясь писать отчет, но слова не шли на ум. Все мысли улетучились, как только кончик кисточки коснулся рисовой бумаги. Теперь лист испорчен. Яку отложил кисточку и решил оставить попытки начать работу.
Хотя генерал и убеждал себя в том, что предаваться меланхолии некогда, повернуть мысли в другое русло не удавалось. Инага нечасто попадался хозяину на глаза, поэтому о свойствах его характера Яку знал немного. Найти другого такого преданного человека нелегко, а в верности Инаги не было сомнений с самого первого дня его появления в доме. Еще одна черта, нравившаяся Яку, — Инага ничего не скрывал. Он не умел хитрить и скрытничать.
Ката медленно поднес испорченный лист бумаги к огню и поджег его. Подождал до тех пор, пока не мог уже держать горящую бумагу, и бросил ее в тушечницу.
Нет, не смерть этого мальчика так повлияла на него, думал Яку. Генерала всегда будоражили интриги при императорском дворе, поединки и дуэли — вот настоящая проверка характера, а неудача здесь значила больше, чем в игре го. Проигрыш мог означать потерю всего. Гибель слуги повлияла каким-то образом и на страсть генерала к игре. Смерть эта была абсолютно бессмысленной, во имя ничего.
Вдруг и игра в придворные интриги показалась бессмысленной, как… Яку не мог подобрать сравнение. Но именно эта игра привела его сюда, в Сэй, где Император замышлял заговор против Дома Сёнто.
Интересно, Император намеревался просто преподать урок или свалить и Яку вместе с Сёнто? Снова и снова задавал себе Яку этот вопрос. Конечно, Сын Неба знал, что Сёнто не примет Яку в качестве союзника, а Яку не желал вступать в союз с кем-то, кто вот-вот потерпит фиаско, и не только в смысле немилости Императора.
В тушечнице вспыхнул последний язычок пламени, и бумага догорела, оставив немного пепла. Отчет не имеет значения сейчас, думал Яку. Просто нагромождение слов в угоду бюрократии.
Через несколько часов он встретится с господином Сёнто. Рассчитывать на искренность или верность здесь не приходится. Яку сложил ладони, словно для медитации. Вокруг было столько лжи, что Яку уже совсем не знал, кому верить.
Много часов провел он, размышляя над всей неправдой, услышанной за последнее время. Генерал пытался уверить себя, что знает, как выбраться из этого потока, и господин Сёнто не сможет заставить его оступиться. Яку вспомнил о госпоже Нисиме, от которой не получил ни строчки с момента прибытия в Ройома. Она тоже следовала тропою лжи, хотя он чувствовал, что Нисима оказалась на этом пути случайно, а не по сознательному выбору.
Яку не мог припомнить ни одного человека, на которого можно было бы полностью положиться, с кем можно было бы быть искренним. Он вспомнил о Тадамото, и гнев сменился глубокой печалью. За стеной один рыбак громко сказал что-то другому, затем оба рассмеялись. Яку медленно встал с подушек и стал медленно ходить по каюте. Шесть шагов. Туда-сюда. Из-за ширмы донесся легкий стук. Яку разрешил войти.
— У вас аудиенция с господином Сёнто, генерал, — шепотом произнес слуга.
Яку кивнул. Не стоит заставлять ждать такую важную особу, как правитель. Все акты фарса должны быть сыграны. Аудиенция с человеком, который скоро станет призраком, казалась исключительно подходящей для подобной пьесы. Яку не сомневался в том, что Сёнто скоро станет призраком. Не будет пощады ни самому господину, ни его соратникам, ни сыну.
Вот и режиссер Сёнто прибыл, чтобы принять участие в судьбе правителя. Воин покачал головой. Да, это достойный ход. Яку и не думал, что Император сумеет так чисто сыграть. Интересно знать, считает ли Император, что Яку будет лестно оказаться в такой высокородной компании? Аудиенция с трупом. Надо одеться соответственно случаю.
Он выбрал легкие латы очень тонкой работы: в черной шнуровке на плече был ястреб Шока, а на пурпурной кайме рубашки — крошечные фигурки ястребов из серебра. Яку справедливо полагал, что это лучшее снаряжение среди воинов его поколения. Несомненно, у Сёнто имеется свой арсенал, но и Яку — человек не без средств, что подразумевалось наличием таких доспехов. Сёнто наверняка отметит работу настоящего мастера-оружейника.
Командующему императорской гвардией потребовалось на сборы больше времени, чем обычно. Он будто собирался на дуэль. Противник вроде Сёнто заслуживает особого внимания. Вероятно, эта мысль и заставила Яку выбрать из нескольких мечей Мицусито. Он с благоговением открыл ящик из черного дерева и внимательно осмотрел клинок, прежде чем заткнуть меч за пояс. Меч был старинный, настоящее произведение искусства. Одно имя мастера, изготовившего эту чудесную вещь, приводило противника в трепет. Однако Яку был слишком прагматичным, чтобы полагаться только на репутацию мастера. Меч для него — прекрасное оружие, а не украшение.
Яку не покидало ощущение того, что он отправляется на дуэль. Садясь в сампан, он даже оглянулся, будто ища взглядом секундантов. Странное ощущение нереальности. «Плыть на поверхности иллюзий» — так называли это состояние его учителя. Гребцы тем временем оттолкнулись от корабля и начали ритмично грести. Гензи Горг, думал Яку. Сёнто нашел выход в Гензи Горг. Подкуп — вот единственная возможность. Яку почувствовал, что иллюзии вновь захватывают разум, и усилием воли заставил себя вернуться в реальность. То, что у Сёнто были свои люди в армии Хадзивары, свидетельствовало о длительной подготовке. Хотелось бы знать, как давно Сёнто знает, что его собирались отправить в Сэй?
Что знает Сёнто? В чью игру здесь играют? А может, предстоит аудиенция не с призраком, а как раз призрак идет на аудиенцию? Даже если Сёнто не знал о сложившейся ситуации, он наверняка знал о роли Яку в провинции Ица. Сёнто не станет действовать открыто. Все-таки правитель — мастер игры го. Нет-нет. У этой встречи не должно быть иной цели, кроме как удостовериться в том, что Сёнто точно знает, кто стоит за покушением в Гензи Горг. Он должен это знать.
Генерал Яку осознавал всю иронию плана Императора. Без сомнения, Сын Неба угадал планы Яку относительно госпожи Нисимы. По правде говоря, здесь и не требовался дар предвидения. Тадамото позаботился об этом. Чего же боится Император? Того, что Яку Катта присоединится к Сёнто? Но правитель никогда не объединится с человеком, устроившим ему западню.
Сейчас впервые за много лет у Яку не было выбора. Он ступил на очень узкую тропу, причем она сужалась с каждым шагом. Итак, он играет в каждом акте этого фарса. Какой в нем смысл? Чья это игра? Генерал навел порядок на канале, прогнал разбойников. Образцовая работа. Яку улыбнулся своим мыслям. И все-таки он лучший воин Ва.
— Либо он в опале, либо его послали на север наблюдать за вашим свержением, господин Сёнто. Если он в немилости, наши попытки убедить Императора в наличии угрозы не приведут к успеху. Если генерал Катта послан, чтобы убедиться в правильности наших действий и в том, что мой правитель напуган, тогда есть маленький шанс заставить его увидеть опасность. Незначительный шанс, — договорил генерал Ходзё и поклонился.
Сёнто кивнул. Он задумался над тем, что сказал Ходзё. Не то чтобы он не говорил этого прежде, но Сёнто считал, что идеи, даже плохие идеи, каким-то мистическим образом порождают новые идеи, которые могут оказаться истинными или мудрыми. У его последнего духовного наставника была поговорка: ищи истину внутри лжи. Вот он и искал. Нет, Сёнто не думал, что Ходзё лжет, он просто использовал принцип.
Они собрались в обычном зале: генерал Ходзё, господин Комавара, управляющий Сёнто — Каму, господин Танаки и брат Суйюн.
Настенная роспись на минуту привлекла внимание Сёнто — на одной стене изображена сцена баталии с варварами, в которой его предок сыграл важную роль, а на другой стене — сливовые деревья в цвету, где Гендзё, великий поэт Сэй, читал стихи перед собравшейся публикой. Сёнто повернулся спиной к своим советникам.
— Продолжим, — наконец сказал правитель. — Возможно, генерал Яку расскажет нам больше, чем мы предполагаем. Тогда мы сможем предпринять что-либо. Господин Комавара, вы готовы исполнить свою роль?
Комавара кивнул, поклонился. Волосы у него еще не отросли со времени похода в пустыню под видом странствующего монаха-ботаиста. Кроме того, он носил неимоверный головной убор, пытаясь прикрыть повязку: Комавара получил ранение в голову.
— Генерал у ворот, — доложил управляющий, и все присутствующие застыли в ожидании.
Яку прибыл в сопровождении двух стражников в черной форме. Они остались у входа со стражниками Сёнто. Генерал встал коленями на подушку, заранее подготовленную для него, и низко поклонился.
Сёнто кивнул и улыбнулся:
— Как поживает куст чаку, генерал Яку?
Яку кивнул и ответил:
— Уверен, что мой садовник ухаживает за этим растением лучше, чем за собственными детьми. Чаку прекрасно растет и, несомненно, является центром композиции в моем саду. Я в долгу перед правителем за такой великолепный подарок.
— Между друзьями не бывает долгов, так сказал Хаката, и я полагаю, это истинно так. Для меня честь представить вас моим гостям.
Знакомство состоялось. Сёнто внимательно наблюдал за реакцией генерала. Даже когда ему представляли Суйюна, ни один мускул не дрогнул на лице воина. «Прекрасная игра, — думал Сёнто, — даже изящная для человека, сразившегося со мной на ринге».
— Могу я предложить вам прохладительные напитки, Катта-сум?
Прежде чем генерал успел ответить, створчатые двери справа от Сёнто распахнулись, и послышался шорох шелковых платьев и женские голоса. Все взоры устремились на Кицуру и Нисиму. Их сопровождали компаньонки и слуги, несущие инструменты. Дамы поклонились Сёнто и всем гостям.
— Приношу извинения, дядя, — сказала Нисима, покраснев. — Мы не хотели прерывать вас. Кицура обещала устроить концерт… Пожалуйста, простите нас.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Ниси-сум, прошу, останьтесь. — Сёнто улыбнулся, желая ободрить девушку. Конечно, он не хотел обидеть племянницу и ее кузину, отослав их прочь. — Уверен, гости будут рады послушать музыку, особенно в вашем исполнении. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
Сёнто сделал знак слугам. Дамы поклонились. Рядом с правительским возвышением им положили подушки. Девушки были одеты менее официально, чем требовал случай, ведь присутствовали гости, однако наряды их были из роскошных тканей и прекрасно гармонировали с нижними рубашками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68