Профессия манекенщицы давала одно преимущество – умение в любых обстоятельствах сохранять невозмутимость.
– Прежде всего я разожгу огонь в камине, если ты не возражаешь. Здесь можно околеть. Потом налью себе бренди. После этого отвечу на твой вопрос. Если у тебя хватит терпения подождать.
Она снова села и мрачно уставилась на стены, имитировавшие черепаший панцирь. Я не торопилась. Работая у мадам Терезы, я научилась скрывать растерянность и волнение.
– Я поняла, что в прошлую среду, когда ты вернулась домой с таким самодовольным видом, ты была с Томом, – сказала я, согреваясь. – Я не поверила в то, что ты занималась с подругой. Поэтому я отправилась к Тому. Зная резко негативное отношение твоего отца к этому человеку, решила уничтожить вашу связь в зародыше, пока не возникли серьезные неприятности.
– Подлая тварь.
– Том охотно признался, что в прошлую среду, как я и подозревала, вы переспали. На самом деле этот жалкий негодяй был вполне доволен собой. Теперь я подхожу к главному. Я знала, что Том не насиловал тебя. Ему не было нужды это делать. Я лишь представила дело так, будто ты сказала мне об этом. Я хотела отпугнуть его, чтобы он в дальнейшем не приближался к тебе. Судя по твоему печальному лицу, мой план, похоже, сработал. Полагаю, он не хочет больше тебя видеть.
– Да, не хочет. Благодаря тебе.
– Я нахожу это весьма интересным. Это лишь подтверждает, что твой отец был прав с самого начала. Если бы Том хоть на йоту любил тебя, он бы не позволил так легко запугать его. Он бы дал мне отпор. Но ты ничего для него не значишь, он просто переспал с тобой, и все. Поэтому я не жалею о том, что отправилась к нему с этим вымыслом об изнасиловании. Твой отец отправлял тебя в лучшие учебные заведения не для того, чтобы ты тратила свою жизнь на какого-то никчемного лабуха.
Разъяренная моими словами Джинна покрылась алыми пятнами. В гневе она выглядела ужасно.
– Ты – самая отвратительная лицемерка, какую я когда-либо встречала, Алексис. Кого ты рассчитываешь обмануть твоим благородным объяснением? Уверяю тебя, со мной этот номер не пройдет. Я не так глупа, чтобы поверить твоей жалкой, неубедительной лжи.
Она встала и направилась ко мне.
– Я скажу тебе, что произошло на самом деле. Ты пришла к Тому не для того, чтобы защитить меня, а чтобы самой соблазнить его. Вчера ты ничего не заказывала в "Алджернон Эспри". Я позвонила туда и проверила твою нелепую сказку насчет розы и вербы с сережками. Там нет такой записи. Я знала, что ты изменяешь моему отцу, но до настоящего момента не догадывалась, с кем именно. Сегодня ты тоже была у него. Я услышала твой возглас, когда позвонила ему. Если тебе позарез нужен этот паршивый зонтик, почему бы тебе не позвонить на Фулхэм? Я готова поспорить на мой последний фунт, что он именно там!
К моему изумлению, она замахнулась и ударила меня по лицу в тот самый момент, когда открылась дверь, и в комнату после тяжких дневных трудов вошел Иэн.
– Господи, – сказал он, переведя взгляд с Джинны на меня. – Что здесь происходит, черт возьми?
Если бы я преднамеренно подстроила эту сцену, то не смогла бы выбрать время удачнее.
37
Увидев, как дочь ударила его жену, Иэн Николсон отнюдь не обрадовался – особенно после проведенного в Сити насыщенного, плодотворного дня. Иногда самые коварные происки партнеров оборачиваются для компании финансовыми выгодами. К удивлению Иэна, именно это произошло днем.
Крупная сеть супермаркетов, прежде пользовавшаяся услугами другого коммерческого банка, вследствие антисемитизма решила перейти к Николсону. Другой банк принадлежал евреям, и новый владелец магазинов, арабский консорциум, объявил, что возражает против использования еврейских денег. Ради умиротворения арабов руководству сети, собиравшемуся выбросить на фондовый рынок пакет акций, пришлось отказаться от сотрудничества с евреями.
Хотя Иэн осуждал антисемитизм, как один из видов расизма, он давно научился игнорировать свои личные убеждения, когда речь шла о бизнесе. В результате этого его компания получила возможность заработать немало денег.
Ему и его партнерам ещё оставалось решить, назначат ли они фиксированную плату за осуществление сделки или попросят процент от вырученной суммы. Сам он склонялся в пользу последнего варианта, полагая, что таким образом им удастся получить более значительную прибыль, но следовало убедить в этом других директоров банка, обладавших консервативными взглядами.
Завтрашний день обещал стать напряженным, и поэтому Иэн рассчитывал на спокойный домашний вечер. Мягкие тапочки и курительная трубка – вот в чем он нуждался. Вместо этого он столкнулся с истерически настроенной дочерью и возмущенной женой, окаменевших при его появлении.
На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Женщины стояли возле камина, их столь непохожие профили выражали безмолвную ярость. Облаченная в черное Алексис поблескивала кольцом с бриллиантом и изумрудом. Джинна, гораздо более миниатюрная и хрупкая, стояла перед мачехой в бежевом брючном костюме из вельвета, плотно обтягивавшем её изящную фигурку (казалось, ещё вчера она ходила в белых гольфах). Их было трудно представить в роли противников.
Иэн вздохнул. Приняв решение отправить Джинну в лондонский университет, он опасался столкновений между женщинами. Они всегда недолюбливали друг друга, но теперь, когда Джинна выросла, напряжение между ними возросло. Он видел это в Сент-Морице и знал, что серьезный взрыв дело времени. Похоже, этот день настал.
– Это личная проблема, – нарушила тишину Алексис.
– Нет, – возразила Джинна.
Иэн налил себе виски из бара.
– В любом случае, Джинна, ты не имеешь права избивать твою мачеху. Я хочу, чтобы ты немедленно извинилась.
– Я её не избиваю. Я ударила её, потому что она это заслужила. Не понимаю, почему ты становишься на её сторону.
– Я не становлюсь ни на чью сторону. Как я могу это делать? Я даже не знаю причину конфликта. Просто я не выношу рукоприкладство и не позволю заниматься им в моем доме. Я жду, Джинна.
– Извини меня, – неубедительно произнесла Джинна.
– Забудем об этом, – отозвалась Алексис. – Ненавижу конфликты.
– Это – самая разумная фраза, которую я услышал, придя сюда, – сказал Иэн.
– А я так не считаю, – пылко заявила Джинна. – Алексис хочет предать это забвению, боясь, что я открою тебе причину нашей ссоры. Верно, Алексис?
– Почему я должна бояться? Мне нечего скрывать. Но я думаю, что тебе следует поберечь отца. У него усталый вид. Стоит ли обременять его нашими проблемами именно сейчас?
– По-моему, стоит! – с вызовом выпалила Джинна. – По-моему, момент для этого идеальный. Чего ждать? Чем раньше папа услышит плохие новости, тем лучше будет для него.
– Плохие новости? – сказал Иэн.
Последовав его примеру, женщины сели. Как здесь уютно, подумал он, согреваясь благодаря пламени камина и виски. Он предпочел бы вернуться домой после конца ссоры. Но поскольку он застал её, то не мог уклониться от своих обязанностей. Его долг перед дочерью – дать ей высказаться. Тем более что в прошлом он уделял ей мало внимания.
Бедная маленькая Джинна. Будучи единственным ребенком и так рано потеряв мать и няню, она страдала от одиночества, несмотря на их богатство.
– Очень хорошо, Джинна. – Он настроился выслушать поток скучных подробностей, не представлявших для него большого интереса. – Говори, если считаешь это необходимым.
Джинна набрала воздуха в легкие.
– Алексис тебе изменяет.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем стоявших на камине часов и периодического потрескивания дров. Капли дождя почти беззвучно барабанили по окну, деревья качались на ветру. Но весь этот шум не доносился сюда. Он был внешним, не имевшим значения. Важным было лишь тиканье часов, потрескивание поленьев, бесстрастное лицо Алексис, повисшие в воздухе слова Джинны, доносящийся с кухни аппетитный запах. Что приготовила на обед миссис Кук? – подумал Иэн. Почему он не может рассердиться на Джинну?
Возможно, потому что в глубине души он знал, что она говорит правду, хотя и не желал признать это. На Алексис он также не мог сердиться. Он пренебрегал ею, плохо обращался с ней. Его удивляло только одно – почему она не изменяла ему прежде? Возможно, изменяла, но искусно заметала следы. После возвращения Джинны домой эта ловкость перестала помогать. Он не мог понять причину своей жалости к обеим женщинам. Единственным человеком, которого он не жалел, был он сам, предполагаемая жертва.
– Ты слышишь меня, папа? – спросила Джинна. – Ты что-нибудь скажешь? Не хочешь спросить меня, кто этот человек?
– Нет.
– Почему? Неужели тебе безразлично то, что из тебя делают дурака? Или ты мне не веришь? Думаешь, что я лгу, сочиняю? Да? Я не лгу!
Иэн предпочел бы оказаться сейчас в офисе, заниматься такими конкретными вопросами, как цены фондового рынка и антисемитские планы арабов. Эти проблемы были значительно менее сложными, чем связанные с коварным миром чувств.
– Я считаю, – тихо произнес он, – что ты забрела в сферу поведения, которая тебя не касается. Верность или неверность Алексис – все это не имеет к тебе никакого отношения. Абсолютно никакого. Тебе следовало осознать это, прежде чем раскрывать рот. Что касается меня, то я буду считать, что этого разговора просто не было.
Джинна сжалась в кресле, словно отец ударил её. Глаза девушки говорили о том, что она чувствует себя преданной. Иэн понял, что сейчас он потерял дочь. Их отношения уже никогда не будут прежними. Он выбрал жену, отвергнув дочь, и навсегда потерял доверие Джинны. Возможно, она возненавидит его, но вряд ли это чувство сохранится надолго. Пожалуй, лишь до того времени, когда она влюбится и выйдет замуж. Тогда она простит его, и они снова будут друзьями.
Он грустно улыбнулся самому себе. Друзьями. Жалкая замена драгоценной любви, соединявшей отца и дочь. В грядущие годы они оба будут вспоминать, что именно в этот момент он порвал связывавшую их нить.
– Значит, все закончено, – сказала Алексис. – Кто голоден?
Никто.
В последующие недели Иэн проявлял к Алексис больше доброты и внимания, чем обычно, хотя сам не знал, почему. Он словно пытался смириться с изменой Алексис, заверить жену, что не осуждает её, сказать ей (без слов), что не видит её вины в случившемся. Иногда он спрашивал себя, кто этот человек, откуда Джинна знает его. Но он никогда не спрашивал дочь.
Это любопытство пробуждалось в нем в самые неожиданные моменты. Присутствуя на важной деловой встрече или диктуя своей секретарше, Иэн мог вдруг увидеть Алексис, занимающуюся любовью с безликим незнакомцем. Эта картина заставляла его терять логическую нить того, что он слышал или, что было ещё хуже, говорил сам.
Самым странным во всей этой истории казалось то, что Алексис, похоже, совсем не испытывала смущения, не чувствовала себя оскорбленной. Возможно, она действительно ни в чем не виновата. Джинна могла ошибиться или солгать. После того тягостного вечера они не возвращались к этому вопросу, и Иэн не расспрашивал Алексис наедине.
Другая женщина заявила бы о своей невиновности, и не подвергаясь допросу – только не Алексис. Как всегда невозмутимая и сдержанная, они не произнесла ни слова в свою защиту. Просто ничего не говорила, поправил себя Иэн. Словно не приняла всерьез обвинений Джинны.
Важно ли для нее, что он думает? Или она, будучи безмерно уверенной в нем, знала, что он не станет обвинять её в неверности? Сколько раз он сам изменял ей? Он даже не помнил этого. Его жена была достаточно умна для того, чтобы не раскрывать рта. Он сам безжалостно говорил ей обо всем. Тогда он был моложе и глупее. Хотел причинить ей боль и, несомненно, добивался в этом успеха, красочно описывая подробности всех своих сексуальных связей.
Он не щадил её. И она тоже не щадила его. Ее молчание ранило гораздо сильнее любых признаний. Она позволяла ему рисовать любые картины например, представлять безликого незнакомца, ласкающего её Бог знает как, шепчущего тайные слова, обещающего немыслимые наслаждения.
Через несколько дней Алексис зашла вечером к нему в комнату. Он читал перед сном. Книга, отчасти посвященная банковскому делу в Великобритании, содержала список крупнейших коммерческих банков, даты их основания, фамилии главных партнеров и размеры капиталов на 1970 год. Он с радостью обнаружил название своей фирмы между банками «Гамброс» и "Сэмюэл Монтаг".
1850… Э.Г. Николсон… И.Ф. Николсон… 225 миллионов фунтов стерлингов.
Спасибо Эдварду Генри Николсону, его прапрадеду, за то, что у него хватило способностей создать процветающую фирму, подумал Иэн, закрывая книгу и переводя взгляд на жену. Она выглядела чудесно в пеньюаре, без следов косметики на лице. Комнату заполнил знакомый аромат "Ле Флер".
– Я хочу, чтобы ты знал, что это неправда. Я имею в виду слова Джинны насчет моей неверности.
С того вечера прошла не одна неделя.
– Я знаю.
– Ты не спросил меня. Я подумала, что ты, возможно, сомневаешься.
Он улыбнулся в ответ на её заботу.
– Не сомневаюсь.
– Чудесно. Ума не приложу, зачем Джинне понадобилось сказать такое.
– Я тоже. Сожалею, что она это сделала. – Он старался говорить успокаивающе. – Я надеялся, что теперь, когда Джинна выросла, вы будете лучше ладить. Хотел, чтобы вы стали друзьями. Полагаю, это произойдет в свое время.
– Я уверена. Спокойной ночи, Иэн.
– Спокойной ночи, дорогая. Спи крепко.
– Ты тоже.
Она поцеловала его в щеку и вышла из комнаты. Он пожалел о её неискреннем заявлении. Оно только подтвердило то, о чем он давно знал: безликий человек существует, Джинна была права.
Не стоит об этом беспокоится, сказал он себе.
Завтра он отправится в его любимый уголок Мэйфера. Там весьма соблазнительная молодая шведка по имени Улла заковывала своих клиентов в кандалы и наручники. Она секла хлыстом для верховой езды с золотым наконечником обнаженные ягодицы Иэна, который беспомощно лежал перед ней, не имея возможности пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61